Шестое Правило Волшебника, или Вера Падших [вcтавлен проп. отр.] - Терри Гудкайнд

Она смотрела не на него, а на танцующий в мисочке с маслом огонек.

— Ты ведь на самом деле так не считаешь, Ричард. Ты просто устал и сердишься, что тебе придется работать и даже ночью лишь для того, чтобы удержаться на плаву. Ты должен понимать, что те, кому ты помогаешь, находятся здесь, чтобы помогать обществу, включая тебя, окажись ты одним из отчаянно нуждающихся.

Ричард даже спорить не стал, а лишь сказал:

— Мне жаль тебя, Никки. Ты даже не знаешь цены своей собственной жизни. Самопожертвование для тебя — пустой звук.

— Это неправда, Ричард, — прошептала она. — Я иду на жертвы ради тебя… Я сэкономила это просо для тебя, чтобы у тебя были силы.

— Силы держаться на ногах, когда вся моя жизнь катится псу под хвост? Почему ты пожертвовала своим ужином, Никки?

— Потому что это правильно. Я это сделала во благо других.

Ричард кивнул, глядя на нее в упор при тусклом свете фитилька.

— Ты готова голодать ради других. Кого угодно. Как насчет этого мерзавца, — он ткнул пальцем за спину, — Гейди? Ты готова умереть с голоду, чтобы он мог есть? Это имело бы смысл, Никки, если бы эта жертва была ради кого-то для тебя дорогого, так ведь нет! Это самопожертвование ради каких-то бессмысленных серых идеалов Ордена.

Она не ответила. Ричард отодвинул к ней миску с остатками ужина.

— Мне не нужна твоя бессмысленная жертва.

Она целую вечность смотрела на миску с просом. Ричарду было ее жаль, жаль, что она не в состоянии понять. Он подумал о том, что может произойти с Кэлен, если Никки заболеет от недоедания.

— Ешь, Никки, — мягко проговорил он. Она наконец взяла ложку и подчинилась.

Закончив, Никки подняла на него свои голубые глаза, вечно ищущие чего-то такого, что он не мог научить ее видеть.

Она отодвинула миску на середину стола.

— Спасибо за ужин, Ричард.

— За что ты меня благодаришь? Я ведь раб, который должен жертвовать собой ради любого ничтожества, которое в чем-то там нуждается.

Ричард направился к двери. Взявшись за ручку, он повернулся.

— Мне надо идти, не то я потеряю работу.

Она кивнула. Ее огромные голубые глаза наполнились слезами.

Ричард нес по темным улицам первую партию из пяти болванок из литейного цеха в кузню Виктора. Из некоторых окон немногочисленные зрители недоуменно провожали взглядом человека, тащившего мимо них груз. Они моргали, не понимая, чем он, собственно, занят. А Ричард работал только на себя.

Согнувшись под тяжестью железок, Ричард твердил себе, что, перенося по пять болванок за раз, ему придется сделать всего лишь десять ходок. А чем меньше ходок, тем лучше. Он перенес пять штук во вторую ходку и в третью. Вернувшись в четвертый раз в литейный, он решил, что придется сделать дополнительную ходку, чтобы немного передохнуть, и несколько ходок переносил лишь по четыре болванки. Ричард уже потерял счет, сколько раз ходил туда-сюда по ночным улицам. В предпоследний раз он с трудом поднял всего три болванки. Оставалось еще три. Усилием воли он заставил себя в последнюю ходку перенести все три, совершая короткие переходы и немного отдыхая.

Последние три болванки он принес к кузне Виктора незадолго до рассвета. Плечи буквально отваливались. Ему надо было идти на работу, к Ицхаку, поэтому он не мог ждать прихода Виктора с оставшимся четвертаком.

Дневная работа казалась отдыхом по сравнению с ночной выматывающей отгрузкой металлических болванок. Йори открывал рот, только если к нему обращались, поэтому Ричард попросту залег в загруженный углем фургон и урывками немного поспал, пока фургон катил своей дорогой. Но при этом все же был доволен, что выполнил обещание.

Вернувшись домой после этого бесконечного дня, Ричард увидел стоящих на ступеньках Набби с Камилем. Оба в рубашках.

— Мы ждали, когда ты вернешься и закончишь работу, — сказал Камиль.

Ричард едва на ногах стоял.

— Какую работу?

— Ты сделал только парадную лестницу. Ты сказал, что собираешься починить лестницу. А эти ступеньки — лишь часть лестницы. Лестница черного хода вдвое длинней и в еще худшем состоянии, чем эти. Ты ведь не хочешь, чтобы твоя жена и другие живущие в этом доме женщины свернули себе шею, когда пойдут на задний двор к очагу или в туалет?

Так они себе представляли небольшую проверку. Ричард понимал, что упустит шанс, если оставит их вызов без ответа. Но он так устал, что с трудом соображал.

В дверях появилась голова Никки.

— Мне показалось, что я слышу твой голос. Иди ужинать. У меня есть для тебя суп.

— А чая нет?

Никки покосилась на облаченную в рубашки парочку.

— Могу приготовить. Пошли, я принесу чай, пока ты ешь.

— Принеси его на задний двор, пожалуйста, — попросил Ричард. — Я обещал починить лестницу.

— Сейчас?

— Еще пару часов будет светло. Я могу есть во время работы.

Камиль с Набби задавали больше вопросов, чем в предыдущий вечер. Пока Ричард с двумя парнями работали, третий юнец, Гейди, шлялся вокруг. Обнаженный по пояс Гейди подчеркнуто оглядел Никки с ног до головы, когда она принесла Ричарду чай и суп.

Закончив наконец работу, Ричард пошел в комнату, бывшую когда-то кабинетом Ицхака, а теперь ставшую их с Никки домом. Стянув рубашку, он сполоснул лицо водой из таза. Голова раскалывалась.

— Помой голову, — сказала Никки. — Ты жутко грязный. Мне не нужны тут вши.

Вместо того чтобы спорить, доказывая, что никаких вшей у него нет, Ричард окунул голову в таз и принялся мыть волосы куском жесткого мыла. Так было проще, чем вступать в дискуссию, иначе ему не скоро удастся поспать. Никки ненавидела вшей.

Надо полагать, следует радоваться, что в этом фальшивом браке ему досталась хотя бы чистоплотная жена. Никки содержала в чистоте комнату, постель и одежду Ричарда, несмотря на то что ей было трудно носить воду из колодца. Она никогда не возражала против работы, которую необходимо было выполнять, чтобы изображать жизнь обычных людей. Похоже, Никки хотела чего-то настолько сильно, что так хорошо вжилась в роль, и в отличие от Ричарда, никогда не забывавшего, что она сестра Тьмы и его поработительница, она сама об этом иногда забывала. Ричард снова макнул голову в таз и сполоснул волосы.

Пока вода стекала по подбородку и спине обратно в таз, он спросил:

— Кто такой брат Нарев?

Никки, сидевшая на своем тюфяке и чинившая вещи, застыла и подняла голову. Шитье вдруг показалось совершенно неуместным, словно эта пародия на семейную жизнь утратила для Никки свой шарм.

— Почему ты спросил?

— Да повстречался с ним сегодня у кузнеца.