Ей снилась смерть (Праздник смерти) - Робертс Нора
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Рорк, наверное, в своем кабинете, – решила Ева. – Снова занят своими подсчетами. Этот мужчина, в отличие от обычного человеческого существа, похоже, вообще не нуждается в отдыхе! И наверняка сейчас он выглядит таким же свеженьким, как утром».
Дверь в кабинет была приоткрыта, и одного взгляда в щелку хватило, чтобы Ева убедилась в правильности своих предположений. Рорк сидел за огромным полированным письменным столом, уставленным приборами, переводил взгляд с одного экрана на другой, отдавал какие-то команды, за его спиной неустанно гудел факсовый аппарат.
А главное, Рорк действительно был свеж и выглядел сексуально, как сам грех!
Ева подумала, что, сумей она раздобыть вожделенный шоколадный батончик, возможно, у нее хватило бы сил, чтобы совратить его и перевести в горизонтальное положение.
– Ты хотя бы изредка отвлекаешься от работы? – спросила она, входя в комнату.
Рорк поднял глаза, улыбнулся и нажал какую-то кнопку.
– Ну ладно, Джо, надеюсь, ты не забудешь внести все те корректировки, о которых мы договорились. А завтра, обсудим все это в деталях. – И он выключил прибор.
– Тебе незачем было прерывать работу. Я всего лишь хотела сказать, что уже дома.
– Да я, собственно говоря, и не работал. Так, коротал время, дожидаясь тебя. – Рорк наклонил голову и посмотрел на жену долгим взглядом. – Так-так, снова забыла поесть?
– Да, – призналась Ева, тяжело вздохнув. – И теперь умираю от голода. У тебя случайно нет шоколадного батончика?
– У меня есть кое-что получше.
Рорк встал из-за стола, обнял Еву за плечи и повел на кухню. Через две минуты на столе стояла толстая зеленая керамическая тарелка, а в ней восхитительно дымился ароматный горячий суп.
– Это не шоколадный батончик…
– Сначала нужно накормить женщину, а уж потом можно побаловать ребенка.
Себе Рорк налил бренди. А Ева подошла к столу, наклонилась и понюхала поднимавшийся из тарелки пар. Запах был настолько вкусным, что рот ее тут же наполнился слюной. Терпеть дальше не было сил, поэтому Ева быстро села и принялась за еду.
– А сам-то ты ел? – спросила она с набитым ртом и тут же застонала от восторга, когда Рорк поставил на стол тарелку с горячей и румяной буханкой хлеба. – И вообще, хватит вокруг меня хлопотать.
– Ты не можешь отказать мне в этом маленьком удовольствии. – Он сел рядом с Евой, прихлебывая бренди и глядя, как от горячей пищи на ее лицо возвращается румянец. – Что касается меня, то я перекусил. Но от кусочка этого хлеба не откажусь.
– Гм-м…
Говорить Еве не позволял набитый рот, поэтому она помотала головой и, отломив половину буханки, протянула ее Рорку. Она чувствовала себя очень уютно. Вот это и есть дом в полном смысле слова! Они вдвоем после долгого изнурительного дня сидят за одним столом и делят хлеб. Почти как обычные, нормальные люди.
Утолив первый голод, Ева стала есть медленнее и смогла говорить.
– Значит, за вчерашний день акции «Рорк индастриз» выросли… на сколько там? На восемь пунктов?
Брови Рорка взметнулись вверх.
– На восемь и три четверти. А вы, лейтенант, начали интересоваться биржевыми сводками?
– А почему бы и нет? Я присматриваю за тобой. Как только твои акции пойдут вниз, я тебя брошу.
– Я непременно подниму этот вопрос на очередном совете акционеров. Хочешь вина?
– Хочу. Сейчас принесу.
– Сиди ешь! Я еще не закончил… хлопотать вокруг тебя.
Рорк поднялся и, подойдя к бару, вынул оттуда уже открытую и охлажденную бутылку вина. А пока он разливал его по бокалам, Ева вычерпала суп до последней капельки и с трудом удержалась от искушения вылизать ее языком. Давно ей не было так тепло, хорошо и уютно.
– Рорк, нам что, грозит очередная вечеринка?
– Наверное. А когда?
– Я-то откуда знаю?! – Между ее бровей пролегла морщинка. – Если бы я знала, разве я стала бы тебя спрашивать! Фини что-то болтал о рождественской вечеринке.
– Ах, ну да, действительно! Вечеринка будет. Двадцать третьего декабря.
