Тропа волка - Джек Хиггинс

Морфий моментально отключил его сознание, и, когда он проснулся, уже стемнело. Диллон встал, дошел до туалета и умылся. Отражение в зеркале показало, что вид его ужасен. Пожав плечами, он спустился вниз, где взглянул на часы. Было половина восьмого. Он понимал, что ему следует что-нибудь съесть, но уже сама перспектива принятия пищи пугала его.

Он подумал, что прогулка может прочистить его мозги, и по дороге ему попадется какое-нибудь кафе. Он открыл входную дверь. В свете уличного фонаря, что горел на углу, он увидел, что моросит дождь. Диллон натянул на себя куртку, ощутив тяжесть «вальтера» в кармане. Секунду он раздумывал: может, оставить его дома, но потом решил, что эта проклятая штуковина стала почти частью его тела. Он набросил на себя старый дождевик, прихватил черный зонтик и вышел на улицу.

Он шатался по улицам, лишь один раз зайдя в паб на перекрестке, где взял большую порцию бренди и пирог со свининой, который оказался столь отвратительным, что, откусив первый кусок, он выбросил его.

Диллон продолжил свой бесцельный поход. Тем временем опустился туман, который скрывал дальний конец улицы и создавал странное впечатление, что мир замкнут и принадлежит тебе. Диллон ощутил смутное чувство тревоги, по всей вероятности, вызванное наркотиком. Где-то в отдалении на Биг-Бене пробило одиннадцать, звук этот был странно приглушен туманом. Наступила тишина, которую затем нарушила противотуманная сирена речного судна, и он понял, что находится совсем рядом с Темзой.

Далее перед ним открылась река. Лавка на углу была еще открыта. Он зашел в нее и купил пачку сигарет. Обслужил его молодой пакистанец.

— Нет ли поблизости какого-нибудь кафе? — спросил Диллон.

— Их полно на Хай-стрит, но если вам нравится китайская кухня, то тут за углом, на Китайской пристани, есть ресторан «Красный дракон».

— Интересное название! — заметил Диллон, дрожащими руками зажигая спичку.

— Когда-то тут причаливали чайные клиперы, спешившие с грузом чая нового урожая из Китая, — объяснил молодой человек. Потом, поколебавшись, он добавил: — С вами все в порядке?

— Я только что из больницы, не беспокойтесь, — ответил Диллон. — Но тем не менее спасибо за сочувствие.

Он зашагал по улице мимо высоченных зданий складов. Дождь заметно усилился. За ближайшим углом Диллон увидел сквозь дождевые потоки сверкающего неоном красного десятифутового дракона. Он закрыл свой зонтик, отворил дверь и вошел в нее.

Перед ним открылся длинный узкий зал со стенами в темных панелях, бар полированного красного дерева и пара дюжин столиков, каждый из которых был накрыт белоснежной льняной скатертью. Несколько изящных вещиц на полках и китайские акварели на стенах служили украшением ресторанчика.

Посетитель был только один — китаец, лет, по крайней мере, шестидесяти, лысый, с плоским загадочным лицом. Ростом он был не выше пяти футов, очень толст и, несмотря на свой светло-коричневый габардиновый костюм, поразительно смахивал на стоящую в углу бронзовую статую Будды. Он ел рыбу с мелко нарезанными овощами вполне западной вилкой и не обратил внимания на Диллона.

За стойкой бара стояла молоденькая китаянка. Ее волосы украшал цветок, на ней было черное шелковое платье с вышитым красным драконом, точно копировавшим своего уличного собрата.

— Прошу прощения, — сказала она на прекрасном английском, — но мы только что закрылись.

— И у меня никаких шансов получить порцию виски? — спросил Диллон.

— К сожалению, у нас лицензия только на обслуживание за столиками.

Она была очень красива — черные волосы и бледная кожа, темные внимательные глаза и высокие скулы. Диллону захотелось протянуть руку и дотронуться до нее. Потом красный дракон на ее темном платье ожил и начал извиваться. Он закрыл глаза и схватился руками за стойку.

Однажды на Средиземном море во время подводных работ по подъему израильтянами двух быстроходных палестинских катеров, потопленных ими во время ночной высадки террористов, у него на глубине пятьдесят футов кончился воздух. Когда, полуживой, он всплыл, у него было точно такое же чувство, что из темных глубин он выплывает к свету.

Державший Диллона поразительно крепкой хваткой толстяк усадил его на стул. Диллон сделал несколько глубоких вдохов и улыбнулся.

— Прошу простить меня. Некоторое время я болел и сегодня, видимо, слишком долго пробыл на ногах.

Выражение лица толстяка не изменилось, а девушка сказала на кантонском диалекте:

— Я справлюсь, дядя, заканчивайте свой ужин.

