Сны инкуба - Гамильтон Лорел Кей

Глава шестьдесят восьмая

Нашего героя мне не было видно за широкой спиной его друга. Блондин все так же стоял на коленях, держа раненого за руку. Плечи у него ссутулились, он повернулся ко мне, весь в слезах. Красноватые следы от этих слез с кровью пролегли на лице. Я сразу подумала о худшем, пока не обошла его и не увидела второго вампира. Герой лежал на спине, но мигал мне серыми глазами. Только они у него и были светлыми — длинные тёмные волосы, такая же тёмная пробивающаяся бородка вокруг рта. Я чуть не ляпнула вслух: «Ох, так вы не умерли!», — но сумела промолчать. Очко в мою пользу.

Я присела с другой стороны от него, напротив его друга. Нож торчал в груди восклицательным знаком. Я в своё время порядочно заколола вампиров, и умею распознать удар в сердце. Кровь выступила вокруг лезвия, впиталась в одежду темноволосого. Много крови. Это значит, либо он сегодня сыт, либо рана серьёзна. Либо и то, и другое.

— Я не поняла, что нож серебряный, пока его не обезоружила. Я бы пришла раньше.

— У нас компания, — сказал мне Смит.

— Раньше или позже, не играет роли, — произнёс голос позади.

Это был Малькольм. Остальные члены церкви толпились за ним. От зевак, по-моему, нигде не спрячешься.

— Играет, — ответила я.

— Он умирает, Анита. И мы ничем не можем его спасти.

Я посмотрела на раненого и перехватила взгляд синих глаз его друга. Синих глаз в раме синего воротника рубашки.

— Я видала, как вампиры оправлялись от худших ран.

— Ты видела мастеров, Анита. Он не мастер.

— Он получает силу от своей линии, от своего мастера, — сказала я. — Дело не в личной силе.

— Истина и Нечестивец не имеют мастеров. Я верно говорю?

Блондин посмотрел на Малькольма, и на его лице была полная безнадёжность. Я даже не могла отпустить замечание насчёт имён. Кого могут звать Истина и Нечестивец? Но в лице этом было столько страдания, что я могла только сказать:

— Малькольм, если у тебя есть что сказать важного, скажи.

— Они — безмастерные, Анита. Мастер, создавший их, погиб, и sourdre de sang, создавший эту линию, тоже был уничтожен. Они смогли пережить уничтожение своей линии, но оно их ослабило.

Я посмотрела в лицо блондина — Истины или Нечестивца, не знаю, кто он был. А он уставился на Малькольма, и по его лицу было видно, что Малькольм говорит правду.

— Если бы ты связал их обетом крови, у них был бы теперь мастер.

— Я допустил их в свою церковь. Практически любой другой мастер просто бы их убил.

— Почему?

Лежащий на земле вампир ответил сдавленным голосом:

— Они нас боятся.

— Не разговаривай, брат, я все за тебя скажу, — торопливо заявил блондин. — Они боятся, что другие вампиры узнают, как мы пережили уничтожение всей нашей линии крови, и задумаются, не могут ли они убить тех, кто их порабощает, и тоже выжить.

— Брат? — спросила я.

Блондин посмотрел на меня. От свежих слез глаза его были красноваты.

— Истина — мой брат.

А, черт.

— Малькольм правду говорит, что если мы вынем нож, то… Истина не залечит эту рану?

— Когда-то мог бы, но гибель нашей линии нас ослабила. От серебряного оружия мы оправляемся не лучше людей.

Я посмотрела на торчащую из груди вампира рукоять.

— Если бы он был человеком, он бы уже погиб. А он ещё не умер.

— Он умирает, Анита, разве ты не чувствуешь?

Я положила руку на грудь вампира, рядом с лезвием, и сосредоточилась. Я ощутила, как его энергия — за неимением лучшего слова — тает.

Он сделал судорожный вдох, и следующий дался ему ещё труднее.

— Блин, он истекает кровью. — Вампир потерял столько крови, что тело его переставало функционировать. Черт. Я посмотрела на блондина. — Если мы будем сидеть, сложа руки, он умрёт. Если вытащим лезвие, может открыться возможность его спасти.

— Как? — спросил блондин (я даже мысленно не могу никого назвать Нечестивец — в смысле имени).

