Семейщина - Илья Чернев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К полудню в Никольское явился следователь. И хотя районное начальство решило по поводу загубленного трактора шуму не подымать, никольцы разом смекнули, что это за человек с портфелем сидит в сельсовете, по какому такому делу приехал. Да и как было не смекнуть: только вчера все видели покойника тракториста, только сегодня поутру тащили из Дыдухи провалившуюся внезапно машину — и на все лады гуторили о подпиленных столбах. К тому же наезжий человек немедленно отправился с директором МТС, Епихой и Гришей Солодушонком к месту происшествия.
Вернувшись с Дыдухи, следователь первым делом велел позвать к себе Мартьяна Алексеевича, закоульского председателя. Он долго расспрашивал его об исключенных из артели, о бывших кулаках-живоглотах, особенно интересовался стариком Цыганом. «Епихина это наводка, все слышали, как он по телефону…» — натужно подумал Мартьян. Он нахмурился и забубнил в ответ:
— Цыган от нас исключенный, и соваться в артель ему не дозволяем… Народ у нас в артели работящий, норовят, как бы свой колхоз соблюсти, за Цыганом, за кулаками не пойдут… Да и не суются те к нам, что напрасно… — И осторожно, чтоб не вызвать подозрений, добавил: — Уж не Епихины ли это наговоры? У нас с ним давняя тяжба… которая артель какую перешибет… соревнование…
— Ради того, чтобы победить в соревновании, председатель «Красного партизана» способен втоптать вас в грязь, оклеветать? — изумился следователь.
Мартьян Алексеевич понял, что хватил лишку.
— Ну, этого не говорю… а только… — замялся он.
— Что только?
— Так вот, получается… человек он горячий.
— Горячий не значит — несправедливый.
— Оно верно. Да вгорячах-то мало ли что придумывается, — начал путаться Мартьян Алексеевич.
— Вернемся к Цыгану. Вы утверждаете, что ему нет до артели никакого дела? Его разве не обижает исключение?
— В обиде-то он в обиде, слов нет, — живо согласился Мартьян, — мужик он злой, ехидный… всем известно. Но через то ехидство ни к кому еще беда не приходила… И не подумаю, чтоб Цыган полез мост подпиливать. Какая с того корысть ему, опричь тюрьмы…
— Это вы так рассуждаете. А может, у него на этот счет свои соображения?
— Чего не знаю, того не знаю. Никак не доложу. Нам некогда — своих забот хватает, не токмо что с Цыганом вожжаться…
Ничего путного от закоульского председателя не добившись, следователь взялся за Цыгана.
— …Вы согласны, что мост был поврежден умышленно? Что это акт враждебных советской власти элементов?
— Согласен, — помолчав, ответил Цыган.
— Согласны? Значит, на селе есть эти враждебные люди? — воззрился на него следователь.
— Этого не доложу…
— Не доложите? Но вы же сами только что согласились, что мост умышленно подпилили. Не сам же он подпилил себя?
— Вестимо, не сам! — блеснув белками глаз, мрачно усмехнулся Цыган.
— Так кто же?
— Господь знает, — притворно вздохнул старик.
— Господь-то наверняка, а вы?
— А мне откуда…
— Вас исключили из колхоза? — переменил разговор следователь. — Так ведь?
— Што с того…
— Как что? У вас есть причины для недовольства? Вы чувствуете себя обиженным?
— Какая там обида, — попробовал увильнуть Цыган.
— Помилуйте! Сам председатель артели, в которой вы состояли, показал о том. Он говорил о вашем ехидстве, злобе.
— Ну, это он врет! — Цыган вытаращил пронзительные глаза.
— Кто врет?
— Мартьян Алексеевич.
— Зачем же ему клеветать на вас? Какой резон?
— Уж и не ведаю, — чувствуя, что запутывается, вспотел Цыган.
— Какая ему корысть? Вы что, недруги, враги меж собой? — продолжался неумолимый допрос.
«Неужто Мартьян?.. — злобно подумал старик. — Не может быть… Ловит, просто воду промеж нас мутит… не поймаешь!»
— Нет, — ответил он после раздумья, — Мартьяну на меня жалобиться не за что, да и мне на него…
— Тогда тем более странно, что Мартьян Алексеевич…
— Не верю тому! — стукнув палкой, закричал Цыган. Он вскочил на ноги. — Ни слову твоему не верю!
— Спокойно! — холодно сказал следователь. — Садитесь. Цыган разом погас, сел на прежнее место.
— И тому не поверите, что вчера, — раздельно произнес следователь, — во дворе сельсовета, когда отправляли погибшего тракториста, вы вступили в перебранку с прицепщиком Ивановым, накинулись на него.
«Кто довел? — насторожился Цыган. — Кругом, кругом лиходеи!»
