Николай II. Расстрелянная корона. Книга 2 - Александр Тамоников

«Фарман» поднялся в воздух. За полетом следили тысячи глаз, в том числе и Клевина. Он ждал, когда Мациевич проведет воздушный маневр и сбросит ненавистного Столыпина на землю.

Но ничего подобного не случилось.

Аэроплан сделал круг и благополучно приземлился.

– Не желаете ли еще раз подняться в воздух? – поинтересовался Мациевич.

– Нет, благодарю, – ответил Столыпин. – Мне хватило впечатлений и от одного полета. У вас прекрасная профессия, Лев Макарович. Это что-то необыкновенное – видеть землю с высоты птичьего полета.

Капитан рассмеялся:

– Вы правы.

К пилоту и Столыпину подошел полковник Покровский:

– Извините, ваше высокопревосходительство, надеюсь, сегодня вы больше рисковать собой не будете?

– К чему официальность, Алексей Евгеньевич? Вы не ждали, что я поднимусь в воздух? Так и я не собирался этого делать. Не хмурьтесь. Ведь все обошлось. Я и вам советую полетать. Это незабываемые ощущения.

– Как-нибудь в другой раз. Сегодня мне приказано сопровождать вас. Я не выполнил приказ, значит, должен уйти в отставку.

– Да бросьте, Алексей Евгеньевич. При всем желании у вас не хватает полномочий менять мои решения. А посему приказ императора был заведомо невыполнимым.

К Столыпину подошел генерал Курков:

– Петр Аркадьевич, государь ждет вас в Царском Селе.

– Уже доложили о полете?

Генерал пожал плечами:

– Я к этому отношения не имею.

– Без вас добродетелей хватает. – Столыпин повернулся к Покровскому: – Вы со мной, князь?

– Если вы не против. Мне придется объяснять государю, почему я не смог выполнить приказ.

Покровский и Столыпин сели в автомобиль и отправились в Царское Село.

Николай сразу же принял их.

– Что это еще за мальчишество, Петр Аркадьевич? – заявил он.

Столыпин улыбнулся:

– Извините, ваше величество, но я свой поступок мальчишеством не считаю. Да, я мог отказаться от полета, но на трибунах были тысячи людей. Конечно же, тут же прошла бы молва, что председатель правительства испугался лететь на аэроплане, когда другие высокопоставленные чиновники сами просились. Хорошо бы я выглядел в глазах ваших подданных. Представляю заголовки в завтрашних газетах: «Столыпин – трус», «Столыпин испугался». И так далее. К тому же свою роль сыграл и тот факт, что я никак не ожидал, что капитан Мациевич предложит мне полет.

В разговор вступил полковник Покровский:

– Ваше величество, в произошедшем моя вина. Я должен был отговорить Петра Аркадьевича от необдуманного поступка, не выполнил ваш приказ. Посему прошу уволить меня.

– Вот так сразу и отставка? Нет, князь, вы еще послужите Отчизне. Прошу не подавать рапорта, он подписан не будет. – Император посмотрел на Столыпина. – А от вас впредь требую не рисковать попусту.

На следующий день, 24 сентября, на празднике воздухоплавания произошла катастрофа. Ровно в шесть часов вечера выстрел сигнальной пушки известил о завершении летного дня.

«Фарман» Мациевича находился в воздухе. Зрители не расходились, ожидая посадки, и вдруг услышали треск. Аэроплан качнулся. Пилоту удалось выровнять его, однако «Фарман» тут же разломился на части.

Так погиб один из первых российских пилотов, капитан корпуса корабельных инженеров Лев Макарович Мациевич.

Тут же возникли разные версии. Сплетники поговаривали, будто летчик покончил жизнь самоубийством из-за сложных семейных отношений. Другие утверждали, что его гибель явилась наказанием террористов за то, что капитан не убил Столыпина, имея полную возможность это сделать.

Специальная комиссия пришла к выводу, что причина трагедии состояла в том, что аэроплан потерял жесткость из-за разрыва растяжки. Один кусок проволоки попал на винт, который тут же разрушился, другой угодил в мотор.

Когда председателю Совета министров доложили о трагедии, он перекрестился и проговорил:

– Очень жаль. Россия потеряла отличного пилота.

Петр Аркадьевич не верил в то, что Мациевич участвовал в заговоре против него, несмотря на доклады агентов охранки.

Глава 3

В середине августа 1910 года государь с семьей выехал в Германию и провел там два с половиной месяца. Они остановились в Гессене, на родине Александры Федоровны. Это было самое длительное пребывание августейших персон за границей.

