Далекое путешествие - Энна Аленник

А Вадик закричал:

— Может быть, наша птица за макушку горы зацепилась, и теперь ей никак не отцепиться!

Ермолаич услышал и обернулся:

— Зацепиться не зацепилась, а залетела сюда одна птица.

— Где она? Где? — вытянув шею и подпрыгивая, закричали ребята. Будто кто выше подпрыгнет, — тот скорее увидит птицу.

— Уж, пожалуйста, скажите, где она, — попросила Нина Павловна.

— В надёжном месте, не бойтесь, — сказал Ермолаич, подошёл к вешалке и вынул из кармана своей куртки серебристую птицу.

И в тот же день она снова взлетела над городком.

Но на этот раз никому не дали держать катушку. Нина Павловна просунула в неё железный стерженёк, загнула его края и вколотила их в столб. Получилась скоба. На ней свободно поворачивалась катушка. Хочешь, пожалуйста, разматывай её, хочешь — наматывай. Никакой ветер теперь не страшен.

С тех пор каждое утро над городком, как флаг у пионеров, — только куда выше! — поднималась в небо серебристая птица.

Вокруг неё всегда кружились ласточки и морские чайки. Ласточки кружились повыше и удивлённо щебетали. Чайки кружились пониже и кричали. Никак не могли они понять, что это за диковинная птица: крыльями покачивает, а не улетает. И каждый вечер эта птица спускается на землю и даёт ребятам уложить себя спать в коробку от куклы…

Но где было ласточкам и чайкам всё это понять!

Вова не утерпел

Три раза „утречком по холодку“ ходили ребята на виноградник.

На третий раз они уже не нашли на своих кустах ни одного жучка, и Галинка сказала:

— Всё. Больше нету. Вот подсобили мне! Хитрого жучка перехитрили!

Приятно было это слушать Нине Павловне и ребятам.

Вова смотрел на куст, с которого он ловил жучков, и улыбался во весь рот. Потом подошёл к кусту поближе, посмотрел на ёлочку с крохотными виноградинками, и ему захотелось её сорвать.

Таня в это время стояла у другого куста и смотрела на другую ёлочку. Ей тоже захотелось её сорвать. Так захотелось, что невозможно было утерпеть. Тогда она быстро спрятала руки за спину, тряхнула косой и отбежала от куста.

А Вова уже подошёл к своей ёлочке совсем близко, потрогал её и не утерпел — сорвал. Он хотел её сунуть в рот, но посмотрел на Ермолаича, испугался и быстро повесил ёлочку обратно на куст.

Галинка этого не заметила, а Ермолаич заметил.

Когда ребята ушли, он хотел было сбросить с куста сорванную ёлочку, потом передумал и сказал самому себе:

— Нет, лучше мы её запомним. И пусть-ка она повисит.

А Галинка махала ребятам рукой и кричала:

— Созреет виноград, — в гости приходите!

— Придё-ем, — отвечали ребята, и яснее всех слышался Вовин громкий голос: — Мы придём!

— И за своим огородом хорошенько смотрите, — кричала Галинка, — и бывайте здоровёньки!

— И вы бывайте здоровее́ньки, — весело кричала Таня и оборачивалась до тех пор, пока видна была Галинка.

Хозяйка

— Вот что, ребята, — сказала Нина Павловна. — У нас теперь целое хозяйство: большой огород и бахча. Нам нужна хорошая хозяйка. А что если у нас хозяйкой будет Наденька?

— Ой, — удивилась Ира, — Наденька так тихо всё делает и бегает хуже всех!

— Ничего. Делать можно тихо и толково, громко и бестолково. А бегать, я уверена, Наденька научится быстрее тебя, Ира.

— Она научится! — закричали ребята.

— И со мной не будет трудно, — сказала Наденька.

С тех пор каждый день перед ужином был у ребят час садовника. Наденька говорила, кто что должен делать, и все брались за работу.

Кто поливал грядки, кто вырывал сорную траву, кто ставил подпорки к помидорным кустам, кто нагружал на тачки и возил на кухню поспевшие огурцы, редиску, морковку. А потом за ужином ели салат со сметаной. Он был удивительно вкусный.

Наденька не бегала, не кричала. Сначала она распоряжалась совсем тихо и очень медленно. Но огород был большой и все работники должны были её слышать, поэтому она старалась говорить погромче. И потом, ведь надо было последить, чтобы Вова вместо сорной травы не вытащил редиску и не сунул её в рот; чтобы Шурик не лил воду между грядками и не устраивал там каналы; и чтобы ленивая Ира не садилась на грядку, потому что земля в этом месте осыпалась и грядка уже не была ровной.

Поэтому Наденьке приходилось быстро ходить от одной грядки к другой. Даже бегать приходилось.

