Тень Чернобога - Евгения Витальевна Кретова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рауль Моисеевич постоял еще некоторое время у закрытой двери. Потом решительно пересек лестничную клетку и нажал на черный пупырышек звонка у обитой дерматином соседской двери. За ней тут же послышалось торопливое шарканье, покашливание.
– Кто там? – отчетливо спросил пожилой голос.
– Добрый день, это доктор со скорой, я к вашим соседям приходил, – громко произнес он. – Не могли бы вы открыть дверь…
Скрипнул замок, и через узкую щель, оставленную дверной цепочкой, показалось вытянутое от удивления и любопытства лицо пожилой женщины в очках-половинках, а из глубины квартиры на лестничную площадку ринулся насыщенный аромат борща и гренок с чесноком.
– Извините, пожалуйста, – вежливо проговорил Рауль Моисеевич, стараясь отвлечься от восхитительного аромата, – я доктор Улаев из отделения скорой помощи горбольницы. Вчера примерно в это же время, чуть раньше, я приезжал к вашим соседям из пятнадцатой квартиры. – Соседка кивнула и поправила очки, а Рауль Моисеевич продолжал: – Сейчас приехал справиться, все ли у них нормально, а никто не открывает. Не знаете, они уехали?
Старушка подозрительно его оглядела – доктор поежился, почувствовав себя преступником.
– А с каких это пор врачи скорой так пекутся о своих пациентах? Я вон давеча сердцем маялась, вызывала бригаду. Приехали, укол поставили и уехали. К терапевту на участок велели идти, как оклемаюсь. И никто потом не справлялся, что со мной да как я себя чувствую, – она подозрительно вглядывалась в лицо доктора, будто намереваясь запомнить его для фоторобота. – Или знакомая какая? Так звони ей на мобильник, чего ко мне ломишься?
– Да нет, не знакомая, – Рауль Моисеевич поперхнулся, – просто за больной только дочка приглядывала. Подросток… Мало ли что? Телефон, оставленный для связи, не отвечает, дверь не открывают. Беспокоюсь, не стало ли женщине хуже…
Старушка поежилась, плотнее запахивая пуховый платок на покатых плечах.
– Ну не знаю… Куда они могли деться? – ворчливо бросила она.
– Может, уехали куда? – повторил свою догадку доктор.
– Да некуда им, – старушка воодушевилась, – нет у них никого. Сроду не слыхала про их родню. Да вы не беспокойтесь, – добавила она, – Мирославе наверняка лучше стало. Вчера вечером, аккурат программа «Вести» началась, к ним гости привалили, шумели, что-то там передвигали даже. Допоздна не ложились и спать вон Тамаре Федоровне, она под ними как раз живет, всю ночь не давали.
– А про Тамару Федоровну вы откуда знаете?
– Так жаловалась она, утром сегодня виделись, – женщина снова неодобрительно окинула его взглядом. Для большей убедительности добавила: – Милиция к ним даже вчера приезжала, тоже у меня спрашивала, дома ли Мирослава… Так что наверняка полегчало мамаше-то…
Рауль Моисеевич кивнул, поблагодарил словоохотливую соседку и пошел вниз. Странная мысль не давала ему покоя: дочь Мирославы не выглядела как девочка, которая способна позвать в гости шумную компанию, пока ее мать нездорова. А то, что Мирошкиной не могло стать лучше за пару часов настолько, чтобы звать толпу гостей, он был совершенно уверен. Что-то здесь было не так.
От слов соседки про стражей порядка тоже скребло на душе, доктор жалел, что не уточнил сразу: с какой стати полиция, которую старушка-соседка по старинке называла милицией, приезжала в квартиру Мирошкиных? Может, это из-за жалоб на шум соседки снизу, Тамары Федоровны? Да нет, соседка бы мне об этом точно рассказала. Зря не узнал!
Следующим утром врач отделения скорой помощи городской клинической больницы Рауль Моисеевич Улаев возобновил звонки в квартиру Мирошкиных. Однако его попытки опять не увенчались успехом – никто по-прежнему не брал трубку. Квартира словно вымерла.
В листке вызова было указано место работы Мирошкиной – местный краеведческий музей. Узнать его номер не составило труда. Но то, что он выяснил, дозвонившись туда, потрясло доктора до глубины души.
Секретарь директора музея, по голосу милая молодая девушка, узнав, что звонит доктор со станции скорой помощи, охотно поведала ему последние музейные сплетни. Оказалось, что Мирослава Мирошкина позавчера днем почувствовала себя плохо. Доктор подумал, что это было как раз перед тем, как она вызвала неотложку. Пожаловавшись на сильную головную боль, Мирошкина, по словам секретаря, обратилась к директору с просьбой отпустить ее домой «отлежаться». Рауль Моисеевич про себя чертыхнулся от этой вечной реакции работающего человека на недомогание – отлежаться или выпить чего-нибудь такого разрекламированного, лишь бы не идти на прием к врачу. Очевидно, менеджер среднего звена или инженер на заводе гораздо лучше разбирается в медицине в целом и в своих соплях в частности, чем врач, которого этому учат несколько лет в институте. Что там дальше? Директор – «она у нас вообще тетка мировая», – разумеется, поддержала ценного работника в стремлении «отлежаться» и отпустила домой. Было это, со слов секретаря, примерно в полдень. А после закрытия музея, часов около восьми вечера, всех подняли по тревоге – были взлом и проникновение в кабинет Мирошкиной. Понаехала полиция, какие-то граждане в штатском, «у нас ведь, знаете, ценнейшие экспонаты хранятся!» – отметила секретарь с придыханием, – начали всех спрашивать, всё узнавать, копировать, распечатывать.
Но экспозиция оказалась не потревожена. Взломали замок только в кабинете Мирошкиной.
– Ой, ужас, – вздыхала девушка, – там, оказалось, все перевернули, сейф вскрыли. Мы стали звонить Мирославе, чтобы она срочно приехала: следователь должен был проверить, всё ли на месте, и, если нет, описать то, что похищено. Но она трубку не взяла. Группа выехала к ней на дом – тоже ничего, представляете?! Дома никого не оказалось. А днем на работе жаловалась, что плохо себя чувствует.
– То есть как «никого не оказалось»? – удивился доктор. Он помнил, соседка говорила, что как раз в тот день вечером, после вызова скорой помощи, у них было шумно.
– Ну как, никого дома не было. Во всяком случае, никто дверь не открыл.
Мысли у доктора путались. Так. Днем Мирослава отпросилась с работы. Потом вызвала скорую помощь. Вечером, часов в восемь, злоумышленники проникли в помещение музея. Соседка сообщала, что между восемью и девятью часами вечера дома у Мирошкиных было шумно, даже мебель передвигали. А что, если это были те же люди, которые перед этим взломали кабинет Мирославы? При этом все стихло ровно к тому моменту, когда приехала полиция… Руки у Рауля Моисеевича похолодели. В голове стали возникать самые страшные картины.
Вчерашние подозрения усилились, и он решил, что его показания могут быть нужны следствию или для поимки преступников, или для того, чтобы восстановить доброе имя Мирославы, которая в самом деле
