И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов

– Сказать в свое оправдание хочешь чего-нибудь? – риторически спросил Сеньер у Бризе. Ответа, как и ожидалось, не последовало, но Гастон упал на колени перед Хозяином и стал целовать края алого сюртука. – Я не позволю тебе сожрать мой сюртук, – гневно, но тихо сказал Сеньер и немного отошел. – Мне жаль, что станет на одного униформиста меньше, правда жаль. Однако из-за совершенного тобою преступления на волоске от смерти находится твой шпрехшталмейстер. Этого простить нельзя, и я поступлю по справедливости. Пусть твоя судьба станет уроком для каждого, осмелившегося на предательство товарищей и нарушение святых традиций нашего цирка.

Он перевел взгляд на Луа, ожидавшего решения. Сделав вид отчасти демонический, Сеньер холодно и с пугающей легкостью произнес:

– Поставить перед шатром-столовой большой столб, а к столбу прибить его гвоздьми и ждать, пока не уморится. Пальцы все срубить, чтобы не мог сжимать их в кулак, и скормить тиграм. Рот залить смолой, чтоб не осквернял наш цирк своим поганым голоском. Глаза не трогать, пускай видит ясно, кто перед ним проходит и молча отворачивается, даже не думая помогать.

– Как будет угодно, мой господин, – опасливо сказал Луа. – На рассвете завтра приговор приведут в исполнение.

– Ты меня не понял, Эмиль, – сказал Сеньер, подходя к своему столу. – Ты прямо сейчас возьмешь и прибьешь эту вошь к столбу. Теперь ты понял?

Луа недоумевающе посмотрел на Хозяина.

– Но, как можно, мой господин, – промолвил он с той же опаской. – Ведь еще посетители в цирке находятся, а что подумают артисты…

– Им будет много, о чем подумать, особенно, если рядом с одним столбом поставят второй, прибит к которому будешь ты, Эмиль. Не навлекай на себя гнев Божий, исполняй приговор!

– С…слушаюсь, мой господин…

Луа поклонился и жестом показал надзирателю, пришедшему с ним, на выход. Тот поднял с пола рыдавшего Гастона Бризе и потащил за Луа. Столб и гвозди нашли достаточно быстро. Дабы не беспокоить доктора Скотта по пустякам, процедуры по отрубанию пальцев и заливанию в рот смолы провел Грилли, на полчаса отпущенный Сеньером для помощи надзирателям. Корчащегося от нестерпимых болей Гастона за ладони и лодыжки прибили к столбу, наскоро вкопанному в землю напротив входа в шатер-столовую. Из сотрудников первыми это заметили повара, поспешившие разнести страшную новость как можно дальше. Через семь минут почти все сотрудники знали о столбе и прибитом к нему человеке. Надзирателям и рядовой охране пришлось весьма постараться, чтобы новость не передалась кому-нибудь из посетителей. Поскольку если бы об этом узнали посторонние люди, неминуемо прибыла бы полиция, а система внутреннего правосудия быстро оказалась бы изничтожена.

Глава XI

Известие о том, что виновником гибели Клэр являлся Гастон Бризе повергло многих артистов в непередаваемое изумление. Иштван, с первого дня имевший подозрения касательно него, в следующие дни потихоньку начал сомневаться, а накануне и вовсе его как убийцу для себя отверг. Теперича, зная, что с самого начала был прав, Иштван чувствовал себя очень двояко. С одной стороны, его предположение подтвердилось. С другой – убийцей оказался совершенно неприметный, можно даже сказать «серый» человек, доселе почти не попадавшийся на глаза. Это еще раз доказывало теорию, выдвинутую одновременно несколькими сотрудниками цирка. Заключалась данная теория в том, что наибольшую опасность для общества представляют не именитые или очень известные личности, а люди наименее заметные, скрывающие свои страхи и мысли внутри себя. А поскольку таковых людей в цирке имелось большинство, то опасность большинства, подкрепляемая неизвестными чувствами и эмоциями, их «серостью», могла в одночасье рвануть, как бочка, набитая порохом и с очень коротким фитилем. Одним из тех, кто данную теорию выдвинул, был Алекс Моррейн, предполагавший, что если постоянно накалять обстановку внутри цирка, то рано или поздно (желательно как можно раньше) фитиль-таки загорится, и когда порох окажется подожжен – наступит тот самый всплеск гнева и бушевания огромной толпы, достаточный для смещения действующего режима. Убив Клэр Марис и подставив Гастона Бризе, Моррейн (пусть и неосознанно) начал претворять свою теорию в жизнь. Но делать предположения относительно времени и места поджога фитиля, а также непосредственно проявления гнева «серых» людей, который проще можно было бы окрестить революцией, – было пока рано и неуместно.

Большего же изумления у циркачей вызвало наказание, назначенное для преступника. Как только «карнавал одного вечера» завершился и последние посетители, радостные и довольные, покинули территорию цирка, вокруг столба, к которому был прибит Гастон Бризе, образовалось масштабное кольцо, состоявшее из артистов и прочих работников. На их лицах было скорее непонимание и неприятие такой первобытной жестокости. Некоторые вполголоса, глядя на бессознательного Бризе (будучи сильно избитым во время пыток, а после еще и пригвождённым к высокому столбу, он не смог больше оставаться в сознании и потерял его, испытав сильнейший болевой шок), именовали Хозяина «Турецким султаном», сравнивая варварские методы правления в Османской империи ранних времен с наказаниями, исполняемыми по велению Пьера Сеньера.

Двое униформистов, по-видимому, друзей Гастона, не стали мириться со страшным приговором и попытались снять Бризе со столба. В момент, когда они начали действовать, как из темной бездны выбежали трое надзирателей с железными палками, похожими на дубины, и схватили их. По крику одного из них ребят избили этими палками, после этого выкинув в скопившуюся толпу. Чтобы не провоцировать их еще больше, униформистам пришлось, ковыляя и приговаривая что-то, спешно убраться подальше. Тот надзиратель, что отдавал приказ об избиении, вышел вперед и утробным голосом прокричал пуще прошлого раза:

– Тот, кто посмеет ослушаться приговора господина директора – окажется на соседнем столбе! Всем сотрудникам запрещено предпринимать любые попытки добиться оправдания и освобождения Гастона Бризе, являющегося преступником, чья вина полностью доказана и подкреплена его собственным признанием в содеянном. Также запрещено подходить к позорному столбу ближе чем на метр и заводить беседу с преступником. Сейчас вам надлежит отправляться на ужин. Следуйте своему расписанию и не нарушайте дисциплину!

Ужин в этот день для всех был особенно необычен. Помимо наблюдения неприятного и ужасающего элемента уличного декора, в который превратился столб с Гастоном Бризе, львиная доля циркачей оказалась погружена в странные раздумья. Возможно, череда событий, произошедших в цирке за последнее время, наконец заставила людей сбросить толстую пелену наигранности и самообмана, что подавляли их сознание. Некоторым и вовсе казалось (и они не стеснялись об этом говорить за ужином), что иссякло действие какого-то мощного гипноза, примененного лично Хозяином,