Конец света - Наталья Евдокимова

И снова улыбнулся.

– Еще мозги вам сдвинули немножко, – сглотнул Фет.

Мужчина потрепал его по кудрявой шевелюре, и Фет вжал голову в плечи.

– Умный мальчик, – сказал хозяин дома. – Вы, наверное, чего-то хотели?

– О да, – высокопарно начал Фет, а я закивал.

– Может быть, чаю, пюре? – спросил мужчина.

– Три кю! – рявкнул Фет. – Ведь это ваше объявление – там, на дверях ратуши?

Мужчина пожал плечами:

– Зарабатываю как могу.

Фет набросился на него с кулаками:

– Дай мне три кю!!! Жулик несчастный!

Мужчина спокойно отстранил его:

– Мальчик, спокойно. Не нервничай, это вредно. Сейчас я вам всё расскажу. – Он открыл дверь: – Давайте попьем чаю.

– У меня свадьба!!! – заверещал Фет. – Какой к черту чай!!! Как переводить эти тупые кю?!!

Да, Фета не на шутку разобрало. Я решил помочь и вежливо сказал:

– Расскажите нам, пожалуйста. Нам очень нужно.

Фет немного успокоился:

– Да, честное слово. Пожалуйста.

Мужчина вздохнул, поулыбался. И перевел мне три кю – мой счетчик сразу засветился новой цифрой. А сам мужчина ничего не делал. Стоял только и смотрел на нас.

– Да не мне, а ему, – недовольно произнес я и показал на Фета.

– Теперь ты ему переводи, – скомандовал мужчина.

Я растерялся:

– А как?

Хозяин дома вздохнул так, будто я настолько непонятливый, что и объяснять мне ничего толку нет. Сказал, скучая:

– Свои кю видишь?

– Вижу.

– Отнимай три.

Я не очень понял, как отнять три кю, но попробовал – представил, что у меня на три кю меньше. Сумма, светившаяся синим, уменьшилась на три, и три свободных кю, окрасившиеся красным, висели чуть выше.

Я удивился:

– Отнял…

Фет смотрел во все глаза.

Мужчина продолжал объяснять:

– Теперь передавай. Видишь, сколько у него кю?

Я озадаченно посмотрел на Фета. Увидеть, сколько у него кю? Как это? Фет сжал губы. Я смотрел. И ничего не видел. Когда я вспоминаю об этом, то мне совсем не кажется, что мы стояли на улице. Вспоминается, будто мы находились в комнате с голыми серыми стенами, без мебели, и было темно. Я смотрел на Фета и пытался что-то разглядеть. Щурился, стараясь вглядеться. И тут я увидел. Это как будто смотришь на трехмерные картинки, которые нужно разглядеть за простыми двумерными. Научившись видеть их однажды, ты запросто сможешь сделать это в любое время. Нужно просто по-особому посмотреть. И мне это каким-то образом удалось: я увидел над головой Фета торжественную цифру «ноль». Потом взял свою свободно парящую тройку и присоединил к Фетовскому банкротству. Но они не присоединились – а лишь наслаивались друг на друга.

– Предлагают три кю… – шепнул Фет. – Интересно, соглашаться?

– Соглашайся, дурень, – сказал я.

– Ну вот! Три кю! – подпрыгнул Фет. И схватил меня за руку: – Мы побежали.

Я отдернул руку:

– Подожди…

И, сурово нахмурившись, медленно повернулся к мужчине. Взглянул на него пристально. А потом посмотрел на его кю.

Я ожидал увидеть огромную сумму – многомиллионную, многомиллиардную! Но над его головой парил одинокий нолик. Ноль – при том, что он собирает кю со всех приходящих к нему, при том, что он использует режимы и как-то управляет официальными зданиями…

– Как?! – удивился я.

Мужчина пожал плечами.

– Что «как»?! – закричал Фет.

– Скажите! – настаивал я.

Мужчина покачал головой, а Фет затряс меня:

– Что «как»?! Что «как»?!

Все еще глядя на мужчину, я начал уходить и потащил за собой Фета:

– Пойдем, нам пора.

Мы бежали, а я всё оглядывался – и смотрел, как он стоит там, среди всех этих дурацких цветов, которые ничего не значат, как и ноль, парящий над его головой.

Гости на лестнице ратуши ели чипсы – это они нашли пакеты, которые припрятал Фет.

– О! – издалека закричал наш директор Евджи. – Вот эти двое, про которых я вам рассказывал.

– А-а-а… Ну эти… Ну понятно, – забубнили какие-то незнакомые мужики.

Над головой у Евджи парило 132 кю – он был богач. У незнакомых мужиков – по 7 и 15. Они были бедными.

Фет отдышался и посмотрел на большие часы, висевшие над входом в ратушу. Было без пятнадцати семь. Поискал взглядом Марийку. Та всё так же сидела на лестнице. Встретившись глазами с Фетом, она поднялась и подошла к нему. Близко-близко – так, что все гости загудели. Покрутила желтую пуговицу на рубашке Фета.

