Великий и Могучий - Александр Петровский

— А если вы свою долю получите, а директор — нет?

— Вы не в теме понятий, Павел Дмитриевич, потому за этот вопрос вам ничего не будет. Но вы же только что обвинили меня в крысятничестве. То есть я что, по-вашему, кинул Аристархова? А он возьмёт, да и стукнет смотрящему, типа вот Лысый совсем уже оборзел, кидает тех, кого крышевать взялся. И где назавтра будет Лысый? Уж точно никак не среди живых, можете не сомневаться. И зачем мне такой риск? Или вы хотите сказать, что и смотрящий наш тоже крысятничает?

— Простите, пожалуйста, господин Лысый, я вовсе не хотел вас обидеть. Так что получается, смена директора не выгодна никому из ваших?

— Дело тут даже не в выгоде. Из-за всей этой свистопляски с директорами «матюки» попали под плотное внимание спецслужб. Нам что, это было надо? Нет, Павел Дмитриевич, нам гораздо лучше, когда всё тихо и спокойно. Это не мы натворили, не сомневайтесь. Если станет известно, кто это натворил, у меня с ним будет довольно неприятный разговор. Беспредельничать я тут никому не позволю!

— В таком случае большое спасибо, я узнал всё, что хотел.

— До свидания, Павел Дмитриевич! Всего хорошего! Обратную дорогу, полагаю, вы в состоянии найти сами, — Лысый с умным видом взял ручку и принялся сосредоточенно что-то писать на листе бумаги, а может быть, просто рисовать там какие-нибудь непристойности.

— До свидания, — Павел направился к выходу из кабинета респектабельного бизнесмена, но выход отсутствовал.

Дверь была открыта, но дверной проём перегораживал огромный татуированный мужик (в частности, на тыльной стороне правой ладони бросалось в глаза слово «Миша»), при взгляде на которого почему-то сразу вспоминалось слово «шкаф». Протиснуться мимо него не представлялось возможным, он это прекрасно понимал, нагло улыбался и явно не собирался покидать пост.

— Уважаемый Михаил, позвольте мне пройти, — попросил Павел.

— Гы! — расплылся в широкой улыбке Миша, чем и ограничился.

Павел, понимая всю тщетность усилий, попытался протиснуться мимо «шкафа», но это ему не удалось. Миша мог просто стоять на месте, этого было бы достаточно, но он ещё и слегка толкнул Павла пятернёй в грудь, и тот отлетел от двери на заметное расстояние, с трудом удержав равновесие. Лысый продолжал что-то запечатлевать на бумаге, не замечая, что творится вокруг, или только делая вид, что не замечает.

— Вход — рупь, выход — десять! — объявил Миша. — Понял?

— Тебе не хватает для полного счастья десяти рублей? — удивился Павел.

— А рупь у нас сегодня стоит сотню баксов! — провозгласил «шкаф» и довольно заржал.

Лысый всё так же «ничего не замечал», и Павел оказался в довольно идиотском положении. Что ж, подумал он, вы меня достали. Будь, что будет! Многие знали, что Павла доставать опасно, если его довести, он совершенно терял контроль над собой (это не всегда плохо кончалось, например, женитьбу на Нине следовало признать очень удачным исходом). Но Миша и Лысый были не в курсе, и потому дальнейшее развитие событий оказалось для них полной неожиданностью.

— Слышь, ты, Миша плюшевый! — процедил Павел сквозь зубы, по блатному растягивая слова, но на феню не переходя. — Ты ручонками-то своими поменьше размахивай, а то нормальные люди за это могут тебе слегка портрет попортить!

— Чё? — обиделся Миша и попытался схватить Павла за грудки.

Но там, где он хватал, Павла уже не было, тот сделал короткий шаг назад и хлёстко ударил боковым слева через руку. По-настоящему Павел уже давно не тренировался, но, как говорится, мастерство не пропьёшь. Нижняя челюсть Миши покинула привычное место, глаза сначала приняли очень удивлённое выражение, а затем вообще закатились, и правый прямой в голову (точнее, в нос) Миша уже не почувствовал. Упав, он действительно произвёл эффект не меньший, чем шкаф, от его падения затряслись стены и задребезжали оконные стёкла. Во многих фильмах, например, индийских, персонажи проводят драки, в которых обмениваются десятками подобных и более сильных ударов, но жизнь — не кино, в реальности для окончания драки вполне достаточно одного.

Павел развернулся к Лысому, не разжимая кулаков, и угрожающе выдвинул вперёд нижнюю челюсть, пользуясь тем, что некому её выбить, как это он сам произвёл с Мишей. Оказалось, что Лысый уже потерял интерес к своим записям или рисункам, и теперь с некоторым испугом смотрел на Павла. У того чесались руки набить морду и Лысому, но злость уже улеглась (спасибо Мише), и к тому же было понятно, что на Мишу всем наплевать, а вот избиение Лысого криминал ему не простит.

