Предчувствие беды - Дан Маркович

- И- изменять...

- Лицо?..

Он хватал воздух, губы прилипли к зубам, глаза блуждали.

-Ну, ты... ду-рак... Не-ет....

- Молчи, сохраняй силы, сейчас приедут...

Он больше ничего не сказал, окончательно закрылся. Что я мог сделать, тончайший хирург, микроскопические мои швы... У него в груди сидел огромный ком воздуха. Что я мог голыми руками... И никто, я думаю, уже не мог.

Я сжимал руки от бессилия, он умирал.

Он умер. Я смотрел, как изменяется его лицо. Сначала рябь по коже... мелькнули знакомые черты, его улыбочка гнилая, которую я так удачно стер, она проявилась снова... Потом исчезла. Лицо менялось.

Через полчаса он стал таким, каким себя нарисовал.

Мечта, наконец, исполнилась, он таким стал. Молчание и благородство.

Я же говорил, ничего подобного не делал, и не приближался. Никогда бы не смог, это выше моего искусства. Это серьезней лица.

Он-таки добился своего, но какой ценой! Зачем?..

Не мне его судить.

Я в чудеса не верю. Значит, все это было в нем, картины не лгали.

Скорая приехала через пятьдесят минут.

***

Может, и было в нем, но он не мог, не умел ни сказать, ни как-то по-другому себя выразить. Только живопись!.. Только в ней он был прост и глубок, а жизнь таскала его по углам, затягивала мелочами... Он так и погряз в жизни, и в этом, конечно, была причина его поступка. Он понимал, что потерял, хотя куражился и хулиганил.

Все-таки, что он хотел сказать в конце... Я так и не понял. Вы скажете, какое значение... Да, да, да, и все же... Мне бы, конечно, хотелось, чтобы в продолжение одного нашего разговора...

- Се-бе... се-бе... - он бы сказал.

Изменять - себе. Нельзя - себе - изменять... Надо быть - собой.

Чтобы он понял.

Но зачем?.. Какое жалкое тщеславие, заставить умирающего поверить в твою правду!.. Пусть умрет с миром. С миром все равно, не умер. Ну, не знаю, не знаю... хотя бы без ощущения ошибки, бесполезности усилий... Ведь есть картины, а провалы и попытки... у кого их не было...

Потом я нашел другой ответ, совсем простой. И поверил в него, он больше похож на правду.

Никакого "прозрения". Нельзя было изменять - проект. Он же говорил, по проекту в здании должно было быть три этажа, два вспомогательных и галерея наверху, а ему было мало, мало - и он налепил еще два этажа галерей.

Но все-таки, лучше сказать - не знаю. Не стоит придумывать концы историям, которые не кончаются.

***

Утром пришли какие-то родственники, тут же нашлись. Марина... я не хотел смотреть ей в лицо. Отдал все доллары, которые еще были у меня, думал, взять работы или не брать, которые купил... Она увидела, что стою, говорит берите, вы лучше им найдете применение, или что-то в этом роде, едва слышно, но понятно. И я решил, что это так, возьму... их восемь набралось. Каюсь, прихватил и одного президента, самого мордастого. Заглянул под матрац, таблетки там. Я посмотрел на них и ушел. После всего и мысли не было, словно выжгло... во второй раз.

Шел и чувствовал себе мародером на могиле. В общем-то я спасал, но как бы в свою пользу, и это меня мучило всю дорогу. Автобусом до городка, потом поездом до Таллина, и в ту же ночь выехал в Москву. Опустошен, подавлен, но быстро заснул на верхней полке, крепко спал и проснулся, когда поезд скользил вдоль московского перрона.

Вернулся домой. Разбит на всех фронтах. Но я вернулся.

Возвращение

***

С вокзала сразу поехал к своему убежищу. Что меня туда потянуло, трудно сказать. Не хотел никого видеть, мечтал выспаться в тишине. А может и предчувствие беды... что-то все-таки было...

Вошел в вестибюль и увидел - тумба свернута, кругом разбитые кирпичи, все обильно посыпано черным пеплом. Искореженная дверь лежит на земле. Кое-как пробрался через завалы, заглянул вниз - там все сожжено, голые черные стены, даже стеллажи сгорели начисто, что уж тут говорить о живописи и графике...

События восстановить было нетрудно. К зданию подогнали трактор, об этом говорили следы гусениц снаружи... отвалили тумбу, расковыряли дверь, каким-то образом зацепили тросом и вырвали из дверной рамы, при этом разрушили часть стены. Не нашли сокровищ, золота, увидели холсты да бумажки, и озверели от разочарования. Полили бензином и подожгли.

К моему счастью, некоторые ценные приобретения я перед отъездом перетащил на Пруды, чтобы подробно описать их, но это небольшая часть коллекции. Так я лишился почти всего, что с такими усилиями собирал тридцать лет.

