Лунный нетопырь - Ольга Ларионова

Она с трудом высвободила руку и утерла слезы, вступившие после глотка столь нетрадиционного лекарства:

— Сейчас… Сейчас переведу дух и все тебе дословно перескажу.

— Нет уж, на некоторое время девичью исповедь мы отложим — твоим размораживанием я намерен заняться по древнейшей методе…

Процесс размораживания оказался продолжительным и был прерван только настойчивыми требованиями завтрака, доносившимися из детской. Так что воспроизведение диалога с Его Величеством пришлось совместить с кормлением малышей; они слушали не менее внимательно, чем Юрг, принимая слова матери за очередную сказку.

— А я бы им ка-ак дал! — решительно заявил юный принц, когда она закончила.

— Не сомневаюсь, — улыбнулся отец. — Но лишняя тренировка все-таки не помешает. Надевай-ка свое кимоно и давай на травку, там тебя Ких, наверное, уже дожидается.

— И я камано, и я камано, ия-ия-ия! — отчаянно заверещала Фирюза, скатываясь с принцессиных коленок и своим привычным манером — на четвереньках — припуская за названным братом в неизменном стремлении ни в чем ему не уступать.

— Сорвиголова вырастет, — одобрительно заметил Юрг, — вот погоди, отчаяннее тебя будет.

Мона Сэниа сняла свой аметистовый обруч, который постоянно мешал ей расчесывать непослушные, обманчиво жесткие на вид волосы («Ты у меня львица с гривой», — пошутил как-то восхищенный супруг, и она простила ему неуклюжесть этого комплимента). Юрг очень любил эти минуты, когда ее узкое смуглое лицо с полуопущенными ресницами утрачивало почти постоянную настороженность, и она, молодея сразу на несколько лет, превращалась в замечтавшуюся доверчивую девочку, еще ни разу в жизни никем не обиженную и не обманутую. И, глядя на жену затаив дыхание, он вдруг подумал, что вот такою она никогда сама себя не видела, несмотря на многочисленные зеркала, запретные на Джаспере и потому доставленные в превеликом количестве с Земли.

— Фирюза, Фирюза, — задумчиво пробормотала принцесса, — ведь по нашим законам дальше ее нянчить должны только женские руки. Как быть — ведь Ардинька теперь, наверное, будет всецело занята воспитанием своих племянников.

— Да уж, — ухмыльнулся командор, — наши бравые вояки едва ли сгодятся в гувернантки для благородных девиц. Но ведь и все наше семейство ведет жизнь, которую светской не назовешь, и я очень надеюсь, что это status quo в ближайшем будущем не претерпит кардинальных изменений… Так может, и лучше, что они вырастут не просто братишкой и сестренкой, а боевыми товарищами? Ты не находишь?

Но жена, похоже, этого не находила.

— Нельзя отнимать у нее женственности, дарованной ей самой природой, — возразила она. — Не забывай, что рано или поздно ей придется искать себе жениха, и это, надеюсь, будет не наш сын.

— Я… мне кажется, что об этом как-то рановато…

— Типовое заблуждение всех папаш! — Когда она сердилась, между вьющимися прядками и гребнем начинали проскакивать зеленоватые искры. — Я даже предложила Паянне на некоторое время переселиться к нам, на Игуану.

Паянну?! В няньки? Тебе что, мало было этою долговязого менестреля, от которого ты не знала, как отделаться?

Принцесса резко отбросила гребень и решительно надвинула на лоб свой сверкающий лиловыми самоцветами обруч:

— Ты считаешь, что я недостаточно осмотрительна в выборе воспитателей для наших детей?

— Ох, детка, не заводись. Паянна — милейшая бабка. Только… понимаешь, как бы это сказать… её слишком много. Когда я ее впервые увидал, мне она напомнила ткачиху с поварихой и сватьей бабой Бабарихой в одном лице. — О том, что это лицо вызвало в нем бессознательную неприязнь, он промолчал. — Но если ты уже решила, то когда уважаемая матрона почтит нас своим прибытием?

— Она сказала, что не может оставить старого Рахихорда, и сделала это так, чтобы я поняла: предлагать ей какие-нибудь блага или сокровища бесполезно. Так что, как видишь, на нее можно положиться. Она-то умеет быть верной.

Черные брови командора, так разительно контрастирующие с его соломенной шевелюрой, дрогнули и сложились уголками — в голосе жены он различил плохо скрытый упрек:

— По-моему, мы впервые затронули скользкую тему верности. Уж не хочешь ли ты хочешь сказать, дорогая, что я изменяю тебе с каждой встречной планетой? Хорошо, хорошо, уступаю тебе следующий полет на Сваху, и тогда считаем, что мы квиты. По рукам?

