Предчувствие беды - Дан Маркович

- Теперь я тебе ничего не должен, верни картины!

Он надоел мне, возмущал своей бесцеремонностью.

- Про три тысячи забыл?..

- Какие еще три тысячи... Ну, ты гад... ну и гад...

- Ладно, - говорю, - потом...

Вижу, нельзя с ним спорить. То ли не помнит ничего, то ли не хочет помнить...

***

Но все-таки удалось, выправил ему нос.

Снова почти неделю жили спокойно, гуляли, заходили в рыбацкие поселки на берегу, ели свежекопченую корюшку... Я вспомнил детство, и этот песок, не такой, как на море, крупней и теплей он здесь, хотя тоже холодный. Взяли лодку, вдоль берега можно плавать, а дальше считается граница, черт знает что, не привыкнуть мне никогда... Дни стояли солнечные, но вода ледяная, она здесь никогда не бывает теплой. Впрочем, местные другого мнения, купаются себе, ходят полуголые.. А я прячусь от ветра всю жизнь, постоянно хриплю, чуть дунет, простуда обеспечена. Но это единственная болезнь, в остальном я здоров пока, тьфу-тьфу... А Мигель купался, черный, тощий, мускулистый парень, ему бы сто лет жить...

Недолго продолжалось. Опять просыпаюсь глубокой ночью, кто-то навалился на кровать. Снова что-то не так...

- Верни картины... Не вернешь, я себя убью!

Протянул руку, хотел включить лампочку. Он кисть перехватил - не надо!..

Я испугался, что-то серьезное случилось, он же демонстративный психопат, и вдруг - "не надо?.." Я злился на него тысячу раз, и все-таки, ни разу всерьез не разозлился.

- Извини, - говорю, - а мне надо, сам знаешь, куда...

Встал, подошел к двери и зажег-таки верхний свет. Он закрывает лицо руками.

- Что с тобой?...

Он молчит, потом судорожно всхлипнул и шопотом говорит:

- А мне сказали, что газовым можно убить себя... если в висок, в упор, полный заряд... Врали, значит. Не получается.

-Ты с ума сошел... Покажи!..

Висок потемнел, кожа в мелких черных точках, как в порошинках. Я успокоился, вот дурак!

- Выброси эту глупую игрушку!

- Мариночка... я подлец... - Он зарыдал. - Картин мало, не будет музея...

Этого я уже не мог вынести.

- Перестань... Отдам картины. Доконал ты меня - отдам! И помогу с музеем, так и быть. Только брось эти глупости... грязи... и не стыдно тебе?..

-А что?.. Может и не грязи, но помогает, - он говорит. - Людям помогать нужно.

-Я завтра уеду. Начни писать, никаких набросков, сразу быка за рога, как раньше писал. Не хочешь возиться, пиши без грунта, хоть без проклейки! Пиши на картоне, на бумаге, хоть на газете... на чем угодно! Только пиши!.. Приеду осенью, привезу картины... и достроишь свое чудо, если уж так нужно. А пока сиди, работай!..

- Не уезжай, ты не вернешься. Ну, прости меня, кроме тебя, у меня никого... Ты один меня понимаешь.

- Обещаю, вернусь.

Молчит. Не верит...

- Вот ты все знаешь, папаша, как мне надо... почему сам не пишешь?.. он недобро прищурился, - ведь завидуешь мне, завидуешь?..

Я смотрю, возвращается прежнее лицо...

***

Но не обрадовался, сухо ответил:

-Угадал, завидую... но я тебе добра желаю. Завидую тому, что было, а сейчас ты в беде, и никак этого не поймешь. Иди к себе, проспись, завтра прямо с утра начинай. А вообще-то... живи как хочешь.

Виду я, конечно, не подал, но он меня задел чувствительно.

Он ушел, а я долго не мог заснуть. Сначала - "прости", а потом "завидуешь, папаша?.."

Наконец, задремал, сколько времени прошло, не знаю, поплыл куда-то, видел картины, свой домик за соснами... Брось сдавать, надо у себя жить. Запросто проживу, картины не буду покупать. Хватит искать их, бегать за художниками... пожалей себя...

Подскочил от грохота, срываюсь с кровати, бегу к нему, распахиваю дверь. Светло, лампочка покачивается на голом шнуре. Он лежит на полу рядом с кроватью, глаза раскрыты, молчит.

- Ты что?

- Спаси, мне таблетки нужны. Иди к Марине, она тебе даст.

- Какой Марине?.. Она же умерла!..

- Ты что, дурак?.. умерла... Она с мамочкой живет, обе здоровы, мне бы так...

Я сел, уставился на него, во мне вскипал гнев. Впервые не на шутку разозлился. Чертов клоун! Утром уеду, с меня хватит.

- Она мне изменяла, с этим, академиком... Я бы ее убил, но сам-то хорош... Вот ты говорил... я же все помню... Правильно, себе изменил. Возьми у них таблетки!.. Ты один понимаешь картины, я знаю, поэтому и позвал, я пропадаю... сходи, попроси...

Вот такая смесь. Я уж не знаю, как это назвать... Бабы, грязи, академик, таблетки, разбитая жизнь... Мне хватит! Почему я должен терпеть?.. И тут же спрашиваю его... что бы вы думали?..

