Песнь Легиона - Мартынов Алексей

Это всё обман и махинации. Они просят земные блага, взамен говоря, что им будет благо на небесах. Тогда им не нужны эти блага, пускай они сами делают всё, что им нужно. Но им нужно больше – они требуют дотаций от государства, требуют всяких льгот и доступа к власти. Им нужны земные блага, которые они тянут из людей.

То же самое и философией. Это лженаука. Философы от осознания собственного бессилия просто назвали всё, что делает человек философией. И стали позиционировать её как главную науку, науку над всеми остальными науками. Но философы не сделали за всю свою историю ничего. Они не сделали новых технологий, не помогли государству. Они только норовят обвинить каждого, что он философ и философия ему нужна как воздух. Они воры, ибо пользуются чужими наработками, но ничего при этом сами не делают. Их основные достижения украдены из психологии и смежных с нею наук.

Нужно было идти дальше, в город. Он вдруг решил дойти до точки любой ценой. Он помнил это здание, одно из самых высоких зданий в городе, он там бывал несколько раз много лет назад по работе. Но в такой роли он там будет впервые

– Отвернись, – сказал он мужику, который вынырнул из-за угла. На нём была ветровка и джинсы, он весь был мокрый, поэтому никуда не спешил, шёл спокойно. Он не послушался того, что ему сказали.

Легион без размаху врезал ему ногой в промежность. Тот загнулся. Мнительный он, ну да ладно. Тут же хватаем за голову, той же ногой коленкой в морду. Он качался, но всё ещё стоял на месте. И снова удар ногой с прыжка в грудь. У него перехватило дыхание, упал. Прислоняем нож к горлу и разрезаем горло вдоль.

Номер сто семьдесят шесть.

Вода заливалась в его раскрытое горло, выплёскивалась изо рта подкрашенная в розоватый цвет.

–= 13:00, 11 часов назад =-

«Когда решишь умереть, не спрашивай ни у кого разрешения – всем плевать на тебя.»

В нём кипело что-то, чем-то напоминавшее ярость. Но это было другое. Такое чувство возникает, когда в комнате много мух и их всех нужно убить. Ты бьёшь одну, вторую, третью, а их всё ещё много. Ты входишь во вкус, мочишь одну за другой, слышишь их предсмертный хруст. И ты всё ускоряешься, руки сами начинают работать, тело переходит на новый уровень, открывается второе дыхание.

«Если покончишь с собой, просто уберёшь один винтик из системы. Они этот пробел заполнят, но не тобой.»

Он шёл вдоль магистрали по стороне ещё старых построек. Справа новостройки, редкие дома. А здесь были муниципальные строения, а также какие-то древние развалины, которые уже не первый год хотели снести.

Он заметил их издалека. Народ праздновал. Повсюду валялись бутылки и банки из-под пива. Они развели тут костёр, благо рядом были дрова.

– Све-е-ета!!! – заорал он, вгрызаясь в их толпу. Они сидели, поэтому он напал на ближайшего, кто сидел к нему лицом. У трубы были заострённые края, он раздробил ему череп, даже вырвал какой-то кусочек. Номер сто семьдесят семь.

В полуприсядку он смотрел на оставшихся в живых. Он мог бы повернуться к ним спиной, они бы всё равно ничего не сделали, они испугались.

«Страх – самое древнее и самое действенное средство.»

С прыжка, чуть не упав, он подскочил к длинноволосому пареньку в косухе, и врезал ему ногой по зубам. Крупная белая крошка вывалилась у того изо рта. Он упал, схватился за рот, замычал. Ещё два похожих на него человека, как только услышали крик, вскочили на ноги. Молниеносным движением он выхватил автомат и выпустил лежачему пулю в грудь. Номер сто семьдесят восемь.

«Нет, это – слабаки. У них даже нет оружия. Живут не по понятиям, это видно по лицам, воруют, пьянствуют. Я встречался с такими; некоторые желали их смерти, забавно, что сейчас эта роль выпала мне.»

Три девицы не самого тяжёлого поведения сидели молча, смотрели на действо.

Он взглянул на стоящих пареньков, улыбнулся, и кинул одному из них, левому, автомат. Тот замешкался, стал ловить, перехватывать поудобнее. Но он его всё равно выронил. Легион раздробил ему височную часть кастетом. Номер сто семьдесят девять.

Левой рукой он перехватил автомат за курок, не глядя, стрельнул в сидящих особей женского пола. Попал в самую правую, дальнюю. Пуля вошла ей чуть повыше сердца, почти в плечо. Отдачей её развернуло и отбросило назад. Она лежала на животе, из раны сочилась кровь. Мучительная смерть через пару минут. Номер сто восемьдесят.