– С какой стати?
– Потому, что это – праздник, моя дорогая Ева. – Он поднялся, поцеловал ее в темечко и снова сел.
– А почему ты мне ничего об этом не сказал?
– Как не сказал? Мы с тобой все обсудили на этой самой кухне.
– Я не помню.
– У тебя записная книжка с собой?
Ворча, Ева сунула руку в карман, вытащила свою электронную записную книжку и набрала дату: 23 декабря. И вот оно: черным по белому значится запись о предстоящей вечеринке.
– Ой…
– Завтра привезут елки.
– Елки?
– Ну, конечно! У нас их будет несколько: одна – в главном зале, еще две – в верхнем зале для танцев. Но я подумываю о том, чтобы установить еще одну, так сказать, интимную, в нашей спальне. Мы нарядим ее сами.
От удивления у Евы буквально отвалилась челюсть.
– Ты… будешь… наряжать… елку?
– Разумеется!
– Лично я понятия не имею, как это делается. Я раньше никогда не наряжала елку на Рождество.
– Я тоже – по крайней мере, уже много-много лет. Пускай эта будет нашей первой.
Волна теплоты, которая захлестнула Еву, уже не имела ничего общего ни с горячим супом, ни с действием превосходного марочного вина. Ее губы скривились, как у маленького ребенка, готового заплакать, и она через стол протянула мужу руку.
– У нас, наверное, получится настоящий колючий кошмар.
Он взял ее руку в свою.
– Не сомневаюсь. Тебе получше?
– Да, намного лучше.
Ева сжала его пальцы, затем высвободила руку и поднялась из-за стола. Стоя ей лучше думалось.
– Он убил еще одну, – заговорила она. – Точно так же, как и первую. Видеокамера наблюдения в подъезде засняла его. Снова костюм Санта-Клауса, снова большая серебристая коробка с ярким бантом. Он оставил на жертве брошь: две птички в кольце.
– Горлицы? Как в рождественской песенке?
– Правильно. По крайней мере, похоже. Правда, я не знаю точно, как именно выглядят эти чертовы горлицы. Признаков взлома на двери нет, следы борьбы отсутствуют. Уверена, вскрытие покажет, что ее тоже накачали транквилизаторами. А потом, видимо, связали и засунули в рот кляп, поскольку стены квартиры очень тонкие, а соседи ничего не слышали. Кроме того, на языке и в гортани у нее обнаружены волокна ткани. Но чем бы он ни затыкал ей рот, кляпа мы не обнаружили.
– Изнасилована?
– Да, так же, как и первая. А на правой груди – свежая татуировка: «Моя единственная любовь». Ну, теперь-то мы знаем, что не единственная… Он обернул ее красной гирляндой, накрасил лицо, причесал волосы. В ванной – стерильная чистота. Я думаю, он отчистил ее до блеска после того, как вымылся сам. К тому моменту, когда я приехала на место преступления, она была мертва не более часа. А знаешь, откуда мы узнали о случившемся? В диспетчерскую поступил анонимный звонок с платного телефона в квартале от ее дома.
Видя, что, рассказывая, Ева начинает все сильнее распаляться, Рорк неодобрительно покачал головой и тоже встал, взяв со стола их бокалы.
– Кем она была?
– Стриптизершей. Работала в «Сладком местечке», престижном стрип-клубе Вестсайда.
– Да, я знаю это место. – Заметив, каким подозрительным взглядом смерила его Ева, он протянул ей бокал и театрально свесил голову на грудь наподобие Пьеро. – Да, и это заведение действительно принадлежит мне.
– Как я ненавижу, когда такое случается! – выдохнула Ева. – А оно случается постоянно. Так или иначе, она отработала дневную смену и ушла из клуба после четырех. Оттуда она, как нам удалось установить, отправилась прямиком домой, а около шести вечера видеокамера зафиксировала ублюдка, который входил в здание. – Ева посмотрела на свой бокал. – Наверное, она сегодня тоже осталась без обеда…
– Он быстро работает, – заметил Рорк.
– Причем получает от этого колоссальное удовольствие! По-моему, он наметил для себя некую квоту и намерен вычерпать ее до Нового года. Мне придется проверить все телефонные разговоры убитой, состояние ее финансовых дел – вообще всю связанную с ней информацию. Кроме того, нужно выяснить, откуда взялась брошка. Костюм Санта-Клауса не привел меня никуда. А как, скажи на милость, можно связать между собой милую, скромную секретаршу и стриптизершу?