- Какие таблетки?..

- У них тонна, в холодильнике. Мамочка медсестра в поселке, за завтраком тридцать штук, в обед еще тридцать, вечером стакан водки, и на боковую, так и живет. Кодеин.

- Кодеина давно нет.

- Старые запасы. Когда запретили его, она уволокла с аптечного склада, я еще помогал... килограммов шестьдесят.

- Наверняка испортился.

- В холодильнике? Много ты знаешь... У меня спроси. Частично, может протухли, но достаточно еще в них этого добра. Иди!

- Нет.

- Ну... будь, наконец, человеком, Леонардо... ты же Лева, я знаю... а я Миша, Миша я!.. а то все "вы" да "вы"... Ты словно из холодильника вылез, снежный человек... манекен, жираф, денежный мешок... Будь своим, Лева, будь другом наконец, только ты можешь понять ... Не выходит ничего, плохо мне, живописи нет, музея нет... Мне конец. Иди, она тебе даст, она тебе все даст... красавчик. Иди! А то я сам пойду, все там сравняю с землей, они меня уже достали своими пожарами... Две бредовые бабы... Худе-е-е-жница... и она меня учила мутоте этой, академикова любовница... А я дурак, дурак, дубовая голова... Теперь ничто в башку не лезет, штрих туда, штрих сюда... школа ихняя, провались она пропадом...

Я повернулся и вышел, не знал, что делать. Жалко мне его, попросту жалко. Но надо уехать. Завтра же уеду, он меня потянет за собой! Ну, Миша... Много лет я так не попадался, близко не подходил. Про кодеин я не понаслышке, эти таблеточки мне годы испортили, годы... пока не нашелся человек, взял меня и встряхнул. Очистил кровь, выкинул из города, в котором я родился и все пути-дорожки знал... Другая история, совсем другая.

***

Но эта еще не кончена.

Я постучал, мне тут же открыли.

-Я так и знала, - она говорит. Выглядела она на все шестьдесят. Но чувствуется, что была красива. Но недоброе лицо, а глаза... я эти глаза всегда узнаю. Как же я с Мигелем опозорился... Не смотрел, не думал, не подозревал. Власть таланта, да?.. Старый идиот, пора на пенсион, в свой подмосковный домик, кормить птиц, овощи выращивать на огороде...

Из соседней комнаты высунулась старуха, как две капли воды, только морщин побольше и сгорблена сильней. Глянула и как хлопнет дверью, затрясся дом.

-Мама, сидите тихо, а то вызову санитаров, - говорит дочь. И мне:

-Так что, таблетки?..

Я кивнул. Разговоров не хочу, разбираться в их делах не буду, возьму таблетки и уйду. Мне здесь не помочь никому. В конце концов, я из другой страны, через пять дней виза кончится. Приехал, посмотрел, уехал... Живите как хотите.

Она подошла к холодильнику, заслонилась от меня дверцей, зашуршала, достала что-то, протянула мне. Полную горсть маленьких упаковок, я хорошо их помню, по шесть штук в каждой было...

Я взял и молча вышел. Положил в карман, пока шел, вытаскивал по одной и перекладывал из правого кармана в левый, считал. Их было девятнадцать. Вернулся к себе, спрятал под матрац все, кроме пяти, пошел с ними к Мигелю. Он лежал на спине, глаза открыты, ждал.

-Всего пять, больше не дала, сволочь?..

-Больше не дала.

Он начал открывать и глотать таблетки, не запивая. Я принес ему воды. Он проглотил все, и лег. Мне надо уехать. Утром же уеду.

***

Заснуть не мог, лежал, думал об этих таблетках под ногами... Не выдержал, встал до рассвета, вышел из дома. Неужели так просто попался... Вернулся, проглотил несколько таблеток снотворного, они у меня всегда с собой, через двадцать минут свалился и спал до середины дня. Проснулся совсем разбитым, но полегчало, как-то отодвинулось все... Занялся сборами, брился, мылся... Мигеля не видел, он, наверное, спал. Этот человек или не спал вообще, или мог сутками не просыпаться. Наконец, собрал вещи, вышел на улицу, напоследок пройтись. Прощаться не хотелось. Мне надо было бежать, я знал. От всей этой мути, грязи... от таблеток. И близко нельзя подходить. Решил даже не брать картины, которые купил, пусть остается со своим музеем.

Обнаружил, что он уже на улице, стоит и хмуро смотрит на дом. Я понял, что обойти его не удастся, подошел. Обернулся, посмотрел на башню. Крышу, действительно, подвели неплохо, большие окна в ней осталось застеклить, но это дело простое. Небо тут девять дней из десяти хмурое, но все-таки сверху свет...

И тут что-то случилось, крупное но беззвучное событие - чуть дрогнула земля.

Мигель схватил меня за руку, я ничего не понял. У него губы шевелятся, смотрит на башню, я тоже посмотрел. Ничего не вижу...

- Черт... - он побледнел, хватает воздух мелкими глотками, - вроде дом стал ниже...

Я пожал плечами. И тут раздался долгий гул, потом треск... вижу, здание чуть-чуть покосилось. Мигель побежал к дому, я кричу ему: