Песнь Легиона - Мартынов Алексей

Он стоял рядом с ними, буквально в трёх метрах, молча и неподвижно.

– Ты что... – старик было попытался испугать его, но каким-то неуловимым движением он очутился перед ними, и одним ударом кастета разломил старику челюсть.

«При борьбе с толпой нужно вырубить самого сильного. Никто из этой толпы не ожидает агрессии от единого человека, поэтому неожиданное вырубание самого сильного очень поколебёт их мораль.»

Без особой изобретательности он раздробил челюсть и ей. Вот, теперь они с травмами, но живы; живы, но дезориентированы и совершенно не могут продолжать бой.

Тут рядом была полуметровая ограда с заострёнными концами. Ещё один удар кастетом в живот, забираем старика.

«Нет, всё это противно и скучно, нужно торопиться.»

Преданный взгляд в глаза, и резко двумя руками вдавливаем его головой на штырь. Номер сто восемьдесят семь. Прошла секунда или две. Его тело дёргалось в конвульсиях, но мозг уже умер. Ему было больно только в самом начале; смерть была приятной.

Нож мелькнул на свету, такой блестящий из благородного металла. Из металла, на счету которого добрая половина всех насильственных смертей в мире. Это – железо. Нож вошёл ей точно между глазом и глазницей, рывок и глаз вывалился наружу. Что-то просвистело в воздухе, нож вернулся и вошёл ей в шею сзади около позвоночника.

Номер сто восемьдесят восемь.

На спине у старика он вырезал ножом свастику. Это был ложный след для тех, кто будет пытаться его искать. Они будут его прорабатывать, и зайдут в тупик. Это позволит выиграть некоторое время.

Машина скорой остановилась на обочине. Некоторое время назад им поступил сигнал о том, что человек ранен. Естественно, как нормальным людям, им не хотелось сейчас куда-то ехать и с кем-то возиться. С гораздо большим удовольствием они бы посидели сейчас на базе. Но, как врач и водитель скорой, они не имели права даже на подобные мысли.

Бегом они вошли во двор.

«Буддисты лечатся мыслью, все остальные – таблетками.»

Водитель больно упал лицом об бордюр. Обо что-то споткнулся. Он не был готов к такому, он слишком быстро бежал, стараясь поспеть за врачём-стажёром, поэтому даже не подставил руки. Конечно, сила у молодых есть, вот и носятся.

Молодой врач сразу заметил трупы, лежащие неподалёку, и обернулся позвать водителя. Над трупом водителя сидел на корточках человек в плаще, и методично делал надрезы на отделённой от тела руке. Номер сто восемьдесят девять.

– Вы не туда попали, сударь, – услышал он тихую фразу. Он хотел что-то ответить, только ноги у него тряслись, и голос не слушался.

Человек в плаще шёл к нему развальной походкой, будто делал это всегда.

– Ну ладно, не волнуйся, – человек погладил его по намокшей голове, – не волнуйся. Там всё решат точно. Знаешь, как в старину определяли, кто ведьма, а кто нет? Сжигали всех подозрительных. Если ведьма, то гореть ей в аду, а если нет, то быть ей в раю.

Он поднял этого немощного человечка за грудки, встряхнул и бросил на землю. Рука с ножом прошелестела в воздухе, проткнула его в сердце. Он выдохнул. Номер сто девяносто.

«Люди – неблагодарные скотины. Всегда толкают права, требуют всего и побольше, не хотят не то, что платить, но и сказать спасибо. Хорошо, если не обосрут. Ради них стараться не стоит.»

Он сел в машину скорой. Мигалки и сирена – это хорошо, хоть и привлекает внимание. Пересекать границу города он будет на этой машине, ибо там есть пост ментов.

–= 14:00, 10 часов назад =-

Справа за высоким кирпичным забором пряталась приватная стоянка для жителей дома. Иногда ею пользовались. Над ней со времён постройки шли толстые трубы.

Грузная женщина в плаще выгуливала огромного сембернара. Тот шёл без поводка и без намордника, но шёл рядом. Однако ж, закон запрещает выгуливать больших собак без поводка и намордника. Мы не являемся судьями, но правосудие вынуждены совершать иногда по нашему усмотрению. На скорости около шестидесяти километров в час он сшиб собачку, а женщину лишь задел боком. От удара она отлетела. Ногой она выбила окно на первом этаже.

Скрип тормозов, перелом с одного удара трахеи. Номер сто девяносто один.

Повсюду валялись осколки разбитого стекла. По трупу, как по уступу, он влез в окно. Маленький человек с большой лысой головой и в очках выскочил на него с пневматическим пистолетом в руках. Началась Матрица. Легион наугад бросил вперёд два куска стекла, которые он только что подобрал. Послышался хлопок. Он резко прогнулся назад, выгибая голову как можно ниже.

– А-А-А!!!