И сказала:

– Прости. Я подумаю. Я еще не готова.

Дернула за пуговицу и оторвала ее. Зажала в кулаке. И ушла.

Фет посмотрел ей вослед, а я боялся взглянуть на Фета. И решил еще раз использовать режим «Разделить боль», чтобы другу стало полегче.

Но он будто почувствовал и сказал:

– Не надо. Не разделяй. Я сам.

Все смотрели на него, на моего друга Фета. А он зло крикнул:

– Объедайтесь и дальше своими чипсами!

К нему подошла мама и положила руку ему на плечо. Так они стояли, а Евджи крикнул:

– Завтра все в школу! Слышали?

Наши одноклассники и остальные ученики школы недовольно зашумели и потихоньку стали расходиться. Моя мама знала, что я не уйду, поцеловала меня в макушку и шепнула:

– Мы пойдем.

Я кивнул.

На площади остался мусор – как после большого праздника.

Все разошлись, а мы – я, Фет и его мама – просто стояли. Мне показалось, что запахло осенью, хотя было еще лето. Я решился и заговорил.

– Надо же, – я старался, чтобы мой голос звучал непринужденно. – В один день и женился, и развелся.

Фет заулыбался и посмотрел на меня.

– Дай еще три кю! – весело сказал он.

Я с готовностью передал ему кю.

– Может, еще три? – спросил Фет. – Учти, я очень расстроен.

– Вымогатель, – толкнула его в бок мама. – Ност, пойдем к нам на ночь. Развеешь его.

– Точно, – обрадовался Фет. – Пойдем. Я расстроен и всё время буду просить у тебя кю.

Я был готов отдать ему все кю на свете…

У мамы Фета было двадцать два кю, и она приготовила нам праздничный ужин. Конечно, в этом нет связи – кроме того разве, что она потратила один кю, и еда у нее получилась вкуснее обычного. Мы с Фетом держались за животы и подливали газировки. За окнами была ночь, проезжали машины и светили фонарями нам в окна. У нас горели неяркие лампочки – такие, чтобы было уютно вместе. Я лежал на плече у мамы Фета (мы все сидели на удобном кухонном диванчике), и мама Фета всё приговаривала:

– Ну вот, теперь ты свободный человек.

А Фет радостно соглашался:

– Да, наконец-то. Эта несвобода связывает по рукам и ногам.

Я добавлял:

– Она бы запрещала тебе кю тратить.

– Точно, – соглашался Фет. – Никакой жизни.

И тут я сказал:

– А помните…

Фет с мамой как-то завороженно посмотрели на меня. А я продолжил:

– Мы сидели так же вместе, а на улице был такой снег, что замело окна, двери, и я не мог идти домой. Мы пили чай с булочками.

– С корицей, – покивала мама Фета.

– Играли в угадайку, Фет всё ныл, что мы нечестно…

– Ничего я не ныл!

И мы стали вспоминать, как было тогда. Мне даже показалось, что мы вернулись в наш старый мир. Будто мы не в многоэтажном здании, а в маленьком одноэтажном домике. И стоит мне выйти за порог этого дома, как я увижу невдалеке светящееся окно, и там, в этом доме, меня будут ждать мои родители. Мне это представилось так явственно, что казалось даже не просто фантазией. Стоило что-то сделать (что именно, я не знал), и всё вернется. Прежний мир восстанет из пепла, и мы сможем жить в нем столько, сколько захотим.

Я помотал головой, выбрался из-за стола. Фет с мамой беспокойно посмотрели на меня. А я подошел к окну и сказал:

– Зима.

За окном сыпал снег. Большими мягкими хлопьями. Улицы были засыпаны им, снег блестел оранжевым цветом из-за ночных фонарей. В этом мире никогда не было зимы, и вдруг она настала, в один момент…

– На улицу! – взмахнула полотенцем над головой мама Фета. – Срочно одеваться – и на улицу!

Я был одет очень легко – потому что еще пару часов назад погода была вполне летней, – и запасливая мама Фета быстро нашла нам какие-то куртки, нелепую обувь, варежки. Странно: будь я взрослым, даже не думал бы хранить такие вещи. Зачем они в летнем мире?

Снег пришелся нам под настроение. Сытые, разгоряченные, мы забрасывали друг друга снежками. Мама Фета бегала не хуже нас, и несколько раз слепленные ею снежки попадали мне за шиворот. Это, наверное, у нее еще действовал режим, который позволял готовить лучше, чем обычно. Нам было так хорошо, что мы хохотали, задирая голову вверх. А на нас падал снег – на лоб, на руки, на ноги, на нос, и он был таким настоящим и честным, что на душе становилось легко. И сама душа будто становилась шире. Меня было так много, что я мог охватить весь мир, собрать его в один большой снежок – и подарить кому-нибудь.