Потом ей очень хотелось есть. В первые дни, она за ужином почти всё съедала. Потом — всё. Потом и добавки стала просить, как Тис Тисович велел.

А утром Наденька сама поливала редиску. Теперь она знала, что редиска любит пить и утром, и вечером.

В настоящем море

Ребята много раз купались в маленьком море и много раз спрашивали, когда же они начнут купаться в настоящем, в большом.

И вот, в тёплое, безветренное утро Машенька потуже обвязала голову марлевой косынкой и взяла мешок с полотенцами; Нина Павловна надела пёструю тюбетейку, раздала ребятам лопатки, ведёрки, сачки, и все отправились к морю.

В то утро волны катились медленно и с лёгким плеском, как бы нехотя, набегали на берег.

На берегу ребята увидели Елену Андреевну и Тиса Тисовича.

Он вынул из кармана градусник и протянул Машеньке:

— Подержите-ка его в море, измерьте температуру.

Машенька сбросила тапочки, вошла по колено в море и опустила градусник в воду. А Тис Тисович посмотрел на свои большие, как луковица на цепочке, часы.

Дети забеспокоились.

— Разве у моря тоже бывает ненормальная температура? — удивилась Таня.

— Она у него повышается? — спросила Ира.

— Море же не простуживается! — всполошился Вова.

Тис Тисович засмеялся, опять посмотрел на часы и сказал Машеньке:

— Нуте-ка, сколько там?

Машенька взглянула на градусник и ответила:

— 27.

— О-о, — протянул Тис Тисович, — 27 градусов!

— Ненормальная температура, — с огорчением сказала Наденька. — Когда нормальная, я знаю, бывает 36 и 6.

А Тис Тисович был очень доволен:

— Это для вас ненормальная, для моря — прекрасная температура! Разрешаю купаться.

Ребята, кто где стоял, не теряя времени, начали было снимать трусики.

— Нет, дорогие, нет! Все в круг, все в хоровод! — сказала Елена Андреевна.

Ребята стали в круг.

— А теперь сядьте, разденьтесь и свои вещи положите перед собой. Вот так. Видите, они кружком лежат? После купанья каждый сразу своё найдёт. Теперь встаньте и крепко возьмитесь за руки!

Ребята так и сделали.

Потом Нина Павловна и Машенька расцепили хоровод между Вовой и Таней, взяли их за руки и полукруглой цепочкой с гиком, с криком все помчались в море.

Но в море цепочка сразу рассыпалась. Ребята стали окунаться, отфыркиваться, брызгаться и визжать от восторга так, что чайки, которые кружились над морем, испугались и улетели.

А у Наденьки зарябило в глазах. Ей показалось, что всё море задвигалось прямо на неё. Ей стало так страшно, что на коже выступили мурашки.

Она стояла у самого берега, даже колен не замочила.

— Ты крепко закрой глаза и открой, — сказал ей Тис Тисович.

Наденька закрыла глаза и открыла.

Теперь не казалось, что на неё движется море. Но всё-таки она не шла дальше, а стояла у самого берега. Ей было очень стыдно. Вот… все радуются, плескаются, окунаются, а она боится и стоит.

Нина Павловна с Машенькой зашли в море подальше и стали лицом к берегу, чтобы всех своих купальщиков видеть.

Увидела Нина Павловна и Наденьку, поняла, как она боится, быстро бросила в воду свою тюбетейку и закричала:

— Наденька, спасай, лови!

И Наденька, забыв, что ей страшно, вытянула руки и пошла за тюбетейкой.

Вот одна волна бежит навстречу, вот другая… Тюбетейка на третьей качается.

Наденька шла дальше, дальше… и поймала тюбетейку.

А волны ей уже до плеч достают. Они тёплые, и так хорошо покачивают вперёд-назад, опять вперёд — опять назад. Посмотришь вниз, — свои ноги увидишь и песчаное дно: такие эти зелёные волны прозрачные.

А рядом стоит Нина Павловна и спрашивает:

— Ну что, разве страшно?

— Нет, — смеётся Наденька, — совсем не страшно.

И ей жалко, что Тис Тисович уже зовёт на берег, что купанье окончилось.

Какой дельфин?

После купанья, когда ребята лежали на песке, они увидели, как плавают и кувыркаются дельфины.

Вот над самой волной мелькнула толстая, чёрная, блестящая спина… вот хвост. Вот чёрная голова другого, вот хвост… Так быстро вертятся колесом дельфины, что их и не разглядеть.

Даже Вадик и тот не смог. Он начертил пальцем на песке огромное чудище, не меньше слона, с пятью хвостами, тремя головами и спросил Тиса Тисовича: