Хроники - Жан Фруассар

В течение этого времени, наваррцы очень хорошо видели и их и то, как они выстроены. Они говорили один другому: «Посмотрите на них - они очень скоро пойдут на нас, ведь у них есть доброе желание так поступить». Среди них было несколько рыцарей и оруженосцев из Нормандии, взятые в плен англичанами и наваррцами, которые позволили им, под честное слово, что они не поднимут оружия за французов, свободно ходить или разъезжать верхом, где им вздумается. Те выехали к французскому войску и в разговоре сказали французским сеньорам: «Монсеньоры, подумайте вот о чем: если этот день пройдет без боя, то ваши враги на утро получат большое подкрепление. Они говорили между собой, что на пути к ним находится сеньор Луи Наваррский, у которого, по меньшей мере, 400 копий».

Эти сведения вызвали у французов сильное желание атаковать при любых обстоятельствах. Они были к этому готовы 2 или 3 раза. Но наиболее мудрые из них советовали дождаться лучшего момента. Эти сеньоры говорили: «Давайте еще немного подождем и посмотрим, что они будут делать. Ведь они столь горды и самонадеянны, что раз уж нас повстречали, то жаждут сразиться». Многие их французов очень плохо себя чувствовали и теряли сознание от великой жары, так как было уже около полудня. Все утро они ничего не ели и находились в доспехах. Поэтому они сильно нагрелись на солнце, которое жарило их вдвойне из-за того, что они были латах. Так что они говорили: «Если мы попытаемся сразиться у подножия холма, с нашей теперешней позиции, то почти наверняка будем разбиты, но если теперь мы, ввиду необходимости, уйдем в свой лагерь, то на следующее утро придумаем план действий получше». Так они имели разные мнения о том, как следует поступить.

Когда рыцари Франции (чьей чести было вверено командование армией) увидели, что англичане и наваррцы не намереваются покидать свою крепкую позицию, что уже наступила середина дня, и узнали те сведения, что принесли посетившие их войско французские пленники и, принимая во внимание, что большая часть их людей чрезвычайно ослабла и теряет сознание от жары, то, по совету Бертрана дю Геклена, чьим приказам они подчинялись, они опять собрались и держали еще один совет. «Монсеньоры, - сказал он, - мы чувствуем, что наши враги очень жаждут с нами сразиться и имеют к этому большое желание. Однако, какими бы горячими они не были, они не спустятся со своей сильной позиции, если только не прибегнуть к плану, который я вам сейчас предложу. Мы сделаем приготовления, будто бы для отступления и будто мы не намереваемся сражаться в этот день (и в самом деле, наши люди сильно страдают от великой жары), и прикажем нашим слугам, обозничим, конюхам и прочим людям перейти мост и реку и отойти в наш лагерь. В то же время, сами мы будем держаться рядом с ними, внимательно следя за движениями наших врагов. Если они действительно захотят сразиться с нами, то спустятся с холма и последуют за нами на равнину. Если они будут действовать так, как я думаю, то, как только мы заметим их движение, мы должны будем быть в готовы развернуть наше оружие, и таким образом, окажемся по отношению к ним с благоприятном положении». Это предложение было всеми принято, и все решили, что это лучшее, что можно предложить. Поэтому, каждый сеньор вернулся к своим людям, под свое знамя или вымпел. Трубы затрубили отход, и каждый рыцарь и оруженосец приказал своим слугам переправляться с багажом через реку. Большая часть так и поступила, а затем за ними последовали и воины, но очень медленно. Когда сэр Джон Джоел, который был опытным и доблестным рыцарем и страстно желал сразиться с французами, увидел, каким образом они отходят, то сказал капталю: «Монсеньор, монсеньор, давайте теперь смело спускаться. Разве теперь вы не видите, что французы бегут прочь?» «Ба, - ответил капталь, - они делают так только по злому умыслу - чтобы заставить нас спуститься».

На это мессир Джон Джоел двинулся вперед (так как он очень жаждал сражения), крича «Святой Георгий!» и сказал своему отряду: «Вперед. Те, кто любят меня, пусть следуют за мной, ведь я иду в бой». Затем он вытащил свой меч и, держа его в одной руке, двинулся вперед во главе своего отряда. Он и его полк уже почти спустились с холма, а капталь все еще не двигался с места, но когда он обнаружил, что сэр Джон Джоел намерен сражаться без него, то расценил это как величайшую самонадеянность и сказал окружавшим его людям: «Пойдемте, давайте быстро спускаться с холма, чтобы сэр Джон Джоел не сражался бы без меня». Отряд капталя двинулся вперед во главе с ним самим, и в своей руке он держал меч. Тогда караулившие их все это время французы, увидев их спускающимися и выходящими на равнину, сильно обрадовались и сказали: «Смотрите, наконец-то случилось то, чего мы ждали весь этот день!» Они обернулись лицом к своим врагам, с добрым желанием с ними встретиться и закричали: «Нотр-Дам Геклен!» Они выставили свои знамена перед фронтом к наваррцам и стали со всех сторон собираться вокруг них, образуя пешие полки. Со стороны наваррцев с мечом в руке наступал наихрабрейший сэр Джон Джоел и он вел свой отряд против бретонцев, которыми командовал мессир Бертран дю Геклен, и там было совершено множество воинских подвигов, ибо он был смелым рыцарем. Но здесь он нашел того, кто был ему под стать. Рыцари и оруженосцы растеклись по равнине и начали сражаться всеми видами оружия, какое оказывалось у них в руках, и каждая из сторон с великой доблестью встречала другую.

