Паразиты - Александр Знаменский

Сразу после завтрака Гвоздь не поленился сходить к тому месту, где располагалась дача Сурова. То, что увидел он там своими глазами, намного превосходило представления, полученные из рассказа Тимура. «Да, на трудовые деньжата таких хором в жизни не построишь!» — понял Гвоздь. И в его богатом воображении родился план, как можно нагреть и Кирпича, и этого барыгу-наркодельца Сурова.

— Братки, сдается мне, что нам есть о чем побалакать, или, если вам так больше по нраву, то «зарулить», — произнес Кирпич, когда несколько облегченная «Нива», развернувшись, покатила в сторону поселка Большая Волга.

— Не здесь же трепаться, — нахмурился косоплечий Грека, которому, как видно, невмоготу было переносить тесноту в салоне машины.

— Вообще-то нам в столицу треба… — начал было Фрол, но тут же заткнулся, глянув на позеленевшее лицо Греки.

— Не, братцы, — через силу произнес Грека, — до столицы надо ехать часа три, не меньше. Уж я лучше на электричке. Там я себя как-то получше чувствую.

— В Москву вы еще успеете наведаться, — заметил Кирпич, сидевший на заднем сиденье четвертым. — Сначала мы с вами проведаем нашу новую знакомую. У нее любят таких мальчиков с денежками, как мы. Правильно, Обрез? — тронул он за плечо подельника, сидевшего впереди. — Мама Соня уже вернулась из Дубны?

— Думаю, вернулась, — ответил Обрез. — Чего ей делать в том занюханном клубе после того, как она «представила» нам Мордашку?

— Вот и я так мыслю. Отправимся к маме Соне. Там и «зарулим»…

«Зарулить», что на блатном жаргоне означало «поговорить», Кирпичу с новыми корешами удалось за милую душу, но не сразу. Сперва Кирпичу пришлось выслушать маму Соню, не ожидавшую увидеть своих похитителей так скоро. Однако своего испуга по этому поводу она не выказала. Даже наоборот, держалась весьма уверенно, как будто ничего такого с ней за эти дни и не произошло.

Отведя Кирпича в сторонку, мама Соня предупредила, что дорожно-транспортное происшествие с «Тойотой» и ее водителем, скончавшимся от полученных травм на месте, стало предметом пристального разбирательства со стороны местного ГАИ.

— Я на все их вопросы отвечала, что произошел «несчастный случай», — сказала мама Соня.

— Умница, девочка! — похлопал мадам по округлой попке Кирпич. — Так и дальше держать! А за своего водилу не переживай. Другого найдешь, помоложе. Да, девочка, еще вот что запомни! Ты теперь будешь мне отстегивать долю от своего бизнеса. Не Мордашке, а мне! Поняла? Мои хлопцы и товар тебе будут поставлять в лучшем виде. Считай, что сегодня ты обрела наконец то, о чем давно мечтала. У тебя теперь будет своя «крыша»! И не благодари меня…

Истребовав у хозяйки притона для себя и своих корешей «отдельные апартаменты», Кирпич распорядился, чтобы туда же доставили пять бутылок водки и хорошую закуску.

— А девочек не желаете? — угодливо поинтересовалась мама Соня.

— Опосля, — отмахнулся Кирпич. — Первым делом мы пошепчемся, а потом отдохнем…

Вернувшись в холл, где у цветного телевизора, по которому демонстрировалась крутая порнуха, сгрудилась вся гоп-компания, Кирпич с надрывом в голосе произнес:

— Братцы, нас тут уважают! Предоставили самые лучшие условия обслуживания! Пошли за мной!

Обрез с Сифоном, а также Фрол с Прыщавым весело загалдели, направляясь следом за Кирпичом. Даже скучный Грека несколько приободрился и тоже заспешил по коридору, устланному красной дорожкой, в самый дальний конец подвала, где для «дорогих гостей» уже накрывали стол.

В самой крайней комнате еще в те времена, когда в этом подвале трехэтажного жилого дома размещался «агитпункт», хранили музыкальные инструменты и уборочный инвентарь. Теперь же, после евроремонта, проведенного тут стараниями мамы Сони и ее спонсоров из местного отделения ЛДПР, помещение выглядело совсем по-иному. Стены были оклеены моющимися фотообоями с изображением раздевающихся девиц в различных соблазнительных позах; на полу, выложенном отлакированным паркетом, расстилался большой пушистый ковер, по которому в ботинках и ступать было жалко. Тут же стояли мягкие кресла и уютные кушетки с подушечками-думками, наволочки которых были расшиты сценами из знаменитой «Камасутры». А посреди всего этого великолепия стоял небольшой круглый отполированный стол без скатерти, на котором дымилась горячая закуска и возвышались откупоренные бутылки с водкой.

— Чтоб я всегда так жил! — прогундосил во всеуслышание Кирпич и, не снимая ботинок, первым из компании прогулялся по ковру. — Все сюда, братва! Нас угощают!

Когда все расположились за столом, пододвинув к нему кресла, Кирпич опять распорядился, указывая на Обреза:

— Наливай всем по полной! Выпьем по первой за то, что мы наконец «стабунились»! И чтоб эта выпивка была не последней!

