Россия в эпоху Петра Великого. Путеводитель путешественника во времени - Зырянов В. В.

Ожидаемого массового притока каменщиков в Петербург не случилось, и вскоре царь издал указ о том, чтобы мастеров каменного строительства свозили на невские берега насильно. Эта мера тоже не слишком помогла: катастрофически не хватало кирпича и камня. До сих пор Россия была страной прежде всего деревянного зодчества, и кирпичные заводы можно было пересчитать по пальцам. Особым указом было положено начало строительству кирпичных заводов в окрестностях Петербурга. Согласно нему владельцам заводов предписывалось изготавливать в год как минимум по миллиону кирпичей, а то и более.

Камень для города пытались достать отовсюду, откуда только было возможно. Еще 24 октября 1714 года царь издал указ «О привозе на речных судах и сухим путем на возах приезжающим к Санктпетербургу по определенному числу диких камней». В нем было точно оговорено, какое судно каких размеров камни должно было везти: «…и объявляет тот камень обер-комиссару Синявину, а величиною тот камень привозить на судах по 10 фунтов и выше, а на возах 5 фунтов и выше; а меньше б того не были…» Указ также предусматривал количество привозимых камней: на судне – 30, на лодке – 10, а на телеге – 3 камня. За каждый недовезенный камень взыскивалось по гривне штрафа.

Несмотря на все эти меры, полностью каменным городом Пётр свой парадиз так и не увидел. Горожане продолжали строить себе деревянные дома. На стены лепился слой глины, который раскрашивали «под кирпич». При быстрой езде невозможно было отличить раскрашенный дом от капитального. Эта хитрость оказалась полезной находкой первых петербуржцев: применение штукатурки поверх дерева служило защитой постройки от высокой влажности. К 1725 году в разных районах столицы оштукатуренные деревянные дома составляли от 30 до 70 % застройки.

Город продолжал расти как на дрожжах. К 1717 году в Санктпитербурхе было уже около 4500 дворов. Неширокие, часто немощеные и кривые улицы, неукрепленные набережные, крытые дранкой или тесом небольшие дома, очень кучно расположенные в сухих местах, большое количество пустырей на участках города, еще не осушенных, случайность расселения на городской территории жителей – всё это было очень далеко от картины идеального города, задуманного Петром. Государь задумал разработку единого плана развития города.

В 1716–1717 годах два архитектора – Жан-Батист Леблон и Доменико Трезини – разработали свои варианты генерального плана Петербурга. Оба плана исходили из непременного желания Петра утвердить центр города на Васильевском острове.

Согласно проекту Трезини, этот остров планировалось разбить 62 параллельными поперечными каналами-линиями с несколькими бассейнами, где могли бы разворачиваться суда, а также несколькими широкими продольными каналами, которые пересекали бы остров с запада на восток. В северной части острова планировалось разбить «общественное гульбище», то есть нерегулярный парк. Сам остров планировалось окружить 56 бастионами. Стрелку Трезини хотел отделить от остального острова каналом и возвести там два удлиненных квартала. По периметру этой части острова Трезини планировал расположить дома знати.

Леблон, в свою очередь, развивал в проекте идею города-крепости, вписав территорию Петербурга в геометрически правильную фигуру эллипса с центром в районе Стрелки Васильевского острова.

Согласно легенде, после приезда в Петербург между царем и архитектором состоялся обмен мнениями о судьбе застройки Васильевского острова.

– Что будем делать? – спросил царь у Леблона. Архитектор был готов к такому вопросу.

– Сломать дома и построить новые, засыпать каналы и вырыть другие.

– Об этом я думал, но сие требует много денег.

В итоге Пётр выбрал план Трезини как более реалистичный. На Васильевском острове началось возведение дворцов и правительственных зданий – Двенадцати коллегий, Кунсткамеры, Гостиного двора, дворца Прасковьи Федоровны (жены царя Ивана V). Близ Меншиковского дворца начали копать два канала, и к 1725 году их закончили почти наполовину.

