Междукняжеские отношения на Руси. Х – первая четверть XII в. - Дмитрий Александрович Боровков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последней вставкой в статье 1024/25 г. являются слова, сообщающие о том, что после поражения и бегства Ярослава в Новгород «.посла Мьстиславъ по Ярослав, глаголя: „сяди в своемь Кыеве, ты еси стареишеи братъ, а мне буди си сторона (Днепра. – Д. Б.)“»[263], которые, как полагает Н.Ф. Котляр, «были вписаны впоследствии покорным Ярославу летописцем, чтоб утвердить его преимущественные семейные права на киевский стол»[264]. За их исключением продолжением сюжета о Лиственской битве мы должны признать фразу: «и не смяше Ярославъ ити в Кыевъ, дондеже смиристася, и седяше Мьстиславъ Чернигове, а Ярославъ Новегороде, и беяху Кыевемужи Ярославли», а завершением ее фрагмент, читающийся под 6534 (1026/27) г: «Ярославъ совокупи воя многы и приде Кыеву, и створи миръ с братом своим Мьстиславомь у Городьця, и разделиста по Днепръ Русьскую землю: Ярославъ прия сю сторону, а Мьстиславъ ону»[265]. В качестве дополнительного аргумента, позволяющего подтвердить искусственность контаминации известий о Мстиславе в ПВЛ, обратим внимание на следующий факт: под 1023 г. говорится, что Мстислав пошел на Ярослава с хазарами и касогами, но под 1024 г. его войска упоминаются исключительно под определением «дружина». Как «дружинный» князь он представлен и в летописном некрологе под 6544 (1036/37) г., где после известия о том, что «Мьстиславъ изиде на ловы, разболеся и умре», сообщается: «Бе же Мьстиславъ дебелъ теломь, черменъ лицем, великыма очима, храборъ на рати, милостивъ, любяше дружину по велику, именья не щадяше, ни питья, ни еденья браняше». Сюжетная и терминологическая общность летописных статей 1024/25, 1026/27 и первой части статьи 1036/37 гг. (до слов: «посемь же перея власть его всю Ярославъ и бысть самовластець Русьстеи земли»)[266] позволяет признать, что они принадлежат одному автору.
Рассмотрев структуру этого летописного рассказа, перейдем к его интерпретации. Конечно, дать однозначную интерпретацию мотивации и легитимности действий Мстислава в 1024/25 гг. вряд ли возможно, поскольку их с равным успехом можно обуславливать и принципами коллективного совладения, и проявлением политического авантюризма. Отметим то обстоятельство, что правитель периферийного княжества не побоялся выступить против своего брата с тем, чтобы вокняжиться в Киеве. Появление войск Мстислава под стенами Киева произошло в отсутствие Ярослава, находившегося в Новгороде, и, судя по всему, было неожиданным. Однако, несмотря на столь благоприятные условия, Мстислав не воспользовался бывшим на его стороне военным преимуществом, а доверил свою политическую судьбу решению «кыян», которые сделали свой выбор в пользу Ярослава, после чего претендент на киевский стол отправился в Чернигов. Из этого можно заключить, что Мстислав либо не надеялся на мощь своей дружины (по крайней мере, летописец ничего не говорит о том, что он пытался штурмовать город), либо сознавал шаткость своих притязаний, которые, по всей видимости, могли увенчаться успехом лишь в случае поддержки со стороны местных жителей. Прецедент имел место в 1015 г., когда вокняжение Святополка состоялось именно благодаря тому, что он сумел расположить «кыян» в свою пользу[267], но Мстислав не сумел этого добиться, и «кыяне» остались верны Ярославу. Здесь налицо акт проявления политической воли жителей города (городской общины), впервые выступающей в качестве арбитра в междукняжеском конфликте[268].
Об обстоятельствах вокняжения Мстислава в Чернигове ничего не известно, но, так как северянам пришлось пополнить ряды его воинов, предполагается, что Мстислав сумел договориться с местным населением[269]. Ярослав обратился за помощью к скандинавским наемникам и призвал очередную партию варягов во главе с норвежским ярлом Якуном, которая была разбита дружиной Мстислава при Листвене, после чего князь бежал в Новгород. Возможно, Ярослав, несмотря на лояльное отношение «кыян», опасался быть блокированным в городе войсками Мстислава и предпочел до заключения мирного договора удалиться на более безопасное расстояние, оставив в столице своих дружинников. Но Мстислав и на этот раз не воспользовался ситуацией, а вернулся в Чернигов, словно утратив интерес к киевскому столу. В этом контексте вставка сообщения о посольстве Мстислава к Ярославу с предложением возвратиться в Киев стала удачной находкой кого-то из редакторов текста[270], позволившей выполнить сразу несколько функций: 1) наметить «сюжетную линию», ведущую к развязке конфликта и выходу из сложившегося после Лиственской битвы политического вакуума, при котором «седяше Мьстиславъ Чернигове, а Ярославъ Новегороде, и беяху Кыевемужи Ярославли»; 2) добавить положительный штрих к «характеристике» Мстислава, помещенной под 1036 г.; 3) обосновать тезис о легитимности права «старейшего» и продемонстрировать приоритет Киева как «матери городов русских». Все это осложнило первоначальный сюжет и привело к формированию ситуации, в которой победитель предлагает побежденному вернуться в столицу, а побежденный (если верить летописной хронологии) раздумывает над этим предложением в течение двух лет, несмотря на то что столица контролируется его собственными «мужами», и, наконец, появляется на мирных переговорах в сопровождении «воев многих». Уже А.А. Шахматов отмечал, что «предложение Мстислава не вяжется ни с предыдущими, ни с последующими событиями, изложенными в Древнейшем своде»[271]. Логично предположить, что озвученное Мстиславом условие перемирия («„сяди в своемь Кыеве, ты еси старейшей братъ (курсив наш. – Д. Б.), а мне буди си сторона"»), выработано во время переговоров, а уже затем соотнесено с «дипломатической миссией», якобы направленной в Новгород после Листвена. По свидетельству ПВЛ, встреча братьев состоялась в Городце[272]. По всей видимости, на этой встрече стороны были вынуждены признать сложившееся положение вещей: Мстислав сохранил стол в Чернигове, а Ярослав, отказавшись от контроля над Левобережьем Днепра, получил возможность без опасений вернуться в Киев. В позднейшей летописной конструкции, сформированной за счет упомянутых выше дополнений, этот сюжет подается как компромисс иного рода: Ярослав соглашается с «мирными предложениями», сделанными Мстиславом, а Мстислав, в свою очередь, признает право «старейшего брата» на Киев, князем которого он, вопреки этому