Пребывание царской семьи в Германии затягивалось в связи с тем, что Николай желал встретиться с кайзером Вильгельмом для откровенного разговора. Прусский посланник при гессенском дворе барон Иениш отмечал намерения российского императора восстановить прежние дружественные отношения между Германией и Россией. Вильгельм же относился к этому достаточно скептически из-за внешней политики, проводимой Николаем в последние годы.

Немецкие газеты публиковали высокомерные статьи в отношении России, наши отвечали им тем же.

22 октября Николай Второй выехал в Потсдам, где встретился с Вильгельмом. Два дня императоры вели долгие беседы. Они основывались на совпадении монархических интересов и на том, что между Россией и Германией не было прямых противоречий.

Главным достижением переговоров, в которых участвовали и главы внешнеполитических ведомств Сазонов и Бетман-Гольвег, стало устное обязательство монархов придерживаться той политики, которая не направлена друг против друга. Вильгельм, используя ситуацию, попытался внести раскол в Антанту – военный блок Англии, Франции и России, оформившийся еще в 1904–1907 годах. Вильгельм обещал не поощрять агрессии Австрии на Балканах, Николай – не поддерживать политику Англии против Германии на Ближнем Востоке. Это означало поддержание статус-кво, то есть текущего положения дел. В общем, императоры договорились о взаимной сдержанности в случае возникновения англо-германского и русско-австрийского конфликтов.

Следом за беседами монархов переговоры продолжились между главами внешнеполитических ведомств. Но уже на этапе обмена мнениями они зашли в тупик. В результате Россия отказалась от заключения письменного договора с Германией.

Данные переговоры стали последней попыткой Берлина вывести Россию из Антанты. Это оказало свое влияние на правящие круги Великобритании, которые окончательно поддержали курс на войну с Германией.

Николай и Вильгельм публично оценили встречу как удовлетворительную. Российский император ставил обещания кайзера выше письменных обязательств, полагался на слово своего родственника.

В российской печати появились весьма холодные отзывы о Потсдамском соглашении. Некоторые политические деятели проявляли недовольство, говорили, что российские союзнические соглашения потеряли наступательные функции, стали чисто оборонительными. На самом же деле франко-русский блок являлся именно таковым еще со времен правления Александра Третьего. Министр иностранных дел Франции Пишон, отвечая на запросы парламента, заверял, что решения, принятые в Потсдаме, не противоречат союзу России и Франции.

С Лондоном у Петербурга формальных соглашений не было, но Англия, естественно, проявила явное недовольство. Новому послу сэру Джорджу Бьюкенену, прибывшему в Санкт-Петербург в октябре, была поставлена конкретная задача свести к минимуму все последствия встречи в Потсдаме. Сергей Дмитриевич Сазонов призывал политические круги и русскую печать к сдержанности по отношению к Германии.

Переговоры шли, а реорганизация оборонительной системы, основанная на опыте Русско-японской войны, между тем деятельно продолжалась. Еще летом 1910 года был издан высочайший манифест об упразднении нескольких крепостей в Польше и о пересмотре мобилизационного плана. Главные районы сосредоточения войск переносились на восток от границы.

Сейчас некоторые историки, военные деятели, известные публицисты называют подобные меры ошибочными. Мол, напротив, необходимо было оставить армию на тех же рубежах обороны, которые были оборудованы еще при императоре Николае Первом.

Что это за рубежи? Первая линия крепостей шла по западной границе Польши. Вторая, с меньшими боевыми возможностями, тянулась от Динамюнде через Ковно и Осовец до Брест-Литовска. Третий рубеж проходил в направлении Киев – Бобруйск – Динабург.

Русские войска должны были бы быть размещены на так называемом Польском выступе. При быстром скоординированном наступлении австрийских и германских войск по нескольким направлениям это привело бы к блокированию русских сил на выступе. При данном развитии событий наша армия в первые же дни войны скорее всего попала бы в ловушку, которую сама себе и приготовила.

Поэтому Николай Второй и проводил реорганизацию оборонительных рубежей. Он считал, что русская армия должна была рассредоточиться вне прямой досягаемости для врага и с подготовленных рубежей, без риска охвата или обхода, вести оборонительные либо наступательные действия. Германская разведка в то время постоянно сообщала в Берлин о том, что русские осуществляют реорганизационные мероприятия, основываясь не на оперативно-тактических, а на чисто стратегических соображениях.