Пётр планировал, что на Московской стороне Петербурга будут жить мастеровые верфи, на Петербургской стороне – солдаты и офицеры гарнизона крепости, а на Васильевском острове – дворяне и купцы. Берег Невы, как главная першпектива города, должен был стать местом расселения высшей аристократии. В 1720–1722 годах были изданы указы об обязательном переселении жителей согласно этому плану. Все эти указы остались лишь на бумаге: город жил своей жизнью и уже не подчинялся воле своего основателя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Вопреки намерениям и желаниям Петра, подавляющее большинство горожан стремилось поселиться на Московской стороне: транспортные коммуникации с Васильевским островом и Петербургской стороной были затруднены: сообщение между берегами Невы поддерживалось только на лодках, а зимой – по льду. Строительство моста через главное русло Невы было сопряжено с большими техническими трудностями: сам Пётр I полагал, что он будет мешать судоходству. При этом дважды в году, в ледостав и в ледоход, по Неве невозможно было плыть без риска для жизни. Таким образом, только южный берег имел регулярное сообщение с остальной страной и мог получать грузы и продукты без перебоев. Поэтому именно здесь, вокруг Адмиралтейства, хаотично и самочинно формировался исторический центр города.

Будущая главная артерия города – Невский проспект, соединявший Адмиралтейство с Александро-Невской лаврой, своим видом уже тогда поражал современников. Глазам камер-юнкера Берхгольца «Невская перспектива представлялась длинной и широкой аллеей, вымощенной камнем». По обеим сторонам улицы в три-четыре ряда стояли деревья. Проспект оставил у него самое благоприятное впечатление, он отличался необычайной красотой и опрятностью, придававшей ему, как он писал, «чудесный вид, какого я нигде не встречал».

Несмотря на все неудачи, попытка строить город по определенному плану и строго регламентировать всё строительство согласно передовым представлениям того времени и придавала Петербургу те неповторимые черты, которые отличали его от других русских городов. Только принятием в 1737 году нового еропкинского плана городские власти признали существующее положение вещей и спроектировали современную планировку центральных улиц и проспектов города.

Первые жители новой столицы

До основания петровского парадиза дельта реки Невы была преимущественно заселена русскими и карелами – православными и ингерманландскими финнами – лютеранами. Условия жизни этого немногочисленного населения были далеко не санаторными, однако за несколько столетий жители научились уживаться со строптивым нравом местного климата. По свидетельству иностранных авторов, это был «крепкий и суровый народ». Скромная одежда из грубого шерстяного сукна, пища, состоявшая прежде всего из черного хлеба, мучной похлебки и клецок, маленькие домишки в две комнаты – таким рисовался быт жителей этого негостеприимного края. Описывая здешние места до момента основания Петербурга, Пушкин в своем бессмертном «Медном всаднике» был весьма недалек от истины:

По мшистым, топким берегам Чернели избы здесь и там, Приют убогого чухонца; И лес, неведомый лучам В тумане спрятанного солнца, Кругом шумел.

К началу XVIII века в дельте Невы существовало не менее трех десятков небольших поселений – сел, деревень и хуторов. На Васильевском острове располагался охотничий домик Делагарди, крупного шведского магната и военного деятеля. На месте Адмиралтейства находилось безымянное шведское поселение, в устье Фонтанки – деревня Каллила, впоследствии русифицированная в Калинку, на месте Инженерного замка – мыза майора Канау с ухоженным обширным садом, позднее волею Петра превращенным в Летний сад, в районе Смольного – село Спасское.

В начале современного Литейного проспекта находилась деревня Фроловщина, на Выборгской стороне располагалось два села. По одному селу мы бы встретили в районах Новой и Старой деревень, на Крестовском острове и на реке Карповке. А на берегу Охты было 12 деревень. В разных концах будущего Петербурга существовали Сабирино и Одинцово, Кухарево и Максимово, Волково и Купчино.