Тень, что внутри - Джин Кавелос

Она провела пальцами по ладони. Старые травмы создавали твердый защитный слой, какая разница на руке или на душе. Как археолог, она раскапывала прошлое, срывала защитный слой, обнажала раны. Анна с рождения верила в ценность прошлого, в его значимость и влияние на настоящее. Многие чувства людей контролировались прошлым, даже если они этого и не знали. Раны, хоть и зажившие, оказывают на них влияние. Тем не менее, может ли быть так, чтобы боль не утихала со временем? Чтобы раны не заживали, не пропадали страсти, чувство ошибки и унижения? Возможно ли излечиться, не потеряв чувствительность и память? Анна не хотела забывать Терренса. Она не хотела забыть о том, что она с ним сделала. Но если она будет так сильно чувствовать свою вину, как в тот момент, то она никогда не сможет нормально жить и работать. Без мозолей какова альтернатива? Открытая рана.

— Привет, — Морден шел по коридору из комнаты для совещаний. Руки сложены на груди, все тело еще сжато, каждое движение старательно контролируемо, но улыбка выглядела более расслабленной. — Это было то еще совещание. Не могу поверить в то, что они обнаружили.

Анна скривила губы.

— Кажется, вам понравилось дразнить мисс Донн?

— Я не люблю Пси–Корпус. Не знаю, зачем она здесь. Что она скрывает. И я не верю в то, что она не будет лазить в наши личные мысли. Хотя это сделает долгий перелет несколько более интересным, но я думаю, что предпочел бы, если бы она проболталась по глупости, и мы бы до самого конца сидели и играли в покер.

— Она сказала, что у вас тоже есть секреты.

Морден кивнул.

— Игры уже начались, а мы еще не покинули станцию. Хотите поужинать?

Анна решила, что сейчас самое время для того, чтобы начать осуществление своего второго проекта. И, если Морден побольше ей расскажет, будет только лучше.

— Неплохая идея.

— Садитесь, — сказал Джон.

Росс, Спано и Уотли уселись на стулья напротив стола Джона. Маленький кабинет казался переполненным.

Джон положил руку на стол, щелкнув ногтем по шару со снежинками.

— Вчера дела вышли из–под контроля. Я чувствую, что мне надо закрутить гайки, хотя вы можете со мной и не согласиться. Но я больше не потреплю такого поведения и такого отношения к учениям.

Я предлагаю каждому из вас то же самое, что предложил нескольким вашим сослуживцам. Если кто–либо из вас предпочтет перевод, то я это устрою, не задавая лишних вопросов. Если же вы решите остаться, то меня устроит, только если вы будете выкладываться на сто процентов. Я ясно выразил то, чего жду от вас. Я хочу, чтобы каждый на борту этого корабля отдавался работе полностью. Если же вы останетесь, а я по–прежнему буду считать ваше поведение неудовлетворительным, то вас ждет трибунал.

— Коммандер Корчоран сказал, что некоторые из вас, возможно, считают свою репутацию незаслуженно запятнанной, — Джон поднял палец. — В расчет берется не то, что думают о вас другие, а то, что вы есть и что вы делаете. Вы отвечаете только за себя. Важно убедить в вашей честности не других, а самих себя: держаться, когда вы одни, когда никто, кроме вас, не знает о том, что вы делаете. Так, чтобы в конце дня вы могли посмотреть в зеркало и подумать: „Я сделал все, что мог, я выполнил свой долг”.

Губы Росса сжались в линию, брови Спано презрительно поднялись, а Уотли, казалось, витала в облаках. Джон сложил руки вместе и наклонился вперед, пытаясь усилием воли достучаться до них.

— Решения, принятые нами в прошлом, формируют нас в настоящем. Опыт, полученный нами в прошлом, формирует наши ожидания от настоящего. Это трудно изменить. Но здесь, на „Агамемноне”, дела изменятся. Отрицать это — значит, отрицать ваше будущее. Я был бы рад, чтобы вы тоже изменились, и я верю, что вы можете измениться. Но если вам это не под силу, то советую попросить перевода. Перемены, происходящие здесь, нельзя будет отрицать. Я не советую вам становиться поперек дороги.

Джон сжал руку в кулак.

— Я жду вашего решения до того, как „Агамемнон” отправится на маневры.

— Да, сэр, — почти в унисон ответили они.

— Лейтенант Спано, вы останетесь под домашним арестом еще на 48 часов.

— Есть, сэр, — ответил Спано.

Они сидели, прямые и молчаливые, ожидая, когда их отпустят. Джон не думал, что смог достучаться хоть до кого–нибудь из них. Но он не знал, что еще сказать. Возможно, они уже не могут измениться, или не хотят. Вероятно, Бест испортил их. Но казалось, что между ними каким–то образом стоит война. Прошло восемь лет, но она до сих пор отдавалась в настоящем, никогда не позволяя им забыть, и даже сейчас преобладала в их жизни, направляя их в будущее. Как он мог сражаться с прошлым?

