Бегущая зебра - Александр Лекаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не надо особой проницательности, чтобы два пальца обоссать, — ответила Юлия, — и увидеть пару старых ядовитых змей, которым нравится рядом греться на солнышке.
— Ты — старый ядовитый змей, — говорил в это время Жоржик, — ты специально свил свое гнездо здесь, чтобы отравить мне остаток моей жизни. Завтра я не буду сосать у тебя из фляжки. Завтра я найду свой булатный меч и приду к тебе рубить твои ядовитые головы.
— Староват ты для таких экстремальных видов спорта, — отмахнулся полковник.
— Я? — Жоржик выпятил костлявую грудь. — Ты еще не знаешь русских богатырей.
— Русские богатыри не ходили с косами, — заметил полковник, — это китайские ходили.
— Ладно, — согласился Жоржик. — Тогда я поцарапаю тебе глаз своими заскорузлыми пятками, как Шаолинь.
— Ты очень легко меняешь стили и национальную ориентацию, — ухмыльнулся полковник.
— Я — мастер боевого бухания, — сообщил Жоржик, — и безродный космополит. Как Христос.
— Ты — тайный эротоман, — сказал полковник.
— Я? — изумился Жоржик. — Я совершенно явный эротоман. Но у меня уже стерся до дыр предмет искусства.
— Поэтому все, на что ты ложишь свой старческий глаз, — сказал полковник, — превращается в голограмму.
— Поясни свою глубокую мысль, — предложил Жоржик, разливая в стаканы.
— Ты сублимируешь, — вздохнул полковник, — я вижу повсюду одну голую жопу, потому что весь мир — это жопа, в которой я торчу. А ты не видишь ничего, кроме жопы Вальтро.
— Ты с ума сошел? — искренне удивился Жоржик. — Ты полагаешь, что я испытываю к ней сексуальные чувства?
— Испытываешь, — кивнул полковник, — как удобрение на опытном участке, для выращивания религиозной любви.
— Это что, так заметно? — помолчав, спросил Жоржик.
— А ты думаешь, это можно скрыть? — ухмыльнулся полковник. — От тебя несет за милю, ты воняешь любовью.
— А я-то думал, что любовь благоухает, — сказал Жоржик.
— Благоухает, — кивнул полковник. — В гробу. Под грудой гробовых цветов и в клубах ладана. А живая любовь воняет плодородием. Если в ней нет элемента секса, это не любовь, а что-то другое.
— Отец может любить дочь и без секса, — неуверенно возразил Жоржик.
— Это сказки для воскресной школы, — отмахнулся полковник. — Без секса он может иметь ее, как принадлежащую ему вещь, и стеречь, как собака сено. А любовь никому не принадлежит. Она возникает, как голограмма на пересечения двух лазерных лучей, и существует, пока есть энергия. Секса.
— Я вижу, ты эксперт по любви, — ухмыльнулся Жоржик.
— Ты тоже эксперт, не прибедняйся, — ухмыльнулся в ответ полковник. — Если бы тебе позволили, ты бы упал на колени и молился в экстазе у ног твоей Вальтро.
— А может, мне еще и позволят! — Жоржик заносчиво вздернул подбородок.
— Позволят, вне всякого сомнения, — сказал полковник. — Только не расшиби себе лоб об пол.
— Ты знаешь, — сказала Юлия, — мне нравятся эти двое пьяных стариков, особенно британец. В них чувствуется стержень, какое-то железо в них присутствует. Понимаешь?
— Понимаю, — кивнула Вальтро. — Особенно, если сравнивать их с той шелупонью, которую мы встречаем на улицах. — Я люблю железо, — мечтательно сказала Юлия, — Холодное, серое железо. Оно ржавеет, — но из него делают оружие. А из золота делают цацки, оно ничего не стоит само по себе.
Глава 16
Это утро началось, как и любое другое утро этого тягучего и никому не нужного отпуска. Полковнику никто не пишет — полковник пишет сам. Он боится получить письмо из Британии, написанное чужим почерком или отбитое на компьютере. Он пишет: «Дорогая Лиз…» и знает, что Лиззи безнадежно больна и не может читать его письма, письма читает сиделка единственному человеку, который еще привязывает его к жизни. Полковник респектабельно пьян уже с утра, никто, кроме Жоржика, не отметил бы, что джентльмен уже нагрузился более чем одной рюмкой виски. Джентльмен хорошо выбрит, благоухает лосьоном, он принял душ и даже втолкнул в себя яичницу с беконом. Он в норме. Кто может сказать, что это не так?
Девчонка, которую все здесь называли Юлией, снова пригребла к берегу со своим «Никоном» и вышла на полянку, укрытую среди кустов ежевики. Могла ли Лиззи подождать? Могла ли Лиззи отнестись с пониманием к тому, что он делает? Полковник не знал этого, но его тело само вышло в соседнюю комнату, снабдилось там биноклем и поднесло бинокль к глазам, — оно, фак, — лучше знало, что ему делать.
