Я покорю Манхэттен - Джудит Крэнц

— «Взять на себя руководство»? Но я же никогда об этом не просила… никогда даже не мечтала, — побледнев от волнения, еле слышно произнесла Мэкси.

— Но ты, наверное, понимаешь: если я решила не продавать «Эмбервилл», то кому-то из нашей семьи придется заниматься делами компании? И ты единственная, кто это сможет. Разве не так? Даже я наконец-то сумела понять очевидное. Похоже, у меня тоже «пора позднего цветения».

— Так ты не собираешься продавать «Эмбервилл»?

— Ты что же, думала, я позову тебя сюда, чтобы сообщить о предстоящей продаже? Господи, неужели ты считала, что я в состоянии быть столь бесчеловечной? Конечно, я уведомила бы тебя. Но не здесь, не в кабинете твоего отца! Знаешь, иногда мне кажется, что ты совсем меня не понимаешь, — озадаченно выдохнула Лили. — И давай не будем сейчас об этом… Боюсь, проблему наших с тобой взаимоотношений мы никогда не сможем решить. Но это не должно оказать ровно никакого влияния на твой ответ. Итак, согласна ли ты возглавить «Эмбервилл пабликейшнс»? И стать издателем всех наших журналов?

— Но что… я не понимаю… что скажет на это Каттер? — На сей раз Мэкси оставила свою излюбленную скептическую манеру, настолько была удивлена и растеряна.

— Он не скажет ничего. Потому что больше не имеет отношения к тому, как именно нам следует вести дела твоего отца. И не будет иметь никогда. Его больше нет. Я прогнала его. В ближайшее время начнется развод. Будущее этого человека отныне не моя забота. Полагаю, мы никогда больше не станем обсуждать его и упоминать само это имя.

Впервые на памяти Мэкси в идеально ровно журчании голоса Лили, произносившей эти рубленые короткие фразы, которые обрекали Каттера на полное изгнание, обозначились неприкрытое душевное смятение и боль.

В кабинете снова воцарилось молчание. Ни мать, ни дочь не смотрели друг на друга, но пылинки, что танцевали в рассеченном солнечными лучами воздухе, казалось, были тем самым множеством вопросов, которые обе задавали, но не получали — и уже никогда не получат — ответа.

Из всех столь желанных для нее прихотей, которые благодаря состоянию Зэкари Эмбервилла Лили могла себе позволить, самой ценной была, в сущности, открывшаяся теперь возможность взять и разом вышвырнуть Каттера из своей жизни. То была власть, которую давали деньги, также позволявшие ей требовать от своих детей молчания, ничего в то же время им не объясняя. Единственное, правда, чего деньги не могли купить, была свобода не знать, каким человеком был Каттер на самом деле. Как вообще могла она остановить свой выбор на таком человеке? Не виноваты ли тут ее собственные пороки? За что во всей этой темной истории ответственна она сама? Почему, несмотря на постоянные разочарования, которые он ей приносил, она все же не порвала их странную, не поддававшуюся никакому логическому обоснованию связь и упрямо продолжала верить тому идеальному образу, который создала в своем воображении? Какова истинная мера его злодейства? Любил ли он ее на самом деле? И наконец, самое худшее: зачем ей теперь продолжать думать о нем, когда все это уже не должно иметь ни малейшего значения?

Одно она знала совершенно твердо. Да, ее можно считать виноватой в той же мере, что и его, кроме весьма существенного момента: не из-за нее оставил Каттер умирать Зэкари там, в овраге. Сознание этого должно помочь ей сейчас обрести силы, как ни мучительны продолжающие терзать ее вопросы.

— Ну, Мэксим, — еще раз спросила она, — так ты согласна?

Голова Мэкси кружилась, словно она только что завершила восхождение на горную вершину и теперь вдыхает разреженный пьянящий воздух гор. Перед ней нет ничего, кроме сияния манящей перспективы и неохватности горизонта, обступающего ее со всех сторон. На какое-то мгновение она застывает в неподвижности, ослепленная этой неземной красотой. Но тут же заставляет себя спуститься на землю — к реальности.

Перед ней возникла иная перспектива: каждый день она является сюда, в отцовский офис, чтобы отвечать на все возникающие вопросы, удовлетворять все предъявляемые компании требования, разрешать многочисленные проблемы — словом, нести груз той тяжелой ответственности, которая неизбежно ложится на плечи любого, кто стал бы во главе «Эмбервилл пабликейшнс».

Мэкси неожиданно поняла, что заранее не может себе даже представить, как все это будет выглядеть на самом деле. Точно так же она не представляла, что получится из ее затеи, когда она дерзко потребовала от Каттера отдать ей на откуп дышавшую на ладан «Индустрию одежды». Разве знала она тогда, что это такое — из месяца в месяц печатать «Би-Би»? А сейчас — возглавить «Эмбервилл пабликейшнс»?..

— Да, мама! Согласна! — Она произнесла эти слова от всего сердца. Что ж, она действительно хотела этого и знала: того же хотел бы сегодня и ее отец.

— Вот и прекрасно. Я рада, Мэксим. Очень рада. Я бы никогда не стала предлагать тебе эту работу, не будучи убеждена, что ты с ней справишься. — Лили говорила внешне спокойно, но в словах ее угадывалась глубокая нежность. — Продажа «Эмбервилл» была вполне реальной. Она и сейчас остается таковой. Но мне не хотелось бы, чтобы компания перестала быть собственностью нашей семьи. Мне однажды сказали, что в жертву «Эмбервилл» я принесла собственную жизнь. Что я лишилась свободы, поскольку вынуждена была постоянно помогать твоему отцу, освобождая его от всех забот, кроме одной — руководства делами компании. И я даже поверила такой оценке своей жизненной роли, считая, что меня лишили права первородства, что бы это слово ни означало. — Лили сделала небольшую паузу, как будто давая себе время осмыслить сказанное.

— Отец верил в тебя, — воспользовавшись паузой, вставила Мэкси. — Иначе он не передал бы именно тебе управление своей компанией. Он никогда бы не поступил так, если бы считал, что эта ответственность тебе по плечу.

— Не знаю, по плечу или нет, Мэксим, но за последний день, признаюсь, я много передумала. Куда больше, чем за долгие годы своей жизни. Сейчас я твердо знаю: журналы «Эмбервилл» сделали мою жизнь богаче. То, что я была частичкой этих изданий, стало важной частью моего существования. Настолько важной, что я не могу позволить себе продать их посторонним людям. Я просто не смогу вынести, что они уйдут из «Эмбервилл пабликейшнс» в чужие руки. Я горжусь всеми этими журналами, Мэксим. Чертовски горжусь! И хочу, чтобы они стали еще лучше, чем прежде…

— Мама! — прервала ее Мэксим. — А ты представляешь…

— Представляю. И вполне реально. Все нынешнее утро я провела с Пэвкой. Я знаю теперь все то, что совершалось от моего имени, но без моего ведома. Такого больше не повторится. Никогда. Постыдные распоряжения отменены — все до единого. Никаких новых распоряжений я не отдавала. Мне необходимо было знать, что ты ответишь. Отныне отдавать приказы будешь только ты. Пэвка, конечно, не оставит тебя одну, но полагаю, что тебе нужно будет самой завоевывать доверие и поддержку старой редколлегии. Некоторые из этих, людей наверняка встретят тебя с неприязнью. Учти, вмешиваться я не собираюсь… но ты всегда можешь использовать меня в качестве… манекена. Да-да, манекена, я очень хорошо смотрюсь.