— Никишка Анохин?.. Сам первый накинулся, — тихо сказал он. — Нынче стариков-то не очень уважают…
— А вы ему спуску и не дали? — усмехнулся следователь.
— Ежели каждый щенок гавкать станет, что ж тогда…
В конце концов следователь отступился от Цыгана, предложил ему посидеть в соседней комнате и попросил следующего — Хвиёху. Храбро шагнул к столу Хвиеха, поздоровался и сел на краешек стула.
— Колхозник? — начал допрос следователь.
— А то как же! — мгновенно откликнулся Хвиеха. — Мартьяновой закоульской артели…
— Давно?
Хвиеха вздохнул, мотнул головою:
— В артель взошел поздновато. Надо бы к партизанам поступить, дурочку раньше валял… Наша-то артель похуже партизанской, все как-то не так…
К удивлению Хвиёхи, следователь не заинтересовался его словами.
— Вы лучше расскажите, что вам известно о кулацком покушении на Дыдухе?
— А ничего не известно, — сердито ответил Хвиеха: уж не хотят ли его запутать в это дело?
— Где вы в это время были?
— Коня в бригаде седлал, налаживался в поля. Ночным объездчиком меня поставили.
— Значит, вы еще не выехали, а трактор уже провалился?
— Так точно.
— А скажите: в этот вечер вам не приходилось встречать старика по прозвищу Цыган… того самого, что только что вышел от меня?
Хвиеха задумался. Куда гнет начальство? Что ему, собственно, нужно? По чьему наущению очутился он на допросе? Хвиеха наморщил лоб, начал припоминать. Да, Цыгана он в тот вечер видал. Старик не спеша ковылял по улице, опираясь, по обыкновению, на палку. К чему это скрывать, себя путать, людям голову морочить?
— И как он выглядел? Спешил? — терпеливо, дождавшись ответа, спросил следователь.
— А куда ему торопиться? Из колхоза его вышибли…
— Я не о том… Не заметили ли вы, чтоб он был возбужден, обрадован, расстроен?
— Такого не скажу. Обыкновенно — шел да шел.
— Все, — поднялся следователь, — можете идти. Хвиеха вышел и в передней наткнулся на Никишку.
— Торочит что не надо, — хмуро сказал Хвиеха, — я ему хотел было о том, как у нас сеяли, объяснить все в подробности, а он — ноль внимания. О тракторе был допрос… прощай!
Хвиеха шагнул за дверь, зло подумал:
«Ну и черт с вами! Не слушаете — и не надо. Набиваться не станем! Должность Мартьян предоставил легкую, трудодней подкинул… проживем!»
Следователь пригласил Никишку. Парень слово в слово повторил свой вчерашний разговор с Цыганом во дворе сельсовета.
— Значит, старик сказал: «Никакой моей шатии нету»? Вы твердо помните?
— Помню. Он так и сказал.
— И вы первый затеяли?
— Первый….
— Почему вы к нему пристали?
— Сеню Блинова жалко было, — покраснел Никишка. — Он мой товарищ… учил меня… — Он заерзал на стуле.
— Я понимаю, — мягко заметил следователь, — но какое отношение мог иметь покойный к Цыгану? За что вы рассердились на старика?
— Я осерчал, не отпираюсь… — Никишка запнулся. — Говорите, не стесняйтесь, — ободрил следователь.
— Что ж говорить? Мертвого все равно не вернешь. Была у меня думка: ихней компании это дело.
— На чем же основываются ваши подозрения? Никишка долго молчал, поглядывал в окно.
— Сердце мое так чуяло… и сейчас чует, — ответил он наконец…
Никишке так много хотелось сказать, но робость ли, неуменье ли найти нужные слова сковали его.
Следователь кликнул Цыгана, и он, Никишка, очутился лицом к лицу с этим неприятным стариком. Кровь отлила от Никишкина рябого лица, когда увидал он Цыгана.
— Так вот кто меня на допрос притянул! — загремел Цыган. — Так я и знал!
— Вовсе не я…
— Рассказывай! — Цыган стукнул палкой об пол.
— Иванов говорит правду, — остановил свирепого старика следователь, — у нас были другие данные. Мы решили проверить… Скажите, у вас не было вражды между собой?
— Никогда с Анохиной родовой не путался, — первым ответил Цыган.
— Не нашего поля ягода, — презрительно скривив губы, подтвердил Никишка. — Цыганы к нам не хаживали. Зачем?.. Мы от веку трудники, они… — Он посмотрел на страшное лицо Цыгана и осекся.
— Что они?
— Они — воры! — смело бросил Никишка. — Яшка, его сын, был в банде, сослан. Оба готовы артель изничтожить… Вот я и думал… — ему не хватало воздуху.