Цитадель (Тамплиеры - 3) - Октавиан Стампас

Еще не выбравшись на открытое место, Исмаил понял, что дым этот никак не связан с очагом молчаливого лекаря. Он поднимался над костром, расположенным на берегу ручья. Горы здесь уже почти сходили на нет и начиналась неширокая палестинская долина, занятая островами леса. Вдоль ручья шла полузаброшенная на вид дорога. У костра расположилось несколько человек. Путешествующие. В котелке, над догорающим огнем, кипел их обед. А может быть уже и ужин. Целый день пробродивший по негостеприимным горам, юноша сглотнул слюну.

Первым побуждением Исмаила было кинуться к людям, но для начала он вспомнил о своем отражении в дождевой луже, да и весь опыт последних месяцев научил его тому, что надо подавлять в себе первые побуждения, как бы сильны и естественны они не были. Он лег в траву и стал внимательно присматриваться к сидящим у костра. Одеты все были кое-как, то есть были явно не избалованы путешествиями верхом и ночевку под открытым небом не считали большим несчастьем. На головах у всех красовались желтые головные повязки. Вели они себя сдержанно если не сказать опасливо. Не походили они, прямо скажем, на компанию подгулявших крестьян из соседнего села. "Ну конечно! - осенило Исмаила, - это были марабуты". Он похвалил себя за то, что не кинулся к ним с расспросами, ибо валялся бы сейчас на дне этого ручья с перерезанным горлом. Слишком дорогая плата за желание узнать дорогу к ближайшему человеческому поселению. Впрочем, что касается дороги - вот она, белая пыльная змея, вьющаяся между холмами, поросшими мелким иорданским можжевельником.

Исмаил обошел стоянку бешеных дервишей. Он не боялся быть замеченным, его научили в свое время, говоря фигурально, растворяться в воде и испаряться в воздухе, так что проскользнуть незаметно мимо пятерых полусонных негодяев было для него делом нетрудным. И уже через каких-нибудь три сотни шагов он выбрался на дорогу и уверенно пошел по теплой пыли, еще не зная куда, но, во всяком случае, удаляясь от горного хребта, столь опостылевшего ему в последние месяцы.

В попавшейся по дороге рощице он выломал себе суковатую палку - он не столько рассчитывал на нее, как на оружие, сколько надеялся, что она придаст ему страннический вид. Лук он выбросил, ибо пользы от него было бы немного, а раздражение он мог вызвать большое. Исмаил рассудил так, что ему нужно выбрать какой-то облик. Более всего подходящим он счел роль дервиша, или паломника, в зависимости от того, кто станет им интересоваться, сарацин или назорей. Исмаил понимал, что для начала надо выяснить, где он находится. Он не имел ни малейшего представления о том, куда его забросила судьба, в какой именно части Антиливана он имел несчастье или счастье заблудиться.

Он был голоден, пыль набивалась в нос, подошвы, отвыкшие от длительной многодневной ходьбы, ныли, но состояние духа оставалось просветленным. В свои двадцать с небольшим лет он успел увидеть изнанку жизни, успел умереть и воскреснуть; вроде бы у него не было оснований ждать от людей, которых ему предстояло встретить, никакой ласки, но в глазах его горел какой-то особенно живой, то ли веселый, то ли азартный блеск. Он был готов ко всем тем каверзам и неожиданностям, что уже приготовила или только собирается ему приготовить жизнь.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА, ИЛИ БО-СЕАН

Еще издали Исмаил увидел, что над ними развевается черно-белый полосатый флаг. Много он слышал рассказов о нем, но видел впервые. Он даже знал девиз, что был начертан на нем: "Не нам, не нам, но имени Твоему! " Эти слова назорейские рыцари из ордена храмовников, или говоря по другому, тамплиеров, обращали к матери своего Бога.

Итак, к нему приближалась группа всадников, предводительствуемая несколькими рыцарями Иерусалимского храма. Исмаил остановился, внимательно и настороженно всматриваясь в приближающиеся конные фигуры. Среди последователей Старца Горы, как впрочем и среди всех остальных мусульман передней Азии, ходило множество рассказов об этом воинственном сообществе. Один фантастичнее другого. В результате, этот воинственный, богатый, и мрачный орден рисовался в воображении легковерных и впечатлительных сарацин чуть ли не как сказочное чудище с тысячами голов, ощетинившееся тысячами копий, одетое в один гигантский белый плащ, украшенный большим восьмиконечным красным крестом. Джуджи-Маджуджи арабских сказок явно ему проигрывали по силе действия на душу простого народа.

Сообразив, с кем ему сейчас придется иметь дело на этой пустынной пыльной дороге, Исмаил покосился на близлежащие кусты: неплохо было бы свернуть туда и из укрытия понаблюдать за тем, как кавалькада тамплиеров продефилирует мимо. Но тут же он пристыдил себя за малодушие и остался на пути приближающейся железной колонны назореев. Кто знает, может быть это его судьба, переступая тяжелокованными копытами по палестинской пыли, приближается сейчас к нему? Сбежав сейчас в эти чахлые заросли, не обездолит ли он себя в некоем высшем смысле?

Вот они уже совсем близко. Впереди ехал рыцарь, показавшийся Исмаилу существом просто нечеловеческих размеров, даже издалека. Древко знамени он опирал в стремя, белый плащ покрывал круп широкого, как буйвол, коня. На кольчужной груди блестел большой серебряный медальон. Следовавшие за первым рыцарем крестоносцы также были не мелки размерами и внушительны видом. Увидев путника посреди своей дороги, они все разом остановились. Поднятая копытами коней пыль, медленно окутывала скульптурную группу, а заходящее за спинами тамплиеров солнце подсвечивало ее, так что казалось, будто адское пламя сочло нужным в этом месте проступить сквозь землю.

Из-за скалы, стоящей на повороте дороги, появлялись все новые всадники и накапливались за спиной того, что нес знамя. И все вместе они занимались тем, что рассматривали одинокого, но вызывающе стоящего путника. Исмаил не вполне осознавал, до какой степени нагло он себя ведет с точки зрения тамплиеров. Поскольку им было отлично видно, что он не вооружен, палка не в счет, то значит он не мог быть признан соперником. Ситуация выпадала за границы, определяемые рыцарским кодексом, и, стало быть, тамплиеры не сразу могли решить, что же им, собственно, делать. Двусмысленность создавшегося положении ввела стальные статуи в некоторое замешательство. Но оно не могло продолжаться долго, надо было из нее как-то выходить. Исмаил вспомнил, что главным официальным делом рыцарей-храмовников является сопровождение паломников-христиан к святым для них местам и заметив, что в тылу колонны топчется группа пеших людей, он подумал, что имеет дело с одним из таких караванов. Он решил выдать себя за паломника. Ему понравилась эта идея своей простотой и дерзостью. Побуждаемый внезапным вдохновением, он обратился к рыцарю со знаменем.