Тропою испытаний. Смерть меня подождет - Григорий Анисимович Федосеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потерпевших подобрали геодезисты, случайно ехавшие по их следу. В первый же день лётной погоды этому подразделению сбросят с самолёта снаряжение, продовольствие и одежду.
— Сколько времени? — спрашивает, пробуждаясь, Василий Николаевич и, не дожидаясь ответа, вылезает из спального мешка. — Куда думаете направить Трофима? — вдруг задаёт он беспокоивший его даже и ночью вопрос.
— В отпуск. Здоровье у него вообще неважное, после воспаления лёгких в тайге долго ли простудиться. Да и Нина будет, наверное, обижена его отказом приехать.
— Не поедет он туда, зря хлопочете, — возражает Василий Николаевич.
— Это почему же?
— Знаю, истосковался он по тайге, а вы ему навязываете отпуск. Нина подождёт. Не к спеху!
— Не было бы, Василий, хуже — он ведь слаб, долго ли простудиться. Боюсь за него, мне всё кажется, будто он ещё мальчишка.
— Ну, уж выдумали тоже, мальчишка! Смешно даже… У Трофима голова — дай бог каждому. К тому же он ведь что наметит — жилы порвёт, не отступится. Характер имеет, — убеждённо говорит Василий Николаевич.
Я достал радиограмму, адресованную Королёву, с предложением ехать в отпуск и разорвал её, но новой не написал, отложил до утра.
Мы решили задержаться, пока не будет решён вопрос с паутиной. В подразделении Макаровой — без перемен. Старые нити и после нагрева их электрической лампочкой не натянулись. Кокона не нашли.
Неожиданно вспомнился Пашка, вёрткий, пронырливый, маленький таёжник с ястребиными глазами. Уж кому-кому, а Пашке, конечно, известны близ Зеи все сосновые боры, лесные закоулки, старые дупла. Мне живо представилось, как он бежит опрометью к зимовью, чтобы сообщить дедушке Гурьянычу, какое важное дело доверила ему экспедиция, и как они вместе тотчас займутся поисками пауков и кокона…
Вызываю по рации Плоткина. Поручаю организовать поиски кокона в городе: на чердаках, в сараях, кладовых и в случае успеха подумать вместе с лётчиками о доставке кокона Макаровой. С Пашкой же решил говорить сам. Плоткин обещал вызвать его вечером на рацию.
Сегодня, после полуторамесячного перерыва, я снова услышал голос Трофима. Мы долго беседовали с ним по радио. По тому, как раздражённо он отвечал на предложение ехать в отпуск, я понял, что уговорить его невозможно, прав был Василий. Оказывается, Трофим уже договорился с Ниной. Она приедет осенью на Зею.
— Куда ты хочешь ехать? Только не на побережье,
— Возьмите меня с собою радистом.
— На это надо согласие Геннадия.
— Мы договорились, он уступает мне своё место, переедет в партию Лемеша.
— Если так — я согласен.
Геннадий кивает мне утвердительно головою. Кажется, всё устраивается как нельзя лучше, но неясная тревога не покидала меня, когда я подписывал распоряжение об откомандировании Трофима в поле.
— Когда же ты успел договориться с Трофимом? — спрашиваю я радиста.
— Вчера.
— Надоело?
— Ему с вами будет легче, а на постройке пунктов он сразу сорвётся. Мне же к осени в институт, далеко нельзя забираться.
На этом мы и закончили свой скучный день.
Вечером в эфире появился Пашка.
— Здравствуйте, дядя Я пришёл. Вы вызывали меня насчёт арифметики? — пищит он ломким голосом, явно лукавя.
— Здравствуй, Пашка! С арифметикой ты наверняка справился! Или нет?
— Нет. Дедушку научил, он за меня решает.
— Ну, и хитрец! Беда, Пашка, случилась в эспедиции. У инженера вышел из строя инструмент, работа приостановилась. Нужна твоя помощь. Найди в тайге или в зимовье кокон паука-крестовика, в крайнем случае — самого паука в живом виде. Выручай! Здесь в тайге такой паук не живёт.
— А какой это кокон и где его искать?
— Его плетёт самка паука из тонкой паутины и откладывает в нём свои яйца. В августе паучки выводятся и разбегаются, а кокон остаётся на месте. Величиною он с воробьиное яйцо, ищи в сухих дуплах, под корою деревьев, под крышей бань, на чердаках. Расспроси дедушку, он подскажет тебе, где скорее найти. Если тебе нужно будет на день отлучиться, Плоткин договорится со школой. Понял?
— Понял. А если я паука не найду, тогда совсем приостановится работа? — вдруг спросил он.
Я догадываюсь, почему он об этом спрашивает: в случае удачи его волей-неволей признают в штабе своим человеком, он будет знать все экспедиционные новости. И тогда его авторитет среди мальчишек, конечно, поднимется.
— Да, работы остановятся, — ответил я. — Так уж ты не подведи меня, постарайся… Что тебе для этого нужно?
Но вместо Пашкиного писка в трубке послышался знакомый голос штабного радиста.
— Пашка уже удрал. Передаю радиограмму: «Если будет найден кокон, его доставит Шувалов. Лётчика смущает высота Станового, возможно, У-2 её не преодолеет. Что посоветуете?»
Я предложил обойти приподнятую часть хребта Майской седловиной, по пути сбросить нам почту, это ненамного удлинит путь.
Теперь дело за коконом и погодой.
Утром, после завтрака, каждый занялся своим делом. Я беру дневник, иду на берег притока. Против меня галечный остров, отгороженный от большой воды наносником у изголовья. Его середина занята переселенцами: берёзками да тальничком, выбросившими раньше других нежную зелень листвы. А на краю, что ближе ко мне, лежит мокрым пятном лёд — остаток зимней наледи. При моём появлении с острова поднялись две жёлтые трясогузки. Покружились в воздухе, попищали и снова уселись на колоде, рядом со льдом.
Казалось, ничего удивительного нет в том, что две трясогузки кормились на острове или проводили на нём свой досуг. Сколько птиц за день увидишь, вспугнёшь! Но тут я имел случай наблюдать интересное явление.
Часа два я сидел на берегу, склонившись над дневником. А взгляд нет-нет да и задержится на колоде, где сидели трясогузки. «Почему они так безразличны к окружающему миру?» — думал я, всё больше заинтересовываясь.
Всем птицам весна принесла массу хлопот. Кажется, и минуты у них нет свободной: надо поправить гнёзда, натаскать подстилки, разведать места кормёжки. А сколько времени отнимают любовные игры, да и песни — без них тоже нельзя.
Вот и видишь, птицы весь день в суете.
Но эта пара, сидящая на колоде, словно не замечает весны, будто не собирается обзаводиться потомством. Не перелётные ли это трясогузки? Тогда их хлопоты где-то далеко впереди. Но ведь перелёт уже закончился. Может быть, это странствующие бездомники, — тогда что их приковывает к этому островку?
Я стал присматриваться. Пролетит ли близко шмель, вспорхнёт ли бабочка, пробежит ли по колоде букашка, кажется, ничего этого они не замечают. Только изредка какая-нибудь из трясогузок качнёт своим длинным хвостом, и всё.
Вижу, к ним подсели две другие трясогузки.