Англичане и наваррцы кричали «Святой Георгий!», а французы – «Нотр-Дам Геклен!» В этом бою со стороны французов было много добрых рыцарей: Бертран дю Геклен, юный граф Осеррский, виконт де Бомон, мессир Бодуэн д`Энкен, великий магистр арбалетчиков, сеньор Луи де Шатлон, юный сеньор де Боже - Антуан, который впервые поднял свое знамя, сеньор Антуан де Канерлей (Kanerley), мессир Одоар де Ренти, мессир Энгерран де Эден. Также, в отряде гасконцев, которые выстроились самостоятельно, самым доблестным образом сражались мессир Эймон де Поммьер, мессир Пердикка д`Альбре, сулдиш де ла Тран, мессир Птитон де Куртон и еще несколько людей подобного сорта. Этот отряд оказался напротив отряда капталя, который тоже состоял из гасконцев, и они очень хотели встретиться друг с другом. С каждой стороны было нанесено много ударов, и совершено множество доблестных деяний, так как никто упрямо не желал оказаться лжецом 19.

Можно спросить: "А что сталось с Архипресвитером, который был превосходным рыцарем, и который командовал отрядом, но я до сих пор никак не его упомянул его?» Я расскажу правду. Как только Архипресвитер увидел, что враги спускаются, и что вот-вот начнется битва, он покинул свой отряд, но перед этим сказал своим людям и, в частности, своему знаменосцу: «Я приказываю и велю вам, под страхом моего величайшего неудовольствия, чтобы вы остались там, где находитесь и дождались бы исхода битвы. Я уезжаю отсюда и не предполагаю возвращения, поскольку я не никак не могу выступать с оружием в руках и сражаться против некоторых рыцарей из стана врагов. Если кто-нибудь спросит обо мне, то именно этот ответ вы ему и передадите». Затем он уехал в сопровождении одного единственного оруженосца, переправился через реку и оставил других французов так, чтобы они не унывали. Они не заметили его отсутствия, поскольку видели его знамя, и думали, что он находится среди них до тех пор, пока не кончилось все дело. Теперь я расскажу об этой битве и о том, какой упорной она была. В начале столкновения, когда сэр Джон Джоел спустился с холма, а его соратники, даже капталь и его отряд, находились вокруг него в таком плотном строю, какой только могли держать, все думали, что этот день будет их. Но все обернулось иначе. Когда они увидели, что французы, развернулись назад, и выстроились в хорошем боевом порядке, то они сразу поняли их замыслы. Но, будучи людьми решительными, от этого открытия они не ударились в панику, но решили наверстать все своей доблестью в бою.

Они немного отступили, затем собрались вместе, и открыли в своих рядах проходы для лучников, которые до этого находились позади, чтобы те нашли употребление своим стрелам. Когда лучники выдвинулись вперед, то вытянулись в линию и стали прилагать все свои силы, чтобы стрелять как можно лучше. Но французы были так крепко вооружены и укрыты щитами от их стрел, что претерпели от этого лишь незначительный урон, если вообще претерпели его, и этот обстрел не убавил у них доблести. Они перемешались с англичанами и наваррцами, а англичане с ними, и все, с равным пылом, стремились в бой. И они наносили друг другу множество и режущих и рубящих ударов, и копьями и боевыми топорами, борясь друг с другом, и оружием и руками. Они попеременно захватывали пленных для выкупа, и так перемешались друг с другом, что каждый сражался с каждым, и все держались с такой доблестью, в какую едва можно поверить, но о которой свидетельствуют очевидцы. Вы можете легко себе представить, что в такой толпе и в такой ситуации было множество убитых, раненных и оказавшихся на земле, ведь ни одна из сторон не щадила другую. Французам не надо было дремать, ведь им противостояли люди умелые и полные несокрушимой отваги. Поэтому все были равны в своем стремлении не только самым яростным образом защищать себя и свое место, но и использовать каждую возможность для наступления, буде такая представится. Если бы они так не поступали, то должны были быть разбиты. По правде говоря, я должен сказать, что бретонцы и гасконцы были молодцами и совершили множество славных подвигов.