Номер сто девяносто два. Первый кусок пролетел мимо, второй как фреза вырвал добрый кусок мяса с его шеи. Жертва развернулась, бросила пистолет вверх и упала.

Послышался топот и стрекот ключа в замке.

«Ха! Жертвенная овца пытается сбежать!»

Размазывая его разорванную шею подошвой в кровавое месиво, он бросился напролом через шкафы и прочую утварь к выходу. Стандартная планировка квартир позволяла перехватить убегающего человека у двери. Никогда ещё квартира не являлась столь уязвимой для её обитателей.

«Мир растворяется серебряными красками, когда ты понимаешь, что это твоя любовь, с которой ты пойдёшь в могилу, до конца.»

Сын убитого не успел закрыть дверь. От удара она распахнулась, ударяя его по лбу, отбрасывая к лифту. Подобно взбешённому быку Легион впечатал его в стенку и стал жестоко избивать кастетом прицельно в челюсть и висок. Номер сто девяносто три.

Дверь рядом открывалась внутрь. На том же запале, с разгоном из квартиры он вынес её плечом, придавив тем самым кого-то.

«Кто-то приходит, кто-то уходит, камни остаются на своём месте.»

С громким стоном, переходящим в рык, он поднял с десятилетней девочки дверь. Он дьявольски улыбался, на него вдруг наскочило удовольствие. Он никогда так не развлекался. Он был на ногах столько времени, за которое обычный человек уже давно бы устал и захотел спать. Но спать не хотелось, он чувствовал в себе силы продолжать эпопею.

Сколько в этом городе жителей? Двадцать тысяч? Тогда он убил целый процент. Это было просто. Ногой он вжал её грудь в пол, а руками развернул ей голову на полный оборот. Номер сто девяносто четыре.

«Это только в фильмах всё легко и просто. Только в фильмах герои расстаются с жизнью легко. Но я прожил на этом свете не один десяток лет, я работал, трудился, учился, старался. И только благодаря всем этим усилиям я стал тем, кто я есть сейчас. И я не позволю каким-то уродам вырвать мою жизнь!»

В коридоре послышался плач ребёнка.

В комнате справа сидела женщина в халате, прижимая к груди грудного ребёнка в пелёнках. Её в свою очередь крепко обнимал ещё один ребёнок лет десяти. Идиллия, как прекрасно.

Он смотрел на них, улыбался и тяжело дышал. Ему казалось, что тут мало крови.

Надо всегда слушать окружающую действительность. Это правило редко его подводило. Он услышал над ухом дыхание, значит, они хотят напасть сзади. Одним прыжком он оказался рядом с женщиной, удар в глаз кастетом, в руках оказался грудной ребёнок.

А вот, собственно, и тот, кто хотел напасть. Отец ребёнка вышел с мощным ножом в руках.

Резким движением он перехватил ребёнка за ноги, размахнулся и разбил его голову об стенку.

Женщина завизжала, сжалась и задрыгала ногами. Мужчина не успел ничего сказать, ребёнок летел в него, заливая всё вокруг мягкой кровью. Номер сто девяносто пять.

Стены содрогнулись, когда отец под действием непреодолимой силы ударился о стенку. Кто-то в тот же момент сильно ударил его в грудь ногой, от чего перехватило дыхание. Прошла секунда. От второго удара остановилось сердце. Номер сто девяносто шесть.

«Интересно, когда же они, наконец, выйдут на меня?»

Перед бедной женщиной упало два трупа: её новорожденного ребёнка и его отца. Столь хрупкая жизнь. Не уберегла.

Она ничего не видела больше. Куда бы она не перевела взгляд, повсюду было темно и тихо, только лежали трупы. Их было много, они плакали и просили помочь, но она ничего не могла сделать. Она тянула к ним руки, пыталась достать, но руки её оторвались вдруг. Кто-то рядом закричал, но ей было всё равно. Ей захотелось спать. Она уснула. Номер сто девяносто семь.

Маленький мальчик, её сын, вряд ли был в силах противостоять прущему на него товарняку. Прекрасная тактика: сшибать противника с разбегу. Они меньше всего ожидают атаки в лоб, чисто по бокам куда-нибудь, сильно мешкаются, не знают, куда свернуть, как лучше отразить атаку. Это тот случай, когда выбираешь инь или янь.

Он заорал ему в ухо, прижав его к стене и разрывая на нём одежду. В сторону полетели пуговицы и клочки разорванной клетчатой рубашки.

Ещё на живом дрыгающемся тельце он сделал надрез от горла до солнечного сплетения, а оттуда два надреза по линии рёбер вправо и влево, эдакие лопасти получились. Делать надрез надо мягко, чтобы не повредить внутренние органы и кровопроводы. Кстати, дети частенько дохнут от болевого шока, а этот не умирал. Он просто потерял сознание.