Она быстро наклонила голову как бы в знак согласия, а на самом деле — чтобы он не заметил, как вспыхнуло ее лицо. «Я изменяю тебе…» — Он сам произнес те слова, которые она не могла выговорить даже про себя…

— Так, с бабой Бабарихой мы покончили, вернемся теперь к нашему островному царю Салтану. — Он, как это все чаще случалось в последнее время, даже не заметил ее замешательства. — Скажи, что это такое с тобой приключилось, ч го ты вчера даже не спросила меня, как он назвал своих внуков?

Сэниа почувствовала, что у нее краснеет даже спина. Только бы он не догадался — ведь ревность прилична камеристкам и горничным, но никак не принцессе…

— Прости меня: вероятно, это было предчувствие — ведь в это время, возможно, умирал мой старший брат… — То, что она говорила, отнюдь не было правдой, и ей было мучительно стыдно, что из этих слов она старательно плела завесу, скрывающую давешние подозрения. — Так как же их назвали?

Юрг покаянно схватился за голову:

— Ох, Сэнни, это ты прости меня, бегемота толстокожего! У меня самого ведь никогда не было братьев и сестер. Могу представить себе твое горе…

Так. Довыкручивалась. Не хватало еще горе изображать.

— Нет. — Она решительно тряхнула головой. — Предчувствие беды у меня — не редкость. А что касается сестринской печали… Я любила только младшего. Что касается остальных — ты и представить себе не можешь, сколько я от них натерпелась. Девчонка, которая в нарушение всех традиций лезет в фехтовальный зал — да они попросту лупили меня чуть не до потери сознания, хорошо еще, не по лицу. Отучали. Если бы не тайные уроки Иссабаста, я никогда и не смогла бы драться с ними на равных. А их вмешательство в мои отношения с Асмуром? Я ведь тогда чуть своего крэга не угрохала. Так что родственных чувств ни к ним, ни к папеньке я никогда не испытывала — далекие, абсолютно холодные ко мне люди. Царедворцы-диктаторы. И сменим тему.

— Сиротинушка ты моя, теперь я понимаю, с какой радости тебя носило по всему нашему созвездию — по-вашему, Кентавров Скелет, если я не ошибаюсь?

— Костлявый Кентавр. Так что там с наречением наследных и ненаследных внучат7

Понятно. Супруге не терпится сменить тему.

— Все чин-чином, детишек поименовали в лучших тутошних традициях: имя девочки должно быть созвучно с материнским, а мальчика — с отцовским. Поэтому девчушку назвали Шеллишень. Красиво?

— Похоже на грустный вздох под шелковым покрывалом. А мальчиков?

— Старший получил звучное имя: Орхео. Будущий король Орхео — великолепно? Я гоже так полагаю. Зато младшенькому вместо приличного имени досталась прямо-таки нескладушка-неладушка: Микльхео. Почему-то это напомнило мне какую-то мелкую монетку. Если добавить к тому же, что он, как и папенька, рыж до непристойности, то надо упрекнуть судьбу в явной к нему несправедливости.

Мона Сэниа поднялась, из вороха одежды, сваленной на кресле, вытянула за рукав походную куртку.

— А тебе не кажется, что этим нелепым именем Алэл хотел подчеркнуть, что младшему никогда не быть королем?

Юрг только пожал плечами — собственно говоря, проблемы престолонаследия на Первозданных островах его мало волновали.

— Очень даже на то похоже. Хотя, честное слово, ума не приложу, за что такая немилость… Э-э, минуточку, куда это ты спозаранку?

— Если память мне не изменяет, ты сам совсем недавно уступил мне следующий полет на Сваху. Или нет?

— Или да. Но учти: я почел себя оскорбленным. Так стремительно удирают только от старых и надоевших мужей.

Она наклонилась, натягивая сапожки.

— Меня научила Паянна… Да-да, не удивляйся — она очень мудрая баба Бабариха, а я еще не вышла из ученического возраста. Надеюсь. Так вот, она посоветовала мне лечь на травку и, глядя в небо, представить себе, что именно мы ищем на Свахе. И тогда само собой станет очевидным, где это спрятано.

— А здешние колокольчики тебя в качестве ковра не устраивают? — фыркнул раздосадованный супруг.

— Желательно, муж мой, любовь моя, чтобы сей мыслительный процесс протекал в одиночестве. Так что не волнуйся за меня, я даже не буду заниматься никакими поисками — просто окунусь в тамошнюю тишину и постараюсь сосредоточиться.

Он обнял ее за плечи и осторожно притянул к себе:

— Сэнни, малыш мой безрассудный, заклинаю тебя всеми добрыми и недобрыми созвездиями твоих Анналов: будь предельно осторожна. Если что-нибудь и надумаешь — не бросайся в очередную авантюру, не посоветовавшись со мной.