Начало Водолея - Сергей Лукницкий

Ординатором к Войтецкому была временно назначена некто Неда Тилич. Молодая женщина из оккупированной немцами Хорватии, вышедшая там замуж за одного из офицеров фашистского корпуса Павелича. Муж ее вскоре был убит в бою с партизанами, а сама она обосновалась в Триесте. Где добывала себе средства к существованию общением с некоторыми итальянскими, австрийскими и хорватскими офицерами, обитавшими в тамошней гостинице, оказывая специальные услуги также портовой жандармерии Муссолини, от которой получала регулярное вознаграждение...

Войтецкий хотел жить, любой ценой жить, сознавая подлость самого этого желания в тех обстоятельствах и на тех условиях, какие до времени обеспечивали продолжение его жизни. Он старался оправдать себя тем, что его действительно необыкновенная научная работа поможет совершить величайшее открытие. Которое будет иметь огромное значение для всего человечества... на самом деле он презирал себя: о каком человечестве и о чем человеческом можно думать здесь, в этом гнезде преступников, великолепно организованном могущественнейшим государством, где любое, самое гениальное открытие используют в античеловеческих целях. Для кого же старается он? Ведь им руководит только чувство гадкого страха... И что же теперь поделать, если на самом пороге к великому своему открытию он оказался нужен не миру гуманности и добра, а безумцам, маньякам, превращающим свой народ, не менее великий, чем все другие цивилизованные народы, в гигантскую банду преступников. Да, он, Войтецкий, в их власти, он слишком слаб духом и боязлив, даже для того, чтобы наложить на себя руки. Как сделали это многие другие германские ученые, оказавшиеся в подобном положении... Он понял, что будет работать при любых обстоятельствах, на кого бы ни работал. Свое открытие он сделает. Не может быть, чтобы рано или поздно оно не дало положительного эффекта, а его имя не осталось бы в веках!.. Если человечество уцелеет, у него найдутся последователи, которые продолжат его работу, и не только во вред, но и на благо всему человечеству. В сущности, он сейчас находится в том же положении, в каком пребывают физики. Поставившие своей целью добиться расщепления атомного ядра. А если добьются? Первое, что будет создано ими, вернее, что заставят их создать, будет атомная бомба! Слава Богу, что ее пока еще нет! Но ведь будет, будет!...

Почему Гильда не пишет, не прислала ни одного письма? Здорова ли? Жива ли?.. А милая, маленькая доченька, девочка, что с нею, где она, знает ли, как мучительно жить здесь ее отцу?

А может быть, Гильда не пишет просто из предосторожности? Что, в самом деле, напишешь в письме сюда, в письме, которое будут мусолить пальцы фашистских рук? Хотя бы два слова, всего бы только два слова: "Живы, здоровы!.." Но ведь такими словами во время войны и лгут, жалея того, кому пишут, не решаясь сказать правду! Если бы, конечно, эти два слова были написаны собственной рукой, это все-таки значило бы: "Живы..." А от них - ни слова. Письма даже с одним этим словом - нет!.. А может быть, Лорингоф этот или какой-нибудь из тысячи других Лорингофов - держит его у себя?

В эти дни Войтецкий, завершая первый этап своей работы (он открыл новое сочетание химических элементов, способное, по его суждению, положительно воздействовать на мозг человека), изготовил первый вариант препарата, действие которого можно было проверить, только инъекцировав его в различные доли мозга. В обычных условиях Войтецкий, вероятно, стал бы проводить длительные пробы на разных животных, меняя дозы, частоту инъекций, тщательно изучая реакции разных животных и на каждый укол, и на различное сочетание уколов....

Но едва он заикнулся об этом, как Неда Тилич немедленно уведомила о "большом успехе в работе" Альмедингена, а тот сразу же сообщил Лорингофу. На следующий же день в кабинете Альмедингена было устроено совещание.

- Сколько на первый раз, герр Войтецкий, надо произвести пробных инъекций? - прямо спросил Лорингоф.

Войтецкий молчал.

- Сколько? - холодно повторил барон. - Тысяча, две?

- Что вы, - с дрожью в голосе пробормотал Войтецкий. - Я пока приготовил только сто пятьдесят ампул.

- Для взрослого мозга или для недоразвитого?

- Вы хотите сказать - для детского?.. Нет, нет, сейчас никакого резона нет делать инъекции детям. Важно выяснить немедленную реакцию.

- Значит так, сто пятьдесят мужчин или сто пятьдесят женщин?