Как? Интересный вопрос. Будь здесь Жан-Клод, мы могли бы привязать его клятвой крови. Конечно, учитывая наши метки, Истина может взять кровь у меня и быть привязанным к Жан-Клоду. Примо обнаружил это случайно, а теперь открывалась возможность.

— Я свяжусь со своим мастером, он Мастер Города. Если он согласится, у меня есть идея.

И я позвала мысленно:

— Жан-Клод!

Вокруг него было какое-то движение — он оказался в клубе.

— Oui, ma petite, ты звала?

Не прибегая к словам, я дала ему пробежать свои мысли стенографически. Он был весьма заинтересован.

— Нечестивая Истина в Америке!

— Ты их знаешь?

— Единственные вампиры за всю нашу историю, которые намеренно выследили всех вампиров своей линии и убили.

Это меня потрясло:

— Как, почему?

— Я знал их мастера и его мастера, sourdre de sang. Это были воины, ma petite, ещё какие воины! Они в битве были как Бёлль Морт в сексе.

— Так что, они слишком опасны, чтобы брать их на борт?

— Ты знаешь, что случается, когда родоначальник линии сходит с ума?

Вопрос казался ловушкой, но я все же ответила:

— Что-то плохое.

Он засмеялся у меня в голове, и мурашки поползли у меня по коже.

— В этой линии все начали вдруг убивать людей — без платы, без политики, без какого бы то ни было мотива. Я тогда был ещё с Бёлль при дворах. Я знаю, что совет собирался подослать убийц, но двое вампиров из этой линии сделали все сами. Они спасли нас от ненужного внимания в Англии, и за это совет был им благодарен, но они убили источник своей линии, своего создателя, а это у нас — смертный приговор.

— Так почему же они не мертвы?

— Потому что вмешался кто-то в совете. Не знаю, зачем, не знаю даже наверняка, кто, но они остались безмастерными и были сосланы странствовать, и рука любого мастера, встреченного ими, оборачивалась против них. Если они смогли убить источник своей крови и выжить, то они слишком опасны, чтобы оставлять их в живых.

— А как настроен ты?

— Что ты предлагаешь, ma petite?

— Ты помнишь, как вышло с Примо?

— Ты дашь пить Истине, и он будет привязан к тебе и ко мне?

— Ага.

— Это не драчуны из линии Дракона, это воины, пережившие столетия, когда рука всякого обращалась против них. Я видел их однажды, когда их мастер прибыл ко дворам. Они — мужи чести.

— Что он говорит? — спросил Нечестивец.

Я подняла руку:

— Он думает.

— Никто не станет рисковать, — произнёс Истина сдавленным, трудным голосом.

Жан-Клод дышал сквозь мой разум, покрывая мурашками кожу. Я убрала руку от раненого вампира, чтобы эффект не распространился на него. Потом широко открыла между нами метки, и Жан-Клод меня заполнил, пролился по моему телу, по коже. Его сила встретилась с моей, и будто пламя подожгло огромный сложенный костёр. У меня голова запрокинулась, выгнулась спина, сила хлынула из меня. Она лилась и лилась, и я ощущала каждого вампира в коридоре. Чувствовала их, как отдельные огоньки в темноте, будто с закрытыми глазами я знала их всех.

— Назад, дети мои! — прозвучал издалека голос Малькольма. — Оставим место сие для её чёрной магии.

Я открыла глаза, тут же поняв, что они выцвели в карий огонь с чёрной оторочкой.

— Что сейчас будет? — спросил Смит.

Я посмотрела на него, и он испустил удивлённый возглас, облизал губы и уставился на меня, бледный и перепуганный.

— Если не хочешь этого видеть, вернись к Зебровски.

Смит покачал головой:

— Я останусь.

— Тебе не понравится, — предупредила я.

Он сдерживался, чтобы не обхватить себя за плечи, и я вспомнила, что он умел воспринимать энергию оборотней. Ничего нет хуже, как оказаться слегка экстрасенсом посреди метафизических событий.

— Мне уже не нравится, но я держу твою спину — во всяком случае, против всего, что можно остановить пистолетом.

Последние слова заставили меня задуматься, не восприимчивее ли он, чем кажется. Он знает, что в коридоре сейчас есть опасные создания, но ничего, против чего могут помочь пистолеты. Даже слишком умный. Надо будет поосторожнее с метафизикой при Смите — он может вычислить больше, чем мне хотелось бы.