Феномен Солженицына - Бенедикт Сарнов

Конечно, писатель, общественный деятель не может, – да и не должен, – как попугай, твердить одно и то же. Да и каждый человек имеет право менять свои убеждения. Л. Н. Толстой однажды выразился по этому поводу так: «Говорят, стыдно менять свои убеждения. Напротив: стыдно их не менять!».

Да, конечно! Но не так же стремительно!

Вот, скажем, написал Александр Исаевич в своём обращении к Брежневу:

Я не теряю надежды, что Вы, как простой русский человек с большим здравым смыслом, вполне можете мои доводы принять...

А спустя семь лет о том же Леониде Ильиче высказался так:

Один американский дипломат воскликнул недавно: «Пусть на русском сердце Брежнева работает американский стимулятор!» Ошибка, надо было сказать: «на советском». Не одним происхождением определяется национальность, но душою, но направлением преданности. Сердце Брежнева, попускающего губить свой народ в пользу международных авантюр, – не русское.

(А. Солженицын. Чем грозит Америке плохое понимание России. Александр Солженицын. Публицистика. В трех томах. Том 1. Статьи и речи. Ярославль. 1995. Стр. 338)

Но тут я не кину в него камень. Готов допустить, что в сентябре 1973-го он ещё верил, что Леонид Ильич – «простой русский человек с большим здравым смыслом», а к 1980-му в этом уже разуверился.

Иное дело – эти противоположные, взаимоисключающие его суждения о роли Америки в современном мире... Ведь и года ещё не прошло!

Да и не было в этих двух его противоположных высказываниях никакой перемены убеждений, о чем он так прямо и сказал, отвечая – в том же интервью – на один из самых первых вопросов американца:

Вы можете сказать, что жизнь на Западе – такая, какой вы её ожидали увидеть?

Да. В общем, мне кажется, я так и представлял себе западную жизнь. (Там же. Стр. 89)

Так что же в таком случае означает эта быстрая перемена декораций?

А – всё то же. Тактика. Всё та же ленинская тактика: в одних обстоятельствах провозглашается один лозунг. Обстоятельства переменились – и выбрасывается другой, противоположный...

В книгах современных литературоведов (биографов самых больших наших писателей) постоянно мелькает слово «стратегия». И всегда в одном и том же контексте, даже в одной и той же словесной формуле. О герое повествования говорится, что он ВЫБРАЛ СТРАТЕГИЮ. Алексей Николаевич Толстой, мол, выстраивая свою «линию жизни», выбрал одну стратегию. А Бунин – другую. Ахматова – такую. А Пастернак – этакую.

Формула эта представляется мне крайне неудачной, ложной в самой своей основе.

Разве Бунин умер на чужбине потому, что выбрал для себя такую СТРАТЕГИЮ? Так случилось потому, что ему и в голову не могло прийти, что он сможет ужиться с большевиками. И А. Н. Толстой вернулся в Россию не потому, что выбрал ТАКУЮ СТРАТЕГИЮ, а просто потому, что в эмиграции не мог обеспечить себе тот уровень жизни, какой был ему люб (у меня два автомобиля, коллекция трубок лучше, чем у английского короля, – говорил он Бунину, уговаривая его возвращаться). Ну и, конечно, потому, что не мог жить не в России. Не то что с большевиками, – с чёртом, с дьяволом, с самим сатаной готов был ужиться, только бы – дома! И Ахматова в ответ на призыв оттуда : «Оставь Россию навсегда!» – «равнодушно и спокойно» руками «замкнула слух» не потому, что выбрала ТАКУЮ СТРАТЕГИЮ, а потому, что была такой, какой была. И Пастернак, как был, так и остался небожителем , потому что такова была его природа.

А вот про Александра Исаевича Солженицына с полным основанием можно сказать, что он выстроил линию своей жизни так, а не иначе именно потому, что выбрал такую СТРАТЕГИЮ.

Расчётливо взвешивая все «за» и «против», решал, что лучше, что выгоднее «для пользы дела», – главного дела его жизни, – уехать или остаться?

И так же взвешенно решал, КОГДА, в какой момент выгоднее ему появиться на Родине. И не только КОГДА, но и КАК. (За несколько лет до того как это возвращение наконец состоялось, решил: через Сибирь!)

Взвесив все «за» и «против», решил, что орден Андрея Первозванного от Ельцина не возьмёт: не может принять награду из рук политического деятеля, который обрёк страну на развал и обвал. Но – на всякий случай – объявил, что может быть, когда-нибудь этот орден всё-таки возьмут его дети.

Не только СТРАТЕГИЮ И ТАКТИКУ, но и СТИЛИСТИКУ своего «творческого поведения» (выражение Пришвина) он выбирал продуманно, рационально: борода, особого покроя френч – нечто среднее между толстовкой и «сталинкой», театральные жесты – когда нужно, правая рука – к сердцу, когда нужно – обе руки воздеваются к небу (это во время его выступления перед депутатами Государственной Думы), и даже – выражение лица. (По пути через Сибирь в Москву, во время одной из торжественных встреч с приветствующими его народными толпами, не рассчитав чувствительности стоявшего перед ним микрофона, вполголоса, – но все услышали, – подсказал жене: «Задумчивость»).

Но это всё относится к его творческому ПОВЕДЕНИЮ. А как в этом смысле обстоит дело с его ТВОРЧЕСТВОМ?

Апостол точного расчёта (2)

В вышедшем недавно собрании трудов зарубежных критиков и литературоведов, посвящённых творчеству Солженицына, моё внимание привлекла статья Майкла А. Николсона: «Солженицын как «социалистический реалист». Поскольку слова «социалистический реалист» в её заглавии были заключены в иронические кавычки, я сразу же усёк, что представление о Солженицыне как о социалистическом реалисте представляется автору невероятным вздором, и статья его написана для того, чтобы это – интересно, чье? – кощунственное определение не только оспорить, но и разоблачить.

Так оно и оказалось.

Но кто же – заинтересовался я – стал мишенью для этой авторской иронии? Кто он, посмевший заклеймить самого яростного и последовательного борца с коммунистической заразой этой постыдной кличкой?

Это выяснилось сразу, в самом начале статьи, в первых же её строчках:

В 1995 году один из наиболее авторитетных московских литературных журналов напечатал диалог Бенедикта Сарнова и Бориса Хазанова о будущем русской литературы. Во время обмена мнениями Хазанов высказал следующее мнение:

«Мы знаем очень многих писателей, живущих в эмиграции, а также писателей, живших в СССР, которые вовсе не были советскими писателями, но были тем не менее очень яркими представителями социалистического реализма.

Например?

Самый яркий пример – это Солженицын, такие его произведения, как роман «В круге первом» и повесть «Раковый корпус».