- О, мой Бог! - прошептал, побледнев, Войтецкий.

- Ну?

В разговор вмешался Альмединген.

- Вчера вечером господин Войтецкий в частной беседе со мной дал мне понять, что он не хотел бы испытывать свой препарат на женщинах.

- Я по другому поводу это сказал! я говорил о грядущем времени...

Лорингоф без улыбки продолжил:

- То, что вчера было грядущим, то сегодня становится настоящим временем. Хорошо! Примем во внимание пожелание господина Войтецкого. Значит так! Господин Швабе, отберите для эксперимента в Пятом отделении сто пятьдесят мужчин. Здоровых, конечно, прочее вас не касается. Ординатором будет фрау Тилич... Все!..

Конечно, в другое время и в другом месте первый опыт введения нового химического вещества был бы произведен только на одном испытуемом, и только при удаче количество испытуемых было бы удвоено, утроено и лишь после долгих повторений, давших положительные результаты, было бы умножено.

В любом случае первые испытания проводились бы на животных - в долгой строгой последовательности, - скажем такой: мышь - крыса - кролик - собака обезьяна...

Так именно и мыслил себе постановку опыта Мирослав Войтецкий, даже тогда, когда окончательно понял, что экспериментировать в дальнейшем ему придется на людях.

Над ним тяготели понятия: "время не ждет"; "жестокость и беспощадность - высший закон морали"; "нет ни детей, ни мужчин, ни женщин там, где есть враг"; "жизнь истинного германца дороже и священнее жизни десяти тысяч врагов". Лорингоф в категорической форме советовал искать философские истины в строках "Майн кампф" и глубже размышлять об истории арийской расы, просветляя свой разум чтением Фридриха Ницше, который, как известно, в гимназические годы основы своих этико-политических концепций связывал с понятием тирании.

- Как видите, - с высокомерной, самодовольной усмешкой обронил Лорингоф, - и мы, занятые работой не меньше профессоров, находим время изучать труды основоположников нашего мышления, или, может быть, герр Войтецкий, вы предпочитаете изучать труды Маркса?..

Войтецкий смешался и. оробев. обещал больше не затевать "нерезультативных разговоров" и не смешивать общечеловеческую мораль с моралью сверхчеловеков!..

Те, кому выпала доля оказаться в камерах-резервациях, были в большинстве своем сильные духом, к тому же сравнительно недавно сильными и физически. Но и после всего, что они испытывали в тюрьмах, концлагерях, по пути сюда и в подвалах Центра, - истощенные, изнуренные, ежечасно готовые к смерти, выдающие уже только в ней избавление от новых страданий. они все-таки оставались сильными духом.

Еще там. в подвалах Центра, многие из них перезнакомились между собой, делали попытки как-то соорганизоваться, чтобы поддерживать дух более слабых, оказывать помощь больным и изувеченным. искать возможности облегчить участь детей и женщин.

Сорока семи из представленных Войтецкому людей он сам искусно ввел в височные доли мозга иглы с препаратом первой модификации, изготовленным физико-фармацевтической лабораторией Центра; пятидесяти другим женщинам этот препарат в разных дозах был введен Недой Тилич внутривенно. Еще пятьдесят получили тот же препарат через рот - проглотили приятные на вкус, сладенькие таблетки... Введение в организм изобретенного Войтецким препарата было произведено различными способами для сравнения и контроля.

Инъекции в мозг, как уже было сказано, Войтецкий сделал сорока семи "пациентам", троим ввести иглу не удалось. Двое из них оказались русскими военнопленными - моряками, один - черногорцем, два года назад пасшим отару овец на скалистых склонах, что висят над приморским городком Будвой, древние стены которого облизывает прибойными волнами прозрачно-синяя Адриатика.

Приведенные в лабораторию эти трое отказались подчиниться врачу. А когда их силой пытались усадить в специальные кресла, переглянувшись между собой, они ударами кулаков разбили фарфоровую подставку столика с приготовленными иглами и, возможно, разнесли бы все, что попалось бы им под руку в этой лаборатории, если бы Лорингоф тремя точными выстрелами не уложил бы всех троих прямо на руки подбежавшим от дверей охранникам.

Глава 14. Остров без координат

"Из рассказа фрау Гильды Войтецкой стало

ясным, что все описываемые ею события имели

место на берегу Черного моря. Не исключено,

что ее доставляли к мужу (в порядке конспи

рации) и на самолете, лишив ее возможности