— Поехали! — сказал Грека, у которого так дрожали руки, когда он поднимал полный стакан и подносил его ко рту, что он чуть было не расплескал водку.

Все выпили.

— После первой не закусывают! — предупредил Кирпич. — Давай сразу по второй!

Обрез разлил по опустевшим стаканам вторую бутылку.

— Выпьем за то, чтобы наши враги откинулись! — пожелал Кирпич.

— Поехали! — снова подхватил Грека, у которого после первого стакана зрачки глаз стали смотреть в разные стороны.

Выпили по второй. И только после этого набросились на блюдо с дымящимся гусем, целиком зажаренным в духовке.

— Мне здесь нравится, — заплетающимся языком проговорил Грека через какое-то время, отшвырнув в сторону обглоданную кость.

— Время вести «талы-талы», — напомнил ему Кирпич.

— «Талы-талы», тары-бары! — пропел Прыщавый, порываясь пуститься в пляс. — Хорошо «тасуемся»!

— Не тарахти! — остановил его Грека. — Я говорить буду!

Со значением помолчав с минуту, как бы набивая цену своим словам, он начал так:

— Есть в столице один деловой. Жбан и все мы на него пахали…

— Давай еще выпьем! — предложил сильно захмелевший Сифон. — Якута любит выпить за жизнь…

— Заткнись! — зажал ему рот своей волосатой ручищей Обрез. — Не видишь, люди о деле говорят…

— …И кликуха у того делового Браслет, — не обращая внимания на Сифона, продолжал Грека. — Ох и сука же этот Браслет, век воли не видать! Он, падла, нас за своих «шестерок» держал. Мы ему одно очень укромное место охраняли. Жбан нам все его приказы и распоряжения передавал. Денег же, гнида, не платил вовсе. Расплачивался с нами «дурью», а иногда героином. Его же надо было еще продать!..

— А что за укромное место? — поинтересовался Кирпич.

— А? — не понял Грека.

— Я спрашиваю, что за укромное место вы охраняли?

— Это недалеко от станции Икша. Там еще речушка небольшая… Лаборатория там у Браслета. Чистый наркотик готовят. Есть там парочка химиков…

— «Яд», значит, гонят, — тихо произнес Кирпич. — А кликуха у того делового, ты говоришь?..

— Браслет!

— Что ты еще о Браслете знаешь? — быстро и напористо спросил Кирпич. — Где его главная «берлога»?

— Жбан все знал, — Грека потерся щекой о то плечо, которое было выше. — А нам вроде знать это было и ни к чему…

— Жаль! Это очень жаль! — покачал головой Кирпич. — Не надо нам было Жбана сразу мочить. Поторопились! Попытать надо было сначала…

— Бесполезно! — отмахнулся Фрол. — Жбан — могила! Сроду бы своего благодетеля не выдал. Что я, Жбана не знаю?

— Точно! — подтвердил Грека. — Жбан бы нам только чернуху впарил.

— Ну, тогда пусть себе плавает в Волге-матушке, — осклабился Кирпич, который выведал все, что хотел. — Правильно сделали, что отправили его на дно рыб кормить. Давай, мужики, еще по одной, а потом девок позовем, позабавимся!

— «Выводи, разбойник, девок! Пусть покажут кой-чего!» — просипел строчку из Высоцкого Прыщавый, дергая ногой от предвкушения близкого удовольствия.

— Соня! Мать! Девок давай!.. — громко проорал Кирпич, предварительно опрокинув третий по счету стакан себе в глотку.

Тут же на его зов в комнату скромно вошли пять прелестниц. Все они были разного возраста и упитанности. Объединяло же их одно общее — все пятеро были сейчас в чем мать родила. Смотрелись они, надо сказать, очень даже аппетитно, особенно после жареного гуся с водкой.

«Хорошо подготовилась мама Соня, — одобрительно подумал Кирпич, усаживая к себе на колени задастую и грудастую толстушку. — Хитрая бестия!»

Загул в притоне со шлюхами продолжался до самого утра.

Жбан очнулся от удушья и какого-то мокрого пронзительного холода. Глотнув пару раз воды открытым ртом, он, все еще находясь в полузабытьи, выскочил из воды чуть ли не по пояс, отфыркиваясь и отплевываясь.

«Что со мной?.. Где я?..» — пронеслись в мозгу тревожные вопросы.

Кругом была тьма и черная вода. Намокшая одежда неотвратимо тянула на дно, не оставляя никакой возможности выплыть. И все же Жбану, как-то по-особенному извернувшемуся, удалось выскочить из собственной дубленки и вновь оказаться на поверхности. Осмотревшись вокруг, Жбан заметил близкие береговые огни, несколько рассеивающие тьму опустившейся ночи. Левее огней он услышал беспрестанный грохот тонн воды, заставляющих вращаться гидротурбину. Именно потоки воды по какой-то счастливой случайности вынесли тело Жбана на самую середину реки. Жбан решил плыть к прибрежным огням.