Записки о Шерлоке Холмсе - Артур Конан Дойль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я протянул письмо, которое он внимательно прочитал.
«Вы явно произвели неизгладимое впечатление на моего брата Артура, – сказал шеф. – А он, я знаю, видит людей насквозь. Он приверженец всего лондонского, я же горой стою за Бирмингем, но на сей раз последую его совету. Можете считать себя нашим сотрудником – без всяких оговорок».
«А каковы мои обязанности?»
«Вскоре вы возглавите наш большой филиал в Париже, задача которого – распределить огромную партию фаянсовой посуды из Англии по нашим торговым представительствам во Франции, а всего их сто тридцать четыре. Закупка будет осуществлена через неделю, вы же тем временем принесете нам пользу своим присутствием в Бирмингеме».
«Каким образом?»
Вместо ответа шеф вынул из ящика стола толстый том в красном переплете.
«Это адресная книга Парижа, – пояснил он, – в которой указан род занятий его жителей. Возьмите ее с собой и отметьте всех торговцев скобяными изделиями, а также их адреса. Буду крайне вам за это обязан».
«Но ведь наверняка существуют отдельные списки по каждой профессии?»
«Им нельзя доверять. Французский способ классификации слишком отличается от нашего. Займитесь этим поручением – и принесите мне готовые списки в понедельник, к полудню. До свидания, мистер Пайкрофт. Примените на деле ваши способности вкупе с усердием, и вы убедитесь, что наша компания – отличный работодатель».
Я вернулся в гостиницу с увесистой книгой под мышкой, а в душе у меня боролись самые противоречивые чувства. С одной стороны, я был прочно трудоустроен и в кармане у меня лежали сто фунтов. С другой – неприглядная обстановка конторы, отсутствие вывески и прочие мелочи, которые не могли ускользнуть от внимания человека, сведущего в финансовой области, побуждали усомниться в надежности моих нанимателей. Но, разжившись деньгами, я положился на судьбу и засел за работу. Все воскресенье не поднимал головы, однако к понедельнику добрался только до буквы «К». Я отправился к шефу и застал его в той же ободранной комнате. Он велел мне продолжать работу и явиться к нему в среду. В среду работа все еще не была окончена, и я корпел над справочником до пятницы – то есть до вчерашнего дня. А вчера предъявил мистеру Гарри Пиннеру готовый список.
«Огромное вам спасибо, – ободрил меня он. – Боюсь, я недооценил трудности поставленной задачи. Но этот список чрезвычайно для меня ценен».
«Да, времени на него ушла уйма», – заметил я.
«А теперь, – продолжал он, – мне хотелось бы получить от вас перечень магазинов хозяйственного инвентаря, ведь все они торгуют фаянсовой посудой».
«Хорошо», – согласился я.
«Приходите завтра вечером в семь: посмотрим, как у вас продвигается дело. Только не перенапрягайтесь. Отдохнуть часок-другой в мюзик-холле Дэя после трудов праведных вам не повредит».
Мистер Пиннер рассмеялся, а у меня по спине пробежал холодок: на его нижнем втором слева зубе красовалась дурно изготовленная золотая пломба.
Шерлок Холмс с нескрываемым удовольствием потер руки, а я воззрился на нашего клиента в полном недоумении.
– Вы вправе удивляться, доктор Ватсон, – продолжал мистер Пайкрофт, – но дело тут вот в чем. В Лондоне брат моего шефа со смехом заявил, что к Мосону я не явлюсь, и тогда мне бросилась в глаза сверкнувшая у него во рту золотая пломба – в точности такая же, как эта. Голос и телосложение у братьев тоже ничем не различались: такого рода отличий легко добиться с помощью бритвы и парика. Сообразив это, я уже не сомневался, что передо мной тот же самый человек. Случается, конечно, что братья походят друг на друга как две капли воды, но одинаковые пломбы на одном и том же зубе – увольте. Шеф с поклоном проводил меня до двери, и я очутился на улице, совершенно ошарашенный. Доплелся до гостиницы, окунул голову в тазик с холодной водой и попытался разобраться, что к чему. С какой стати этот тип отослал меня из Лондона в Бирмингем? Почему опередил? Чего ради написал письмо сам себе? Все эти вопросы загнали меня в полный тупик, ни малейшего смысла я не улавливал. И вдруг меня озарило: что непонятно мне – мистеру Шерлоку Холмсу будет яснее ясного. Я поспешил на вечерний поезд, чтобы утром с ним увидеться, а затем поехать втроем в Бирмингем.
Биржевой маклер закончил свое необыкновенное повествование, и наступило молчание. Шерлок Холмс, подмигнув мне, откинулся на подушки. Выражение лица у него было довольное, но и критическое, как у знатока, отхлебнувшего первый глоток вина кометы.
– Отлично, Ватсон, не правда ли? – обронил он. – Иные подробности – чистейшее удовольствие. Думаю, вы согласны, что беседа с мистером Артуром Гарри Пиннером во временной конторе акционерной компании «Франко-Мидлендская скобяная» будет нам обоим чрезвычайно интересна.
– Да, но как это осуществить? – спросил я.
– Проще некуда, – с воодушевлением вставил Холл Пайкрофт. – Вы – мои друзья, ищете работу, и разве не логично, что я решил представить вас директору-распорядителю?
– Ну разумеется! – кивнул Холмс. – Очень хочется повидать этого джентльмена и разгадать, что за игру он затеял. Чем, дружище, вы ему так приглянулись? И почему он так высоко оценил ваши услуги? Впрочем, может быть…
Холмс умолк и, грызя ногти, уставился в окошко. До самой Нью-стрит мы больше не вытянули от него ни слова.
В семь вечера того же дня мы направлялись по Корпорейшн-стрит к конторе компании.
– Раньше назначенного времени являться нет смысла, – сказал наш клиент. – Шеф, похоже, приходит только на свидание со мной: до установленного им часа контора пустует.
– Хм, это наводит на размышления, – заметил Холмс.
– Ага, ну что я говорил! – воскликнул Пайкрофт. – Вон он, вышагивает впереди нас.
Наш спутник указал на невысокого, светловолосого, хорошо одетого мужчину, торопившегося по другой стороне улицы. Мы видели, как он, завидев мальчишку, который громко оповещал о свежем выпуске вечерней газеты, ринулся к нему через поток кэбов и омнибусов и купил экземпляр. Потом, стиснув в руке газету, скрылся за дверью пассажа.
– Ага, пошел в контору! – вскричал Холл Пайкрофт. – Идемте, и я в два счета все устрою.
Вслед за нашим клиентом мы поднялись на пятый этаж и остановились перед полуприкрытой дверью, в которую он и постучал. Голос пригласил нас войти, и мы очутились в голой, лишенной меблировки комнате, знакомой по описанию Холла Пайкрофта.
За одиноким столом сидел человек, только что замеченный нами на улице, и держал перед собой развернутую газету. Он поднял голову, и я прочитал у него на лице безысходное горе и сверх того – отчаяние, выпадающее на долю немногих. Его лоб блестел от испарины, щеки были