Диллон, который довольно хорошо знал кантонский диалект, с интересом выслушал ответ мужчины:

— Ты думаешь, что они все-таки придут, племянница?

— Кто знает? Это худшие из чужеземных дьяволов, гной из зараженной раны! На всякий случай я еще некоторое время оставлю дверь открытой. — Она улыбнулась Диллону: — Пожалуйста, простите нас. Дядя очень плохо говорит по-английски.

— Ну что вы! Если можно, я еще немного посижу здесь.

— Хотите кофе? — спросила девушка, — очень крепкого с бренди?

— Спасибо, бренди — это чудесно, но не найдется ли у вас чашки чая, дорогая? Я пью его с детства.

— Чай у нас есть всегда.

Она улыбнулась ему и пошла к бару, из которого достала бутылку бренди и стакан. В этот момент за окном остановилась машина. Девушка замерла на минуту, потом подошла к краю стойки и посмотрела в окно.

— Они приехали, дядя.

Пока она огибала стойку бара, дверь открылась, и в нее вошли четверо. Шедший первым был шести футов роста, с лицом жестким, скуластым, в коротком пальто из твида, по виду очень дорогом.

Он вполне дружелюбно улыбнулся.

— Вот мы и снова вместе, — сказал он. — Вы приготовили все для нашей встречи?

У него был очевидный белфастский акцент. Девушка ответила:

— Вы теряете время, мистер Макгуайр, вы здесь ничего не получите.

Двое спутников Макгуайра были чернокожими, а третий — альбинос с такими светлыми ресницами, что они казались почти прозрачными. Он-то и сказал:

— Не заставляй нас трудиться, детка. До сих пор мы обращались с тобой по-божески. «Кусок» в неделю за заведение — что-то вроде этого? Да вы отделались сущими пустяками!

Она покачала головой.

— Ни пенни.

Макгуайр вздохнул, взял из ее рук бутылку бренди и бросил ее в зеркало бара. Зеркало разлетелось на мелкие кусочки.

— Это только цветочки. Теперь ты, Терри.

Альбинос метнулся вперед, его правая рука ухватилась за ворот платья девушки и разодрала его до пояса, обнажив одну из ее грудей. Он притянул ее к себе и рукой схватил за грудь.

— Так, а это что у нас такое?

Толстяк бросился к девушке, но Диллон свалил на пол стул, чтобы загородить ему дорогу.

— Не вмешивайтесь, дядя, я все улажу! — крикнул он по-китайски.

Вся четверка обернулась к Диллону. Макгуайр еще улыбался.

— Ой, у нас еще и герой тут есть.

— Отпустите ее, — приказал Диллон.

Терри ухмыльнулся и крепче прижал к себе девушку.

— Нет, она мне слишком нравится.

Горечь, гнев и боль последних нескольких недель, словно желчь, подступили к горлу Диллона. Он выхватил «вальтер» и выстрелил наугад в воздух, добив остатки зеркала бара.

Терри отпустил испуганную девушку.

— Посмотрите на его руки, — прошептал он, — они у него дрожат.

Макгуайр не выказал никаких признаков страха.

— Его акцент напомнил мне родные места, — заметил он.

— Мне плевать, откуда ты, сынок, — сказал ему Диллон, — из Шанкилла или с Фоллз-роуд. Брось сюда свой бумажник.

Без малейших колебаний Макгуайр бросил свой бумажник на стол. Он был набит банкнотами.

— Вижу, что вы заканчиваете свой обход, — проговорил Диллон, — ну что ж, на покрытие ущерба здесь хватит.

— Эй, да там почти два «куска»! — возопил Терри.

— Остаток пойдет вдовам и сиротам. — Диллон бросил взгляд на девушку. — И никакой полиции, договорились?

— Хорошо.

За ее спиной открылась дверь кухни, и оттуда вышли два официанта и повар. У официантов в руках были кухонные ножи, у повара — топор мясника.

— На вашем месте я бы удалился, — посоветовал Диллон, — эти люди довольно свирепы, когда их разозлят.

Макгуайр ухмыльнулся:

— Я запомню тебя, дружок. За мной, ребята. — Он повернулся и вышел.

За окном послышался звук заводимого мотора, и машина отъехала.

Собрав весь остаток сил, Диллон откинулся на спинку стула и спрятал «вальтер».

— А теперь бы я выпил бренди.

Странно, но девушка была в гневе. Она повернулась на каблуках и мимо официантов бросилась на кухню.

Официанты последовали за ней, а Диллон спросил:

— Я что-нибудь не так сделал?

— Пустяки, она просто расстроена, — пояснил толстяк, — я налью вам бренди.