Повернулся и ушел. Даже отчаяния не было, тупая усталость...

***

Но это не все. Меня еще раз тряхнуло. И вернуло к жизни.

Пришел домой. Мигель, конечно, здесь, он весь в квартире. Вошел и сразу смотрю - напротив кровати самые мои дорогие улицы, две.

Их нет!..

Кинулся во вторую комнату, там на стенах, двумя плотными рядами должны висеть остальные...

Ничего!.. Пустые стены, несколько рисунков, и все. Я в чулан, где у меня стеллаж - папки с рисунками на месте. Где же Мигель?

Мысли метались, ничего сообразить не мог, в эти минуты я, видимо, слегка свихнулся. Как лунатик иду на кухню, по дороге включаю автоответчик, есть у меня такое чудо... и первым слышу голос своего приятеля, фотографа... " ... давно сделано... забери, твой Мигель доконал меня унылостью..."

Ключ, я же дал ему ключ, просил сделать слайды!

Мигель цел. Я бы не выдержал третьего удара...

И такое счастье нахлынуло, что я зарыдал, сказалось, видимо, все, что произошло. Просто вывернуло наизнанку, с детства такого не случалось...

Меня трясло несколько минут, пока телефонный звонок не привел в чувство. Из клиники, есть работа...

***

Недавно выдался целый свободный день, и я смотрел свои картины, те, что остались. Сорок семь работ, и главное - двадцать пять холстов Мигеля. И вот что я вам скажу...

Он был прав, когда говорил - "ничего особенного не хотел..." На его холстах ничего особенного и не было... кроме простоты и цельности, да. Никакого предчувствия беды в них не заложено. Все это вложил я сам. А в меня вложило многое, главное - возраст, предчувствие старения и смерти, и время наше - предчувствие бедствий и катастроф.

Хорошие картины тем и хороши, что оставляют место нам, с нашими чувствами и состояниями - сопереживать, участвовать... видеть в них то, что заложено в нас самих, просит сочувствия и поддержки. Цельное здание, и я вхожу в него со своими бедами и надеждами, и все оно вмещает, почему?.. Он ничего не навязывает, не кричит, не перебивает, не настаивает на своих истинах - просто и спокойно раскрывает передо мной простор. В чем же его собственное чувство, какое оно? Никак не оторвать от моих чувств и состояний, никак! Не знаю, как это получается... Подобное удавалось Сезанну, который истово занимался согласованием пятен, и в это вкладывал всю страсть, замкнул свою систему... а получилось гораздо больше, чем сам ожидал.

Важно вложить в свое дело все умение и силу чувства... и если повезет, то что-нибудь получится.

Нет, не знаю, что он хотел, наверное, он сам не знал. Не мог бы выразить словами, уж точно... Я гляжу на его тихие картины, утренний пустой город, скромные вещи на столе, закрытые лица, с глазами повернутыми внутрь себя... Мои это чувства или его?.. Не могу отделить.

***

Чем дальше, тем менее случайной кажется его смерть. Он от себя устал, от мелких своих обманов, собственной слабости, неизбежной для каждого из нас... "Гений и злодейство?.." - совместимы, конечно, совместимы... Хотя бы потому, что одного масштаба явления, пусть с разным знаком. Если бы так было в жизни - только гений и злодейство... Заслуживающая восхищение борьба!.. Совсем другое ежедневно и ежечасно происходит в мире. Мелкая крысиная возня - и талант. Способности - и собственная слабость... По земле бродят люди с задатками, способностями, интересами, не совместимыми с жизнью, как говорят медики... деться им некуда, а жить своей, особенной жизнью - страшно. Они не нужны в сегодняшнем мире. Нужны услужливые исполнители, способные хамы, талантливые воры...

Кто он был, Мигель?..

Человек с подпорченным лицом, во власти страха, зависти, тщеславия... жажды быть "как все"?.. И одновременно - со странной непохожестью на других. Она его угнетала, когда он не писал картины, а когда писал, то обо всем забывал... Но вот беда, художник не может писать все время, в нем должна накапливаться субстанция, которую древние называли "живой силой"... потом сказали, ее нет, а я не верю.

Откуда же она берется, почему иссякает?.. Не знаю...

***

Но каждый раз, когда спрашиваю себя, вспоминаю его недоуменное "почему меня не любят?.." Чем трудней вопрос, тем непонятней ответ.

Поэтому мы и стараемся задавать жизни самые простые вопросы - чтобы получать понятные ответы. А следующий вопрос - в меру предыдущего ответа... и так устанавливается слой жизни, в котором как рыба в воде... И можно спрятаться от противоречий и внутренней борьбы... И забыть, что именно они выталкивают на поверхность, заставляют прыгнуть выше головы... как Мигеля писать картины искренне и просто, выкристаллизовывая из себя все лучшее.