«Не надо недооценивать важность крови для человека. Это только в фильмах герои теряют кровь литрами, сохраняя при этом всю свою мощь. На самом деле при потере всего лишь ста миллилитров крови (шприц) они бы начали терять равновесие, ухудшилась бы координация, их бы потянуло блевать. И чем дальше, тем более бы эти симптомы возрастали бы до полной смерти.»

В момент выстрела, потакая отдаче, он перевёл автомат назад, нанося не прицельный удар по противнику сзади. Он был прав – даже когда он стоял спиной, нападения не было. Даже со спины они его боялись.

Удар в грудь, за ним в лоб. Он падает. Наносим серию ударов прикладом по голове. Цельтесь в голову! Если не убьёте, так хоть вырубите. Номер сто восемьдесят один.

Оставались две девушки. Они сидели в обнимку, закрыв глаза. С удивлением он обнаружил их сходство, видать, сёстры. Вообще они были какие-то нерусские, узкоглазые немного, было в них что-то отдалённо напоминающее Кайли Миног. Наверное, рост.

Ему вдруг стало их жалко. Они были явно не из этой тусовки, ну или их только недавно затащили в неё. Лица у них были совершенно отрешённые, тела какие-то хрупкие, лица немного наивные, но проскакивала очкастость.

– Вы здесь случайно? – они мелко закивали.

Перед ним был выбор: убить или отпустить.

– Вы понимаете, что я не могу отпустить свидетелей? – они снова закивали, но так и не открыли глаз. – Одна из вас останется здесь навсегда, другая уйдёт и будет помнить этот день и молчать обо всём. Я посчитаю считалочку, выберу, кто из вас умрёт.

Закончив говорить, он выстрелил в ту, что была справа. Номер сто восемьдесят два. Её голова разорвалась от двух влетевших в неё пуль, забрызгала вторую девушку кровью вперемежку с мозгами. А она сидела и продолжала обнимать труп своей сестры.

– У тебя пять секунд и я стреляю. Раз. Два. Три. Четыре. Пять.

Она даже не шелохнулась от его слов, она ничего не слышала. Она спокойно умерла, когда пуля вошла ей в шею. Номер сто восемьдесят три.

Выстрелы гулко отдавались эхом в пустых стенах. Здесь были цеха когда-то давно, потом их переоборудовали под офисы, а потом всё это разорилось, пришли бомжи, и всё пришло в упадок.

Он отошёл на полкилометра. Тут были жилые дома старых построек, магазины, а вдалеке кинотеатр. Дальше было футбольное поле, а сразу за ним шли спальные районы. Здесь всегда было тихо и безлюдно.

«Детский сад, штаны на лямках.»

На входе в детский сад под листвой деревьев спрятались от дождя два уже порядочно промокших паренька на великах. Трусцой он добежал до них и встал рядом с ними. Они, казалось, не обращают на него внимания.

Одна рукой он схватил того, что был ближе, за голову, вырвал его из седла и уронил на асфальт. Тот охнул при приземлении, когда ударился согнутой спиной о твёрдый пол. Второй ногой он повалил велосипеды и пырнул второго паренька ножом в майку в районе груди. А потом ещё раз и провернул. Номер сто восемьдесят четыре.

Первый кадр до сих пор валялся на полу. Дождь его немного приободрил. Легион склонился над ним.

– Ты знаешь, надо обновлять ассортимент. Пожалуй, выброшу трубу.

Левой рукой он прижал его руку к полу, а правой размахнулся и раздробил ему пальцы. Дикий вопль озарил спальный район. Этого нельзя было допускать. Одним ударом он переломил ему позвоночник, вторым прикончил. Номер сто восемьдесят пять. Труба торчала у него из глазницы, как выхлопная труба у машин. Капли затекали туда, потихоньку наполняя.

«Итак, прекрасная Брунгильда, молилась ли ты на ночь? Зараза, сука, сволочь! Пауза, ха-ха три раза.»

Он застыл около двери в подъезд. Он решал, бежать или остаться.

– Помогите! Человек ранен! – застучал он в стекло к консьержке. Женщина лет пятидесяти с заспанным лицом оторвалась от просмотра чёрно-белого телевизора и чуть не свалилась.

– Что?!

Порывшись где-то под кроватью, она выудила аптечку, что-то сказала в трубку и выскочила наружу. Тяжёлая металлическая дверь запищала, она открывала её с трудом. Кто-то ударил ей по ногам больно, она упала. При этом что-то стало сдавливать её шею, нечем дышать. Она кашляла, что-то резало шею. Пошла кровь, повсюду стало темно.

Номер сто восемьдесят шесть.

Через минуту или две из соседнего подъезда вышла её ровесница с седым мужчиной. На них были жёлтые плащи из какой-то блестящей дряни, в руках открытые зонты. Они сразу увидели два трупа, из одного торчала металлическая труба. А потом они увидели убийцу.

Он стоял рядом с ними, буквально в трёх метрах, молча и неподвижно.