Эффект безмолвия - Андрей Викторович Дробот
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Любыми способами из организации, любыми», – мечтал он.
А куда выжить человека, угодного Хамовскому, как не на повышение?
– В Алике я сомневаюсь, – урезонил Бредятин. – Он может выкинуть фортель в самый неподходящий момент.
– Все может быть, но у нас есть страховка, – обнадежил Квашняков. – Через год вступают в силу поправки к закону о местном самоуправлении, где муниципалитеты не будут иметь права иметь собственное телевидение. И мы сможем его уволить. В конце концов, мы можем и договор заключить на год.
– Останавливаемся на Алике? – спросил Хамовский.
– Я согласен, – удовлетворенно выдохнул Лизадков, радуясь, что не получил ни заданий, ни ответственности.
– Тогда надо использовать его на полную, – вставил Бредятин обязательства Квашнякова. – Пусть делает с вами еженедельные интервью по аналогии, как на ТВЦ делают интервью с московским мэром. И надо внимательно следить за его работой.
– Итак, Александр Васильевич, ваше предложение принято, – завершил совещание Хамовский. – Теперь вы ответственны за Алика. Справитесь?
– Справлюсь, Семен Петрович, – ответил Квашняков. – Любой ларец открывается разными способами и без ключа, а Алик давно уже открыт.
– Тогда все свободны, – произнес Хамовский, хлопнул ладонями, потер их, откинулся на спинку кресла и задумался:
«Лижут всегда поверхностно, язык глубоко не проникает. Язык ласков и осторожен. Глубоко проникает скальпель, но его вторжение болезненно. Нашим СМИ не хватает остроты. Конечно, Алик – это риск, но он не дурак, и поймет, что эта должность – оплата неудобств, которые он терпел. Судя по его поведению, он способен к компромиссам, способен прощать, а отступники хороши забвением прошлого пути, страхом и подчинением…»
ВЫГОДНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ
«Каждый сам порождает врага, от которого страдает и даже гибнет».
Новенький двухэтажный особняк редакции газеты маленького нефтяного города выделялся средь окружающих его деревянно-серых жилых домов, как башня феодального замка, средь обложенных изнуряющей данью деревень. Хлопнув тяжелой дверью, Квашняков вышел из него на следующий день в очень хорошем расположении духа, похожем на состояние влюбленности. На его лице-маске даже разгладились морщины, что придавало лицу-маске такую же аккуратность, как отглаженным затертым штанам.
У подъезда редакции опять стояла сине-зеленая «девяностодевятая» Алика, которую тот всегда, когда не было «Волги» Квашнякова, ставил на ее место как можно ближе к входу, а сейчас, приоткрыв дверцу, готовился сесть за руль.
«Опять протестует, показывает, кто тут главный, – оценил постановку машины Квашняков. – Распирающий пузырь гордости либо протыкают, либо выпускают».
– Алик, подвези меня до администрации, – дружелюбно и в то же время по-хозяйски попросил он. – У меня к тебе предложение.
– Хорошо, – мигом согласился Алик.
Добрые отношения с Квашняковым стали для него частью бытия, и хотя он называл его в своей газете «Дробинка» ГовСаней, добавив к имени шефа прямокишечную приставку, но прошлое внешне забылось, а о мстительности Алик старался не размышлять.
Квашняков сел в машину и начал без предисловий, поскольку в маленьком нефтяном городе все дороги коротки, а дорога от редакции до администрации и того короче.
– Алик, я смотрю, тебе скучно работать в редакции, – произнес Квашняков тоном, не допускавшим сомнений.
– Нет, иногда интересно, – ответил Алик, хотя в целом Квашняков был прав.
Сложно работать с интересом над повторяющейся из года в год информацией, где истории всех приятных для администрации героев очерков и зарисовок начинаются с фразы: «приехал на три года, а остался навсегда», а оканчиваются фразой: «и сегодня город не узнать».
Сложно бесконфликтно общаться с сотрудниками, которые предали, оклеветали его.
Если бы не книга, которую он втайне готовил…
– Я вижу, как ты работаешь, – укорил Квашняков. – На больничные ходишь…
– Никто не застрахован, – прервал Алик. – Но у меня достаточно наград.
– Вот я и предложил Хамовскому назначить тебя главным редактором телерадиокомпании, чтобы ты не заснул окончательно. Глава согласен, – сказал Квашняков. – Как тебе предложение?
– Хорошее, но надо подумать, – успокоил себя Алик, согласно тещиному изречению «нашел – не радуйся, потерял – не плачь». – Да и что думать? Пусть вначале глава сам предложит. Может, передумает.
– Нет, это решено, – объявил Квашняков. – Соглашайся. Сможешь купить лучшую машину. Спасибо, что подвез. Кстати, ты тоже выходи. Хамовский хочет тебя видеть.
***
В коротком разговоре с главой Алик выторговал пару недель на раздумье и ушел. Квашняков проводил его понимающим взглядом.
«Из людей, предавших свои мечты, получаются прекрасные уничтожители чужих грез, – это он знал по собственному опыту и по опыту коллег. – Алик деньги любит, он, конечно, ступит на путь, с которым боролся, разрушит свое прошлое собственными руками, и станет одним из нас…, а там я ему припомню старые обиды»
«Возможно ли, остаться человеком средь системного аппаратного мира, притвориться созвучным ему и сохранить себя? Возможно ли, много зарабатывать, но не продаться? Или – коль мне предложена властная должность, то я уже часть чиновничьего мира, а оценивая себя, просто не вижу, что идеалы мною уже утеряны? Где истина?» – на эти вопросы пытался ответить Алик в последующие дни.
РОДСТВЕННЫЙ СОВЕТ
«Счастья на всех не хватает, даже внутри одной семьи».
Один из опальных чиновников, снятых Хамовским с должности за эгоистическое воровство, состоял в близких знакомых Алика и звали его Глеб. Чрезмерно сытая и малоподвижная по-северному жизнь, запиваемая водкой и пивом, сделала из Глеба изрядного толстяка, внутри которого поживал умный и опытный чиновник, знакомый с нравами и этикетом властьимущих.
В бытность, когда Глеб был высоким начальником в маленьком нефтяном городе, его квартира регулярно наполнялась родственниками, местными высшими чинами и проходимцами-предпринимателями, с которыми Глеб иной раз делил бюджет своей организации. Живой и веселый нрав Глеба, его приветливость вытягивала из гостей любопытные разговоры, а московская академия государственной службы, оконченная им, придавала его советам основательность.
Именно к нему и направился Алик, чтобы рассказать о предложении Хамовского. Зная традиции приема гостей в квартире, куда он направлялся, Алик купил несколько бутылок пива…
– Мне странно это предложение, – искренне сознался Алик, сидя за кухонным столом. – Я их так утюжил в своей газете, когда был депутатом, а меня – на повышение. Кусок мяса, оказавшийся в ложке, тоже в какой-то момент принимает ее за эскалатор – за возносящее к небу крыло. Здесь есть недосказанность. Могут сожрать.
– Ты их давно не критикуешь, – напомнил Глеб. – Они это видят и хотят накануне перевыборов сделать тебя ручным.
– Но, если я соглашусь, то
