Операция «Гадюка» - Кир Булычев

— Самое нелепое послание, которое мне приходилось видеть.

— Какое? — спросил Егор, который тупо сидел у телевизора, все еще находясь в мрачном состоянии духа, и делал вид, что его страшно интересует передача «Наш сад. Хлопоты и заботы».

— Тут тебе записку прислали, судя по почерку — влюбленная девица, которую угнетают родители.

— Какая еще девица?

— Старо как мир, родители не должны догадаться. «Евдокия, главное, не беспокойся…»

— Отец, положи, это мне.

— Знаю, что не мне. Тут же написано, что тебе. Но если ты хотел утаить письмо, надо было прятать в стол. Спрятать за тебя?

— Ладно, оставь где лежит, — сказал Егор.

А так как отец подчинился, он продолжал смотреть в экран, а потом удивился. С чего это отец решил, что записка обращена к нему?

Он встал, подошел к столу, взял листок и прочел его вновь. И надо же — у него будто застило зрение, ничего не увидел.

— Папа, — сказал Егор. — А почему она написана мне?

— Я забыл, как называется этот литературный трюк, — ответил отец, — но любой нормальный человек прочтет первые буквы и увидит…

— Я увидел!

Отец, довольный, засмеялся.

«Егор, спаси», — читалось по первым буквам.

Егор уселся в кресло и принялся проклинать себя — ведь она рисковала, она писала под внимательным взором тех, кто ее похитил… Похитил!

Егор перечитывал записку снова и снова и понимал, что положение, в котором он оказался, — безнадежно.

Получив записку, он продвинулся столь ничтожно, что можно было бы и не видеть этого листка. Нет, ты дурак, Егор! Еще пять минут назад ты вычеркнул из сознания Люську, придумав, что она предала тебя. А ты ведь единственный человек в мире, который поверит ей. А почему?

И тут Егору пришлось смириться с тем, что выкидывало из себя сознание: исчезновение Люськи связано с тем миром. Ведь будь это какое-то любовное приключение, вряд ли она стала бы обращаться за помощью к Егору. Именно к Егору.

И что ты будешь делать? Один? Когда нет своей организации, своей компании.

В понедельник он преодолел стеснительность и пошел в милицию.

В милиции дежурный майор был вежлив, холоден и равнодушен.

— А кем вы ей приходитесь?

— Знакомый.

— Ага, знакомый.

— Но я запомнил первую часть номера машины. Это синий «Меседес».

— Ладно, попросим ее мать прийти с заявлением.

Он мог бы показать записку. Но боялся ее потерять. Майор наверняка отберет записку. Приобщит к делу. Тогда у Егора не останется вообще никаких цепочек, связывающих его с Люськой. Егору казалось, что в самой бумаге, в пасте, которой написана записка, могут таиться ключи к разгадке. Нет, он не отдаст записку милиционеру, который вежливо попрощался с влюбленным мальчишкой. Изменила, ушла, а он безумствует. Ведь мог бы и сказать это открытым текстом, но сдержался, и на том спасибо. Даже улыбка была снисходительной, но не гадкой.

Оставался старый друг Серега.

Старый друг тоже не захотел выходить за пределы разумного. Он, конечно, не знал о путешествии Егора в мир без времени. А не зная и не поверив некогда в неправду, которую придумал Егор, он с тех пор предпочитал не принимать на веру слов Егора.

Сереге Егор показал записку и рассказал об обстоятельствах исчезновения Люськи — оставив в стороне лишь тот мир. Серега записку прочел и спросил, давно ли они с Люсей знакомы?

В вопросе таился подвох. Если ты не поделился со старым другом тем, что у тебя роман, это плохо говорит о твоей искренности.

— Недавно, — ответил Егор. И это было правдой. Когда-то он был знаком с девочкой. Сегодня — совсем с другим человеком.

— Надо обратиться в милицию, — сказал лучший друг.

— Я там был. Меня отпустили домой.

— Она, наверное, скоро вернется.

— Но ты же читать умеешь? Тут написано: «Егор, спаси».

— Пятьдесят процентов за то, что это шутка.

— Прости, что я тебя побеспокоил.

— Егорка, ну пойми, я ничего не могу придумать.

Но через час после того, как Егор ушел от Сереги, тот позвонил ему:

— Ты не помнишь, у меня девушка была? Такая курносая? Тамара.

— Не помню.

— Из НИИ экспертизы! Она мне столько всего рассказывала про свою лабораторию! Еще хорошо, что я скептик. Они берут проблемы, которыми не стал бы заниматься ни один уважающий себя институт.

— Теперь сколько угодно не уважающих себя институтов, — сказал Егор.

— Ты меня не понял! Этот институт — в системе Академии наук. У них в лаборатории шеф — доктор наук, биолог. Ну что тебе стоит — загляни к ним!

— Они по запаху находят преступников?

— Я не знаю, кого и по какому запаху они находят. Но если в твоей речке рыбы нет, то рак становится лососем!

Серега в последнее время приноровился пересказывать народную мудрость собственными словами. Порой получалось забавно.

— Сходи, я тебе Тамаркин телефон дам.

Идти не хотелось. Еще один майор милиции? Но Егор понимал, что записка — серьезное событие.

Он решил: «Пойду посмотрю, что там за люди. Рассказывать им лишнего не буду. Вернее, буду рассказывать только то, что они смогут переварить».

Домашний телефон Тамары был занят два с половиной часа подряд. Егор лежал на диване и читал книгу Шноля «Герои и злодеи российской науки» и через каждые полчаса набирал номер.

Наконец дозвонился.

— Вы долго разговариваете, — упрекнул Егор девушку, которая призналась, что она и есть Тамара.

— Вы ошибаетесь, — ответила Тамара, — я многостаночница. Я провела шесть разговоров, и все короткие, как летний дождь.

Так Егор познакомился с оригинальной манерой изъясняться, свойственной Тамаре.

Тамара отказалась выслушивать проблему Егора до конца, а спросила:

— С вашей точки зрения, нашему институту это по плечу?

Егор спросил, может ли он встретиться с кем-то из научных сотрудников. Он просит помощи в решении сложной проблемы.

— Надеюсь, у вас не сексуальные проблемы? — спросила Тамара. — Мы на них махнули рукой.

— Не бойтесь.

— Тогда встретимся завтра у метро, — сказала Тамара. — В девять тридцать. И вместе опоздаем на работу.

Тамара выговаривала слова значительным, почти дикторским голосом, но неправильно ставила ударения в словах «понять» и «звонить». Видно, приехала в Москву с юга. Все проблемы она была готова решить разом, ей очень хотелось показаться важнее, чем она была на самом деле. Но при том в голосе ее звучало сочувствие ко всем страдающим мужчинам.