Путь к Вавилону - Пол Керни

За пределами Дола Раларта мягкими увалами вздымались холмы, а на горизонте, в туманной дымке смыкалась с небом зубчатая цепь суровых гор. Испещренные щебнем холмы, утонувшие в вереске и зарослях грубых нагорных трав: простор для ястребов и канюков — парить над ним в вышине, для волков — рыскать в поисках добычи, для оленей — с опаской с опаской щипать траву. Южные склоны холмов покрывал лес; словно темное тихое море, он венчал каменистые высоты сосной и елью, пихтой и буком. На опушках встречался и дуб, а поляны утопали в буйных зарослях папоротника и куманики. У леса было имя — Лес Скаралл; дом для диких тварей. А еще дальше на юг, за лесом, плоскогорье обрывалось ступенчатыми гранитными утесами, которые языками между ущельями выходили прямо к морю, что непрестанно билось о бастионы тверди в своей бесконечной битве.

Конный отряд появился с севера, ветер дул всадникам в спину, справа от них догорал закат уходящего дня. Десять всадников на крупных конях темной масти были облачены в кожу, проклепанную металлом, и препоясаны синими кушаками. Их мечи тяжело бились о бедра, с седел свисали пустые мешки из-под провизии.

Завидев Рорим Раларта, всадники остановились и привстали на стременах, чтобы получше разглядеть громадную чашу Дола, на дне которой сгущались сумерки. Освещенные окна мерцали, словно самоцветы, издалека доносилось мычание коров, которых сейчас гнали с пастбищ в хлева.

– Снова дома, — с удовлетворением произнес рыжебородый гигант, Ратаган. — Я же говорил, если мы поторопимся, то поспеем еще до заката.

Смуглый худощавый мужчина с резко очерченными чертами лица согласно кивнул.

– Хотя лошадок придется за это отблагодарить. И все-таки, как хорошо, что эту ночь мы проведем, наконец, под крышей.

– И за крепкими стенами, — добавил Ратаган и окинул взглядом цепь холмов. — А то как-то мне надоело отбрыкиваться от голодных волков. Я волчарами сыт по горло, надо немножко передохнуть.

– Стало быть, Мертаха ты теперь станешь обходить за милю? — спросил Смуглый с улыбкой, которая была подобна блеску ножа в тихих сумерках.

Ратаган рассмеялся, голос его гудел в бороде.

– Эти его дворняги! Да они от собственной тени шарахаются. Наверно, мамаша у них — овца, отбившаяся от стада. Но видок у них грозный, надо признать.

– Мертах говорит, что обличье — это все, — заметил Смуглый.

– Да уж, ему виднее… на то он и оборотень, Меняющий Облик. Предвкушаю, сколько он выставит пива за все эти сказания, которые я подсобрал!

– Тебе их и рассказывать, — улыбнулся Смуглый. — Ну, ладно, хватит стоять, кони простудятся. Что-то холодно на ветру, а нам еще нужно проехать одну-две мили до того, как совсем стемнеет.

Они тронули лошадей, и маленькая кавалькада начала спуск по склону увала к огням Дола, все ярче горящим в сгущающейся темноте».

Да. Но иногда темнота наступает так быстро, что приходится останавливаться.

Ривен закрыл книгу, затем — глаза, но вечерние лесистые холмы из другого мира продолжали стоять перед его мысленным взором. Он медленно встал, опираясь на свой костыль, и направился в комнату отдыха, чтобы оставить свое творение там, где оно лежало раньше.

Если Рождество вышло праздником для самых дохлых пациентов Бичфилда, то Новый Год предназначался для тех, кому до могилы — по выражению Дуди — пока еще больше пяти мизинчиков. На праздники многие пациенты разъехались по домам, но немало осталось и в Центре. Персонал тоже собрался, дабы обеспечить больным должный уход.

– Ну что ж, сэр, — объявил Дуди, вернувшийся с выходных накануне Нового Года, — я твердо намерен отметить праздник, как бы там ни возникала старая корова Бисби. Апельсиновый сок, мать моя женщина! Мы с Энн попытаемся раздобыть доброй выпивки для ребят, которые могут себе позволить. Вы бы, сэр, изумились изрядно, узнав, сколько народу здесь воспряло духом при одном только упоминании крепкого пойла.

Новый Год. В Шотландии это всегда — событие. Встречи старых друзей, новые знакомства и все такое.

В тот день сестра Коухен вывезла Ривена в кресле на лужайку. Он слушал вполуха ее щебетанье про Новый Год, про грандиозную вечеринку и про тиранию Бисби, но почти не улавливал смысла слов.

Было прохладно, но дождь все же перестал, и сквозь облака стал просвечивать диск солнца. Река с шумом несла свои полные воды, захлестывая прибрежные камни и отражая бликами солнечный свет.

– Скоро появятся подснежники, — сказала сестра Коухен. Ветер растрепал ее волосы, но она вновь убрала их под шапочку. — А за ними и нарциссы. По всему берегу. Зрелище впечатляющее. — Кресло остановилось. — Но вас, наверно, уже здесь не будет, чтобы все это увидеть, мистер Ривен?

Он пожал плечами.

– Возможно. Я уже вроде как снова весь сросся. У меня нету повода здесь задерживаться. — И мне еще многое нужно сделать. — Он заставил себя улыбнуться. — Скажу точно под Новый год.

– Новый год. Что ж, в этот раз я не давала себе никаких обещаний, так что, при всем желании, я не смогу их не сдержать, как я обычно и делаю. Дуди вот обещает исправиться, хотя я ни разу еще не встречала поросенка с крыльями. Я так думаю, старушка Бисби решится-таки вытащить кочергу, которую она проглотила.

Ривен от души рассмеялся.

– Мистер Ривен?

– Да?

– Знаете, если хотите, можете называть меня просто Энн. Меня так многие называют, из пациентов.

– Спасибо. Значит, Энн.

– Вот и хорошо. — Она подняла глаза к небу. — Кажется, дождь собирается. Лучше я отвезу вас в палату. Нельзя допустить, чтоб пациент промок. — Развернув кресло, она покатила его к корпусам.

Праздничный ужин был не столь грандиозен, как на Рождество, зато гораздо оживленнее. Сегодня персонал и пациенты ужинали вместе, и на ривеновском конце стола, где расположились Дуди с сестрой Коухен — Энн, — царило самое настоящее веселье. На столе перед ними стояли бутылки, вполне невинные с виду, но с достаточно горячительным содержимым. Результатом этого были шум, и гам… и недоуменные взгляды сестрицы Бисби в их сторону.

Какой-то колдун от электроники соорудил устройство, выводящее бой Биг Бена на настенные громкоговорители. Когда праздничный ужин закончился и волшебное мгновение приблизилось, все собравшиеся притихли. Ривен откатил свое кресло от стола и занял позицию у окна, что выходило в сад, теперь скрытый тьмой.

Замечательная новогодняя ночка.

Звезды сияли так ярко, что даже отсюда, из помещения, он разглядел Сириус. Ему так хотелось на улицу — снова побыть одному в тишине, как частенько бывало прежде. Свет в комнате притушили, громкоговорители начали тихонько потрескивать. Раздался голос, вещающий о громадных толпах, наводнивших Трафальгарскую площадь, и о представлении у фонтанов. Дуди отплясывал джигу с какой-то старушкой, которая светилась от радости. Судя по ее виду, старушенция не танцевала уже, наверное, лет тридцать. Сестра Коухен присоединилась к ним на пару с восьмидесятилетним старцем, который в другое время лежал бы себе в теплой постельке и изводил всех своим нытьем.