Тропою испытаний. Смерть меня подождет - Григорий Анисимович Федосеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шумно становится на одинокой стоянке. Разгорается костёр. Людской говор повисает над уснувшей долиной. Отпущенные олени бегут в лес, туда же уплывает и мелодичный звон бубенцов.
— Орон[69]совсем дурной, постоянно торопится, бежит, будто грибы собирает, — бросает им вслед ласково Улукиткан.
Мне кажется, что только с завтрашнего дня по-настоящему начнётся наше путешествие.
— Какие вести, Геннадий? — не терпится мне.
— Неприятность. У Макаровой инструмент вышел из строя. Дело неотложное, а Хетагуров вот уже дней пять в эфире не появляется, ждут ваших указаний. И ещё есть новость. Трофим вернулся из бухты, не хочет идти в отпуск, просится в тайгу…
Взглянув на часы, Геннадий забеспокоился:
— Двадцать минут остаётся до работы!
Общими усилиями ставим палатку, натягиваем антенну. Геннадий устраивается в дальнем углу и оттуда кричит в микрофон:
— Алло, алло, даю настройку: один, два, три, четыре… Как слышите меня? Отвечайте. Приём.
Я достаю папки с перепиской и разыскиваю радиограмму Трофима!
«Прибыл в штаб. Здоров, чувствую себя хорошо. Личные дела откладываю до осени. Разрешите вернуться в тайгу. Жду указаний. Королёв».
«Почему он не поехал к Нине? — думаю я. — Неужели в их отношениях снова образовалась трещина? Мы ведь давно смирились с мыслью, что в это лето Трофима не будет с нами, и вдруг… Правильно ли он поступает?»
— Алло, алло, передаю трубку. — И, обращаясь ко мне, Геннадий добавляет: — У микрофона начальник партии Сипотенко.
— Здравствуйте, Владимир Афанасьевич! Что у вас случилось? Где находитесь?
— Позавчера приехал к Макаровой на голец восточнее озера Токо. Неприятность — видимо, от сырости в большом теодолите провисли паутиновые нити, работа стала. Запасной паутины нет. Третий день бригада охотится за пауком, всю тайгу обшарили — ни одного не нашли. Да у меня и нет уверенности, что он даст нам нужную по толщине нить, ведь мы для инструмента берём паутину только из кокона паука-крестовика.
— Попробуйте подогреть электролампочкой провисшие нити в инструменте. Если они не натянутся, тогда организуйте более энергичные поиски кокона. Используйте проводников. Сменить инструмент сейчас невозможно, вы же знаете, что в вашем районе нет посадочной площадки для самолёта.
— Беда в том, — отвечает Сипотенко, — что никто из нас не знает, где зимуют крестовики, ищем наобум. А проводники у нас молодёжь, неопытные. Сейчас попробуем подогреть нити, может быть, натянутся.
Вдруг в трубку врывается возбуждённый женский голос:
— Значит, вы отказываетесь помочь нашей бригаде? Ведь сейчас кокона не найти, да, может быть, эти пауки и вовсе не живут в таком холоде. Что же делать?
— Здравствуйте, Евдокия Ивановна! Я понимаю вашу тревогу. Но если в штабе даже и найдётся кокон, не попутным же ветром доставить его вам?
— Значит, ничего не обещаете? А мы надеялись, что выручите. Неужели обречёте нас на длительный простой?
— Всё возможное сделаю. Я сейчас соберу своих таёжников, поговорим. Не сегодня-завтра появится в эфире Хетагуров, поручу ему заняться паутиной. Но как доставить её вам, не представляю. Через час явитесь на связь.
Геннадий работает с другими нашими станциями, принимает радиограммы, а мы садимся ужинать.
— Чудно как получается: из-за паутины остановилась работа, — говорит Василий, вопросительно посматривая на меня. — Неужели без неё нельзя?
— Ты когда-нибудь смотрел в трубу обычного теодолита? Видел в нём перпендикулярно пересекающиеся нити? — спрашиваю я.
— Видел.
— Так вот, в обычном теодолите эти линии нарезаются на стекле, а в высокоточном, скажем, в двухсекунднике, как у Макаровой, с большим оптическим увеличением, нарезать линии нельзя. Их заменяют паутиной, натянутой на специальную рамку. Всего-то для инструмента её надо несколько сантиметров. Но где их сейчас возьмёшь?
— А разве шёлковая нитка не годится?
— Нет, она лохматится и не даёт чёткой линии.
Улукиткан смотрит на меня с недоумением. Он не всё понимает из наших разговоров о теодолитах, но для него ясно, что из-за какого-то паука у инженера остановилась работа.
— Какой такой паук, его спина две чёрных зарубка есть? — спрашивает он.
— Есть.
— Эко сильный паук, человека задержал, — рассуждает старик. — Бывает, бывает. Вода вон какой мягкий, а камень ломает… Это время паука надо искать в сосновом лесу, в сухом дупле старого дерева и под корой, где мокра нет. Здесь, однако, не найти.
— Если мы вызовем к микрофону проводников Макаровой, ты сможешь им рассказать, где нужно искать пауков?
— Это как, чтобы я в трубку говорил?
— Да.
— Уй, что ты, не умею, всё путаю…
— Ничего хитрого нет. Садись ко мне поближе, — говорит Геннадий.
Он надевает на голову старика наушники, посылает в эфир позывные и, установив связь, просит вызвать к микрофону проводников.
Улукиткан торжественно продувает нос, откашливается, скидывает, как перед жаркой работой, с плеч телогрейку.
— Кто там? — пищит он не своим голосом в микрофон и пугливо смотрит на нас.
— Ты не бойся, говори громче и яснее, — подбадривает его Геннадий.
— Ты кто там? — снова робко повторяет старик и замирает, испугавшись разрядов, внезапно прорвавшихся в наушники. Но вот его лицо расширяется от улыбки, становится ещё более плоским. Услышав родную речь, старик смелеет и начинает что-то рассказывать, энергично жестикулируя руками, как будто собеседник его стоит прямо перед ним. Затем он терпеливо выслушивает длинные ответы, кивает удовлетворённо головою в знак согласия. Можно подумать, что не он инструктирует проводников, где нужно искать кокон, а они.
— Кончил? — спрашиваю я Улукиткана, когда он снял наушники.
— Всё говорил. Ещё много новости есть. Нынче промысел там за хребтом хороший был, охотники белки дивно добыли, сохатых, сокжоев…
— А о пауке ты рассказал?
— У-ю-ю… Забыл! Геннадий, зови его обратно, говорить буду. Старая голова всё равно что бэвун (*Бэвун — решето), ничего не держит. Давнишний привычка остался. Человека встретишь в тайге, надо послушать, какой новости он несёт издалека, и свои ему рассказать. Так раньше эвенки узнавали друг о друге, о жизни людей, кто куда кочевал, кто умер, какое несчастье пережил народ. Человек с большими новостями — почётный гость. Ему лучшая кость за обедом и самый крепкий чай. На хорошего гостя, говорят, даже собаки не лают.
— Тебя, Улукиткан, слушают. Бери микрофон, — перебивает его Геннадий.
Старик усаживается к трубке и долго говорит на своём языке.
Полночь. Все спят. В палатке горит свеча. Я просматриваю радиограммы, накопившиеся за время моего отсутствия, пишу ответы, распоряжения. В подразделениях экспедиции обстановка за эти дни мало изменилась. Работы разворачиваются медленно, мешают дожди, половодья. Есть и неприятности. В топографической партии на южном участке одно подразделение, пробираясь по реке Удыхину, провалилось с нартами под лёд. Оленей спасли, а имущество
