Современная комедия - Джон Голсуорси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да?.. Говорит миссис Монт. Что? Но я ведь их заказала… О! Но должна же я давать им утром яичницу с ветчиной! Не могут они перед работой получать одно какао… Что? У компании нет средств?.. Ну, знаете! Хотите вы, чтобы дороги работали прилично, или нет?.. Зайти поговорить? Мне, право же, некогда… Да, да… пожалуйста, сделайте мне одолжение, скажите директору, что их просто необходимо кормить посытнее. У них такой усталый вид. Он поймет… Да… Спасибо большое! – Она повесила трубку. – Черт!
Кто-то засмеялся.
– Ой, это вы, Холли! Как всегда, экономят и тянут! Сегодня это уже четвертый раз. Ну, мне все равно – я держу свою линию. Вот взгляните: это завтрашний список для Хэрриджа. Колоссальный, но что поделаешь. Купите все; риск беру на себя, хоть бы мне пришлось ехать туда и рыдать у его ног.
И за сочувственной иронией на лице Холли ей виделась улыбка Джона. Надо кормить его посытнее – да не его одного! Не глядя на кузину, она сказала:
– Я видела здесь Джона. Откуда он взялся?
– Из Парижа. Пока живет с нами на Грин-стрит.
Флер с легким смешком выставила вперед подбородок.
– Забавно опять увидеть его, да еще такого чумазого! Его жена тоже здесь?
– Нет еще, – сказала Холли, – она осталась в Париже с его матерью.
– О, хорошо бы с ним как-нибудь повидаться!
– Он работает кочегаром на пригородных поездах – уходит в шесть, приходит после одиннадцати.
– Понятно! Я и думала – потом, если стачка когда-нибудь кончится.
Холли кивнула.
– Его жена хочет приехать помогать. Что вы скажете: не взять ли ее в столовую?
– Если она подойдет.
– Джон говорит, что очень.
– Не вижу, собственно, к чему американке утруждать себя. Они хотят совсем поселиться в Англии?
– Да.
– О! Впрочем, мы оба переболели корью.
– Если заболеть вторично, взрослой, Флер, – корь опасна.
Флер засмеялась.
– Никакого риска! – И глаза ее, карие, ясные, веселые, встретились с глазами кузины, глубокими, серьезными, серыми.
– Майкл ждет вас в машине, – сказала Холли
– Отлично. Вы можете побыть здесь, пока они кончат есть? Завтра с пяти утра дежурит Нора Кэрфью. Я буду здесь в девять, до того, как вы уедете к Хэрриджу. Если надумаете еще что-нибудь, прибавьте к списку, я уж как-нибудь заставлю их натянуть. Спокойной ночи, Холли.
– Спокойной ночи, родная.
Не жалость ли мелькнула в этих серых глазах? Жалость, скажите на милость.
– Привет Джону. Интересно, как ему нравится быть кочегаром. Нужно достать еще тазов для умывания.
Сидя рядом с Майклом, который вел машину, она снова будто видела в стекле улыбку Джона, и в темноте ее губы тянулись вперед, словно хотели достать эту улыбку. Корь – от нее бывает сыпь и поднимается температура… Как пусты улицы, ведь шоферы такси тоже бастуют. Майкл оглянулся на нее.
– Ну, как дела?
– Какое страшилище этот морильщик, Майкл. У него рябое лицо клином, и волнистые черные волосы, и глаза падшего ангела, но дело свое он знает.
– Посмотри-ка, вон танк; мне о них говорили. Они идут в порт. Похоже на провокацию. Хорошо еще, что нет газет, негде о них писать.
Флер рассмеялась:
– Папа, наверное, уже дома. Он приехал в город охранять меня. Если бы и вправду началась стрельба, интересно, что бы он сделал: стал махать зонтиком?
– Инстинкт. Все равно что у тебя по отношению к Киту.
Флер не ответила. Позже, повидав отца, она поднялась наверх и остановилась у двери детской. Мелодия, так изумившая Сомса, прозвучала легкомысленно в пустом коридоре. «L’amour est enfant de Bohême; il n’a jamais, jamais connu de loi: si tu ne m’aimes pas, je t’aime, et si je t’aime, prends garde à toi!»[33]. Испания, и тоска ее свадебной поездки! «Голос, в ночи звенящий!» Закрыть ставни, заткнуть уши – не впускать его. Она вошла в спальню и зажгла все лампы. Никогда еще комната ей так не нравилась – много зеркал, зеленые и лиловые тона, поблескивающее серебро. Она стояла и смотрела на свое лицо, на щеках появилось по красному пятну. Зачем она не Нора Кэрфью – добросовестная, несложная, самоотверженная, которая завтра в половине шестого утра будет кормить Джона яичницей с ветчиной! Джон с умытым лицом! Она быстро разделась. Может ли сравниться с ней эта его жена? Кому из них присудил бы он золотое яблоко, если бы они с Энн вот так стояли рядом? И красные пятна на ее щеках гуще заалели. Переутомление – это ей знакомо! Заснуть не удастся! Но простыни были прохладные. Да, прежнее гладкое ирландское полотно куда приятнее, чем этот новый шершавый французский материал. А вот и Майкл входит, идет к ней. Что ж! Зачем быть с ним суровой? Бедный Майкл! И когда он обнимал ее, она видела улыбку Джона.
Этот первый день работы на паровозе мог хоть кого заставить улыбаться.
Машинист, почти столь же юный, как и он, но в нормальное время – совладелец машиностроительного завода, просветил Джона по сложному вопросу: как добиться равномерного сгорания. «Хитрая работа и очень утомительная!» Их пассажиры вели себя хорошо. Один даже подошел поблагодарить их. Машинист подмигнул Джону. Было и несколько тревожных моментов. Поедая за ужином гороховый суп, Джон думал о них с удовольствием. Было замечательно, но плечи и руки у него разломило. «Вы их смажьте на ночь», – посоветовал машинист.
Какая-то молоденькая женщина предложила ему печеной картошки. У нее были необычайно ясные темно-карие глаза, немножко похожие на глаза Энн, только у Энн они русалочьи. Он взял картофелину, поблагодарил и опять погрузился в мечты кочегара. Удивительно приятно преодолевать трудности, быть снова в Англии, что-то делать для Англии! Нужно пожить вдали от родины, чтобы понять это. Энн телеграфировала, что хочет приехать и быть с ним. Если он ответит «нет», она все равно приедет. В этом он успел убедиться за два года совместной жизни. Что же, она увидит Англию в самом лучшем свете. В Америке не знают по-настоящему, что такое Англия. Ее брат побывал только в Лондоне, и в его рассказах проскальзывала горечь – верно, женщина, хотя