— Вызовите своему быку скорую, пусть вправят ему челюсть, — посоветовал Павел.

Лысому очень хотелось ответить какой-нибудь гадостью, например, рассказать, что с Павлом сделает Миша, когда придёт в сознание. Но Лысый отлично понимал, что если он не промолчит, то врачу «скорой помощи» придётся вправлять уже две челюсти. В итоге Лысый так ничего и не сказал, и Павел беспрепятственно покинул его гостеприимные апартаменты.

Глава 16

Нина и сама не хотела общаться с бандитами. К этой публике она питала непреодолимое отвращение, так уж её воспитали родители-интеллигенты, и множество явно заказных телесериалов о гламурных криминальных авторитетах никоим образом её мнения не поколебали.

Пока Павел консультировался с Лысым, она решила прояснить некоторые непонятные для себя моменты. Письма, побудившие трёх человек кардинально пересмотреть своё мировоззрение, были отправлены с довольно известного спамерского сайта. В связи с этим у Нины, неплохо разбирающейся в околокомпьютерных делах, возникло два вопроса. Почему для отправки единичных писем кто-то воспользовался таким сайтом? И почему в компьютерной сети НИИ этот сайт не был обозначен, как нежелательный?

Первый вопрос требовал проникнуть в мысли негодяя, послужившего причиной для всех этих событий. Нина подобными вещами не увлекалась. Магию практиковал Павел, и одного мага в семье было более чем достаточно. А вот со вторым вопросом дело обстояло значительно проще. Защита от спама входит в должностные обязанности специалиста, именуемого системным администратором, или, сокращённо, сисадмином. Выяснить, кто работает сисадмином в «матюках», труда не составило. Виктор Аристархов по первой же её просьбе назвал фамилию и номер мобильного телефона этого замечательного человека.

Сисадмин назвался Жорой, по телефону что-либо обсуждать не пожелал, и Нине пришлось договариваться с ним о встрече. Встретиться они решили через час. Жора обитал в отдалённом спальном районе, в разгар рабочего дня почему-то находился дома, и она была вынуждена тащиться к чёрту на рога на второй семейной машине, тоже «Форде», только ещё более стареньком. Разумеется, ехать пришлось, преодолевая вечные пробки в центре. К тому же «неожиданно» выяснилось, что бак этого «Форда» отнюдь не полон. Понадобилось вдобавок ко всему искать заправку, что тоже заняло некоторое время.

Подъезжая к указанному Жорой адресу, она ругала себя предпоследними словами (последние всё-таки приберегая для окружающих). Ведь ей абсолютно ничего не мешало поехать по объездной, там пробок почти никогда не бывает. Ну почему Павел, если куда-то едет, то не спешит, но всегда приезжает вовремя, а она за последнее время уже и не помнила, когда ей удавалось прибыть точно к назначенному сроку? Ладно, решила Нина, есть у меня такой недостаток, но ведь и достоинства есть? Ноги красивые, например…

К квартире Жоры она подошла (лифт, естественно, не работал) уже в отличном настроении, которое читалось по радостной улыбке, хотя особо радоваться было вроде бы и нечему. Открывший дверь на звонок Жора её настроения отнюдь не разделял.

— Договаривались же через час, это без семи минут одиннадцать, а сейчас уже почти четверть двенадцатого! — бурчал он. — Я теперь из-за вас на работу опоздаю!

Нине теперь уже хотелось не улыбаться, а смеяться. Не столько от его слов, сколько от необычной внешности. Судя по тонкому мальчишескому голосу, а также по представлению именем «Жора», она решила, что этому юноше лет двадцать-двадцать пять, причём ближе к двадцати. На самом деле ему было ближе к пятидесяти, об этом говорила и обширная лысина, и довольно морщинистое лицо. Но в душе Жора молодость явно сохранил. В его правом ухе болталась огромная серьга в виде кольца, золотая или хорошо позолоченная. Иссиня-черные волосы, обильно росшие вокруг лысины, имели изрядную длину и были увязаны в хвост голубой ленточкой (Нина не стала размышлять над тем, что означает этот цвет и означает ли вообще что-нибудь). Хвост был перекинут через левое плечо и свисал до груди, периодически сливаясь с такой же чёрной бородой, сделавшей бы честь любому из библейских патриархов. Впрочем, грудь и без этой растительности была изрядно заросшей, с той лишь разницей, что на груди росли совершенно седые волосы. Наверно, волосы и бороду он красит, подумала Нина, но её это совершенно не озаботило. Одежда сего колоритного представителя околокомьютерной богемы состояла из белой майки (точнее, она когда-то, в незапамятные времена, была белой), не то трусов, не то шорт неопределённого цвета (ближе всего к серому) и изрядно потёртых сандалий, на одной из которых порвался ремешок.