— Все свободны, — сказал Джон.

ДЕКАБРЬ 2256 ГОДА

Глава 7

Пока „Икар” направлялся от станции к зоне перехода, через обзорный иллюминатор в конференц–зале Анна наблюдала за тем, как уменьшалось колесо станции Прима. Через несколько минут они начнут первый из серии прыжков, благодаря которым они через месяц достигнут предела исследованного космоса. Среди крупных кораблей, окружавших станцию, не было видно „Агамемнона”. Анна подошла к пульту связи на одной из стен и снова попыталась связаться с Джоном. Для этого она использовала код допуска доктора Чанга. Он рассказал ей, что руководство IPX из соображений секретности разрешило выходить на связь только ему. Из того, как он объяснил это, не было понятно, изменилась ли политика корпорации, или же речь шла лишь об этой экспедиции. Но Чанг посоветовал ей не злоупотреблять его кодом.

По иронии судьбы, этот день, 3 декабря, был седьмой годовщиной их свадьбы. Они с Джоном планировали провести этот день вместе, отпраздновать их любовь друг к другу. Анна хотела провести целый день в его горячих объятиях, очищая для него апельсины и читая ему глупые, неверно переведенные любовные заклинания. Но она приняла решение, а он не мог вырваться с корабля. Границы. Анна пыталась убедить себя в том, что им еще удастся неоднократно отпраздновать годовщину их свадьбы.

От системы связи Анна получила тот же самый ответ, что получала в течение недели: „Корабль Космофлота Земного Содружества, с которым вы пытаетесь связаться, временно недоступен. Пожалуйста, попробуйте связаться позже”.

— Все еще пытаетесь дозвониться до мужа? — в дверном проеме стояла Донн, ее мускулистая фигура в черном походила на глыбу тени.

Анна подумала о том, что вся команда уже поднялась на обзорную палубу.

— Да, безрезультатно.

— Не могли бы вы провести для меня эксперимент?

Это было что–то новенькое. Донн стремилась к сотрудничеству.

— Что за эксперимент?

Донн вошла в комнату. Продемонстрировала маленькую коробочку в своей руке, затянутой в перчатку.

— Ваша компания предоставила мне фрагмент мыши. Мы провели множество тестов, но ни один из результатов не открыл телепатической природы этого объекта. Конечно, мы не хотим подвергать опасности других телепатов, заставив их устанавливать телепатический контакт с объектом. Я была бы рада взглянуть, сможете ли вы сейчас заметить какую–либо телепатическую активность фрагмента.

Их, конечно, не волновало то, что мозг Анны мог превратиться в желе, хотя она знала, что этого не случится. Но она не могла рассказать Донн об опытах с ее собственным фрагментом в отеле, — она не имела права получить доступ к мыши в то время.

— Хорошо, я попробую.

Донн замялась.

— У вас ведь нет телепатических способностей, верно?

— Нет.

Донне вручила ей коробочку. Неожиданно тяжелая коробочка чуть не выпала из рук Анны.

— Из чего она сделана?

— Свинец, — сказала Донн и подтащила кресло. Ее лицо слегка расслабилось.

Анна села рядом с ней. Открыла небольшую защелку на коробочке, вытащила фрагмент. Она почувствовала удовлетворение оттого, что фрагмент Донн был значительно меньше ее собственного. Она обхватила фрагмент рукой, сосредотачиваясь на нем. Ощущения были похожими на те, что она испытала в отеле „Империал”, хотя сейчас Анна анализировала свои ощущения более пристально.

— Шеридан, — Морден тряхнул ее за плечо.

— Что такое? — спросила Анна.

— Мы просто начали беспокоиться, — его губы растянулись в ухмылке. Морден отошел. В комнате находились также Чанг и Черльзстейн. Анна пришла в себя. Она протянула фрагмент Донн.

— Он все еще в какой–то мере активен…

— Верните обратно в коробку, пожалуйста, — сказала Донн. Обычная для нее манера говорить, почти не двигая челюстью, создавала впечатление, как будто ее зубы были стиснуты. Донн не хотела прикасаться к этой штуке.

— Конечно, — Анна позволила себе слегка замяться, радуясь дискомфорту Донн, а потом вернула фрагмент в коробочку.

— Слабое эхо пульсации, сердцебиение, которое я ощущала раньше. Но сейчас оно было прерывистым, и во время этих перерывов у меня возникло ощущение помех, а, с другой стороны, странное животное ощущение теплого темного места, гнезда, окруженного камнями. Тогда ощущение было другим, тогда вокруг была машина, и она была прекрасна. И это причиняло боль, — Анна чувствовала себя глупо. Словами невозможно выразить то, что она видела, то, что она чувствовала. — Животное. Я думаю, что когда–то эта мышь была животным.