Тобор Первый (авторская версия) - Владимир Михановский

– Усталостью? – переспросил Коновницын: ему показалось, что он ослышался.

– Именно усталостью, Сергей Сергеевич, – подтвердил Суровцев. – Этим явлением и объясняется вчерашняя вялость нашего воспитанника.

– Вот оно что… – протянул Коновницын. – Выходит, за ночь Тобор просто-напросто…

– Успел отдохнуть, – докончил Суровцев. – В отличие от меня, – добавил он, улыбнувшись.

Петрашевский уточнил:

– Белковая система пришла в норму.

На Суровцева посыпались вопросы.

– Какое время необходимо Тобору для того, чтобы прийти в обычное состояние? – деловито спросил один из инженеров испытательного полигона.

– Я прикинул ночью на калькуляторе, – сказал Иван. – Это был сложный расчет – параметров несколько тысяч, сами понимаете… Мы его в институте еще уточнять будем. Но примерным период полного отдыха для Тобора – шесть часов.

Невзглядов задумчиво сказал:

– Почти как у человека…

– Все это любопытно, – сказал Коновницын. – Но в таком случае у меня к вам вопрос, Аким Ксенсфонтович.

– Слушаю.

– Нужен ли был генеральный прогон, который вы устроили Тобору накануне решающих испытаний?

– Вопрос в яблочко, – опустил голову Петрашевский. – Теперь-то нам ясно, что прогон был ошибкой. Мы перегрузили Тобора. Или, если пользоваться терминологией Ивана Васильевича, переутомили его.

– В результате испытания едва не сорвались, – сказал Коновницын.

– А Тобор чуть-чуть не погиб, – добавил кто-то из членов Государственной комиссии.

Некоторое время все молча смотрели на стремительного Тобора, за которым едва поспевала камера автоматического слежения.

– Нет, прогон не был ошибкой! – прорезал тишину чуть охрипший от волнения голос альпиниста.

– Вот как, – усмехнулся Коновницын. – Вы считаете, молодой человек, что нет худа без добра?

– В данном случае, по-моему, добра больше, чем худа!.. – сказал Невзглядов.

– Любопытно, любопытно, – произнес Коновницын, становясь серьезным.

– Не объясните ли вы нам, Константин Дмитриевич, свою точку зрения? – попросил Петрашевский.

– В результате того, что произошло, мы определили порог выносливости Тобора, – произнес Невзглядов. Он так и сказал – «мы».

– Невзглядов прав, – поддержал приятеля Суровцев. – Хорошо, что вчерашний конфуз с Тобором произошел именно вчера, а не через год.

– И на полигоне Зеленого городка, а не в рабочих условиях, – добавил задумчиво вестибулярник.

Коновницын сказал:

– Дельно, товарищ альпинист.

Когда Невзглядов сел, Аким Ксенофонтович положил ему руку на плечо и веско произнес:

– Будем считать, Константин Дмитриевич, что ваше посвящение в рыцари, то бишь в воспитатели, состоялось!..

Невзглядов хотел что-то сказать, но Петрашевский жестом остановил его:

– И слушать ничего не хочу! Вопрос с вашим оформлением в ИСС будем считать решенным.

Костя улыбнулся:

– В таком случае – подчиняюсь!

Тобор продолжал продвигаться семимильными шагами, намного опережая временной график. Когда он с той же легкостью, без видимых усилий преодолел первое на сегодня препятствие под кодовым названием «Болото», в зале стихийно вспыхнули аплодисменты. Хлопали все, включая Сергея Сергеевича. Последним зааплодировал альпинист – он хлопал усерднее всех, сияя при этом так, словно это именно он, а не Тобор, только что преодолел топкие, коварные хляби с переменным профилем дна, который меняется во времени…

Впрочем, чувство естественной сопричастности к Тобору и к тому, что происходило в этот момент на экране, было в этот момент у каждого, кто присутствовал в сферозале и с радостным волнением следил за продвижением белкового и пустым штрафным табло.

Иван подумал: когда Тобор полетит к дальним звездам, когда он ступит на чужую планету, – разве не ступят на таинственную почву и все они вместе с ним, своим детищем? Разве не вобрал в себя он, Тобор, их бессонные ночи, треволнения каждого нового этапа обучения, бесконечную пытку испытательных полигонов, нудные в своем однообразии учебные поиски?…

Сколько раз любой из них готов был махнуть рукой на все, послать к дьяволу этот неуклюжий конгломерат белковых клеток, именуемый Тобором и выращенный в камерах синтеза Башни Безмолвия?

…Однако следующий, удачный ход Тобора искупал все, и ученые, позабыв о неудачах, шли дальше по долгому, очень долгому пути, который сами для себя (и Тобора!) наметили.

И она пришла – награда за все.

Суровцев вышел в холл.

В новенькой переговорной кабине остро пахло масляной краской, нагретым лаком и почему-то духами.

Иван набрал шифр и долго ждал ответа. Дома долго не отвечали, он начал даже беспокоиться. Наконец на видеоэкране показалось лицо Наташи.

– Наконец-то, Ив! – сказала она запыхавшимся голосом. – Рассказывай быстренько.

– Ты зовешь меня, как Тобор.

– Ну, как он?

– Тобор в порядке.

– А ты?

Иван улыбнулся:

– Я тоже.

– Почему вчера не позвонил? Мы так ждали, волновались…

– Не успел… – замялся Суровцев.

– Темнишь, воспитатель, – погрозила Наташа пальцем. – Ладно, дома разберемся.

Он шепотом признался:

– Соскучился, Нат.

– И я… Скажи честно, Ив: много у Тобора штрафных очков набежало?

– Вчера – много.

– Вот почему ты не звонил, – догадалась Наташа. – Ну, а сегодня?

– Сейчас Тобор идет с опережением графика.

– Ой, как здорово!

– Если так пойдет и дальше, экзамен завтра к полудню завершится.

– А потом – сразу разбор испытаний?

– Шеф шепнул мне только что: если экзамен закончится, как мы предполагаем, все получат трое суток отдыха! – сказал Суровцев.

Наташа всплеснула руками:

– Я расцелую его!

– Не пройдет, – покачал головой Иван. – Ты же знаешь, Аксен убежденный женоненавистник.

– Знаю.

– Так, может, я его заменю?