География растений - Гумбольдт Александр

ломимо того им все же удалось собрать значительные материалы,

в том числе им были переданы многочисленные неопубликованные

^картографические данные, и, наконец, надо еще принять во

внимание исключительное знание всей литературы, касающейся Азии,

чтобы стало очевидным,что опубликованные Гумбольдтом результаты

путешествия явились незаурядным вкладом в литературу об Азии.

Намеченный план издания результатов экспедиции заключался

в опубликовании трехтомного, произведения, первый том

которого—о физико-географических условиях Азии—должен был

написать Гумбольдт, второй—о минералогических и геологических данных

-экспедиции—Розе и, наконец, третий—ботаническая и зоологическая

части—Эренберг. Последний так и не написал предназначенной ему

части работы, вероятнее всего потому, что у него было чересчур

мало материала, чтобы выступить с самостоятельным трудом по

фауне и флоре Азии, по которым уже имелось исключительное по

богатству данных описание путешествия Палласа, «Флора Сибири»—

Гмелина и «Флора Алтая»—Ледебура.

Минералогическая часть была опубликована Розе в двух томах

(в 1837 и 1842 гг.). Труд Розе был крупным вкладом в

минералогическую литературу, положившим основание в познание

минеральных богатств Урала.

Гумбольдт начинает уже с 1830 г. опубликовывать отдельные

статьи, связанные со своим путешествием. В 1831 г. эти статьи были

переизданы в виде двухтомного сборника под заглавием «Фрагменты

геологии и климатологии Азии». Но основной труд Гумбольдта по

Азии был опубликован на французском языке только в 1843 г. в трех

томах, озаглавленных «Центральная Азия». Первые два тома этого

произведения посвящены орографии и геологии, а

третий—климатологии Азии.

В следующем уже году вышел немецкий перевод этого труда у

выполненный физиком-метеорологом Малманом. В своем

предисловии последний писал, что «исследования Гумбольдта о строении

азиатского материка вызовут в читателе удивление перед открывающимся

в них основательнейшим изучением бесчисленных источников,

соединенном с обширнейшими сведениями во всех областях человеческого

знания».

Тем не менее, уже после смерти Гумбольдта новые данные по

орографии Азии показали ошибочность некоторых утверждений

Гумбольдта и необходимость внесения в его картину строения Азии

существенных изменений. В этом обстоятельстве нет ничего

удивительного, было бы наоборот непонятным, если бы многочисленные

позднейшие исследования не добавили бы ничего нового к той

картине, которую Гумбольдт дал главным образом на основании

сопоставления имевшихся литературных данных с тем относительно

немногим, что удалось ему видеть самому.

Для оценки значения работы Гумбольдта в отношении Азии мы

воспользуемся словами известного геолога И. р. Мушкетова из его

труда, посвященного Туркестану (т. I, 1886). «Гумбольдт разобрал

и критически оценил громадный и далеко не полный материал;

сумел построить из него ясную орографическую картину; он впервые

указал границы Средней Азии и тем самым выяснил значение этого

географического термина; он вернее, чем кто-либо, понял

орографические особенности ее: все громадные хребты, насколько было

возможно, обозначил точно и распределил их в простую систему; он

указал их геологическое различие и связь... Словом... Гумбольдт

действительно дал основу, метод и направление исследователям

Средней Азии».

* * *

Закат жизни Гумбольдта был омрачен смертью его брата, с

которым его связывали узы близкой дружбы и нежной любви. 8

апреля 1835 г. «Вильгельм Гумбольдт,—писал он,—тихо испустил дух,.

в тот момент, когда заходящее солнце посылало в его комнату свои

последние лучи». Это был тяжелый удар, отзвуками которого полны

его письма этого времени. «Пожалейте меня,—писал он 10 апреля

в одном из них.—Я самый несчастный из людей. Я был свидетелем

десятидневной агонии. Мой брат умер позавчера в шесть часов

вечера». «Я потерял половину моего существования,—пишет он в

другом письме,—но я буду пытаться вернуть свое спокойствие, которое

еще далеко от меня, углубляясь в свое изучение всеобщей

физической географии, вызывая воспоминания античного мира, из которых

мой брат черпал свои самые прекрасные и самые счастливые

вдохновения».

В эти годы душевного одиночества Берлин казался ему еще более

чуждым: «это моральная песчаная пустыня, украшенная кустами.

акаций и цветущими полями картофеля»; его тяготили его

придворные обязанности, а необходимость постоянной езды из Берлина

в Потсдам «как качание маятника между двумя так называемыми

резиденциями» «увеличивали беспокойность его часто мало духовной

жизни, подобной метанию летучей мыши».

Но вместе с тем он чересчур привык к этой придворной жизни,

чтобы от нее отказаться. «Моя жизнь,—пишет он в 1846 г.,—тягостно

раздвоенная жизнь, так как мне для литературной работы остаются

лишь ночные часы. Вы меня спросите, почему же я в 76-летнем воз-

рясте не создам себе другого положения? Проблема человеческой

жизни—запутанная проблема. Уют, старые обязанности, глупые

надежды—все создает препятствия».

После целого дня пустых разговоров он с удвоенной энергией

принимался за ночную работу. «Недостаток физического сна,

который он в конце концов ограничил лишь немногими послеполуноч-

ными часами, возмещал в значительной степени моральный сон его

ежедневной жизни», хорошо заметил один из его биографов.

А эта ночная работа всего последнего периода его жизни была

посвящена синтезу собиравшихся им в течение более полустолетия

данных, для задуманного еще в XVIII веке произведения

«Физика мира». «Моим безумным намерением является представить

в одном произведении весь материальный мир, все что мы сегодня

знаем о явлениях в небесном мире и в жизни земли, начиная от

туманностей и до географии мхов на гранитных скалах, притом в

произведении, которое своим живым языком пробуждало бы интерес

и поднимало душевное состояние. Каждая крупная и важная мысль,

которая когда-либо возникала, должна быть приведена наравне

с фактами. Она должна изобразить эпоху духовного развития

человечества (в его познании природы)... В специальной части

все числовые результаты, самые точные, как в «Exposition du

systeme du monde» Лапласа... В целом это не то, что обычно

называют физическим землеописанием—оно охватывает небо и землю г

все мироздание». Такова была программа этого гигантского

произведения.

Из этой программы совершенно ясно вытекает двойная цель,

которую хотел осуществить Гумбольдт: с одной стороны, обращением

к эстетическому чувству читателей создать в них интерес и

стремление к познанию природы, с другой же стороны—отобразить все