Голая Юлия посмотрела в объектив, но полковнику показалось, что она смотрит прямо в его обнаженные глаза, он стиснул зубы и не отвел взгляд. Юлия развела колени, раздвинула губы и улыбнулась — в стиснутые зубы полковника.
Вальтро стояла в душе и озабоченно удивлялась, куда делась Юлия?
Жоржик, просыпаясь, заскребся под своим одеялом. Ему как всегда снилась Вальтро.
Полковник бросил бинокль на стол и налил себе рюмку виски — он знал, что в него попали, ему нужна была передышка.
Обычное утро обычного дня, солнце, как и миллиарды раз до того, вставало над Землей, не подозревающей, что вращается вокруг солнца, освещающего человеческий муравейник.
Вальтро вышла из душа и с удовольствием выпрямилась перед зеркалом, Жоржик выполз из-под одеяла и заковылял в туалет, полковник окончательно закрутил крышку бутылки, он принял решение. Юлия вдруг почувствовала себя плохо, «Никон» вспыхивал и вспыхивал, фиксируя ее тело, как покойницу в морге, ее сознание стало медленным-медленным, пока не угасло совсем.
Полковник повязал галстук, посмотрел на себя в зеркало, посмотрел в бинокль последний раз. И вдруг ринулся вниз, спотыкаясь на ступеньках лестницы.
Глава 17
— Что это с вами такое? — стараясь быть брюзгливым, спросил полковник. — Может, вызвать «скорую»?
Предложение было очень уместным, учитывая место, где они находились.
— Не надо, это просто гормональная перестройка, — честно ответила Юлия. — Мне уже лучше. А вам?
— А мне-то что?
— У вас кровь на лбу.
— Ерунда, споткнулся на лестнице.
— А почему вы в мокром костюме? — поинтересовалась Юлия.
— Потому что я добирался сюда вплавь, — раздраженно ответил полковник.
— А зачем вы добирались сюда вплавь? — спросила Юлия.
— Затем, что вы угнали единственную лодку, — ответил полковник, стараясь быть агрессивным.
— Понятно, — сказала Юлия, стараясь выглядеть понимающей. — А зачем вам понадобилось сюда?
— А вам зачем понадобилось? — агрессивно спросил полковник.
Они сидели друг перед другом, он — в мокрой «тройке» с обвисшим галстуком цвета высунутого языка, она — совершенно голая, это было похоже на кадр из сюрреалистического фильма, который полковник видел лет двадцать назад. Юлия смотрела в глаза полковника и видела в них железо, которое плавится, ей нравилось плавить железо, она нажала еще.
— Я работаю здесь, — сказала она, раздвигая ноги и давая полковнику увидеть то, что плавит железо.
— А я предлагаю вам выйти за меня замуж, — сказал полковник.
— Вы можете получить это и по более низкой цене, — рассмеялась Юлия, которая уже тысячу раз слышала такие предложения от пьяных и не очень пьяных мужчин.
— Могу, — кивнул полковник, — но у меня есть и более веские основания для серьезного шага. Моя сестра умрет очень скоро. После моей смерти мой дом, мои и ее деньги заберет Британия, поскольку у нас нет других родственников, кроме нее. А я не хочу ей ничего дарить. Я хочу купить то, что вы можете продать, и быть хотя бы похороненным по-человечески. Идет?
— Нет, не идет, — ответила Юлия. — Вы старый железный истукан, который пытается выдать себя за золотого тельца. Почему вам не обойтись без всех этих коммерческих штучек?
— Потому что я слишком стар, чтобы без них обходиться, — ответил полковник и поинтересовался: — А почему вам так хочется поставить ногу мне на голову?
— Чтобы вы лучше увидели мою шмоньку! — крикнула Юлия. — Это же она продается, а не любовь.
— Так я и не прошу ваше сердце, — сказал полковник.
— Идите вон, — устало сказала Юлия.
— Уже пошел, — ответил полковник. — Сами назад доберетесь?
— Доберусь, — сказала Юлия. — А вот вы так никуда и не добрались.
— Почему это? — ухмыльнулся полковник. — Если я уже здесь?
— Вы торчите на том берегу, — Юлия указала пальцем через реку. — У вас не хватило смелости сделать то, что вам хотелось сделать.
— Что? — спросил полковник.
— Поставить меня раком, — медленно и раздельно произнесла Юлия.
Полковник расхохотался.
Он хохотал и хохотал, раскачивая своим висячим галстуком, он хохотал в землю, меж своих широко расставленных ног и хохотал в небо над этой воистину потрясающей страной и не мог остановиться, пока слезы не выступили из его глаз, пока удивление не растаяло в глазах Юлии, и она не захохотала вместе с ним — железо расплавилось, растаял лед, и стекли в эту поистине обалденную землю меж их широко расставленных ног.