Наш бронепоезд. Даешь Варшаву! - Юрий Валин

А вы, Екатерина Георгиевна, ведь не человек. Человек живет своей жизнью. А вы раз за разом в чужую заглядываете. Гостья. Туристка. И то, что башку вам могут оторвать точно так же, как и любому здешнему обывателю, ничуть вас не оправдывает. Рискуете небескорыстно, да еще оправдываетесь тем, что людям помогаете. Это расстреляв-то лишний цинк патронов?

Глаза у подполковника прикрыты. Веки свинцовые от бессонницы:

– Катя, за что нам все это? Почему судьба у страны такая?

– Бросьте, Алексей Осипович. Нормальная судьба, российская. Дерьма и крови по полной хапнем, но и для гордости места хватит. Выживем.

Загорелись тусклые лампочки на потолке. Конец фильмы. Разведгруппа головами завертела – Витка ошеломленная, Прот снисходительно усмехается. Отошел пророк. И то правда: из всех искусств для нас важнейшее – кино, вино и домино, как говорят, настойчиво заверял безвременно усопший вождь.

– Катерина Еорьевна, а как оно сделано? Как оно фотографируется? – Витка сдула с носа смолистый локон. – Они в театре фотографируют? Дивно прямо, честно слово.

– Придумывают историю. Записывают на бумаге. Потом снимают. Специальной камерой, не фотоаппаратом.

– Вот-вот, придумывают. Не история – сказочка, – Прот улыбнулся.

– Да, в жизни все еще нелепее, – согласился подполковник и надел фуражку. – Прошу на выход.

Прот посмотрел на усталого Макарова (захватывающая фильма словно три часа шла), потом глянул на Катю.

Все пророк кривошеий понимает. Катя сгребла мальчишку за вихры, с чувством потрепала:

– Не жмурься, вещий Павлович. Нам трястись не пристало. Мы рождены, что б сказку сделать былью.

– Стихи? – оживился поручик, в очередной раз принявший близко к сердцу душещипательную историю «У камина». – Извольте процитировать, Екатерина Георгиевна. Запишу-с.

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,Преодолеть пространство и простор,Нам разум дал стальные руки-крылья,А вместо сердца пламенный мотор.

Все выше, и выше, и вышеСтремим мы полет наших птиц,И в каждом пропеллере дышитСпокойствие наших границ[15].

– Красиво, – сказал поручик, закрывая записную книжку. – Фантастичными книжечками балуетесь?

– Можно и так считать, – Катя улыбнулась подполковнику. – А вообще, все будет хорошо, Алексей Осипович. У нас что стихи, что матерщина – все непременно созидательное. Будущее за нами будет, никуда оно не денется.

Катя поглядела на накрахмаленные передники. Ничего, сойдет. Передники доставили из госпиталя уже после обеда. Имидж добровольной сестры милосердия вполне уместен. Костюм из скромного серого шелка подогнан по фигуре, блузка чистенькая. И Витка тоже в порядке – скромное отглаженное платьице девчонке нравится. Макаров просил выглядеть достойно – удалось на все сто. Сопровождающие господина пророка лица и в глаза особо не бросаются, и вполне-вполне. Юбка, правда, дурацкая. Привыкнуть невозможно. Но тут уж ничего не поделаешь. Сойдет. Жаль только, сам прорицатель вновь в уныние впал.

– Ну, ты чего? – Катя присела на койку рядом с мальчиком. – С подполковником мы с тобой переговорили. Он хоть и слегка по другой линии, но с охраной порядок наведет. Там же не только мы будем – там о-го-го какие хари важные. Не о нас, так о них побеспокоятся.

– Я не беспокоюсь. Просто грустно. День такой солнечный. Сейчас бы в лес. – Прот вздохнул. – Вдруг с вами что-то случится? Вы, Екатерина Георгиевна, пообещайте мне подальше от тех кресел держаться.

– Какие кресла? – встряла Витка, пытающаяся перед зеркалом навести порядок со своими непослушными локонами. – Вы о чем весь час переглядаетесь? Мне сказать никак неможно? Тайны какие?

– Что тут говорить? Прот насчет вечера беспокоится.

– А как же мне не беспокоиться? Не каждый день мне перед генералами и комиссарами наизнанку выворачиваться приходится. Я, Вита, простой деревенский хлопец. Одно отличие, что голова больная, – пробормотал Прот.

– Ой, то у тебя хворая?! – Витка всплеснула руками. – О то ты такой хворый-несчастный? Вже я-то тебя не знаю? Вы с Катериной Еорьевной кого другого дурите. А то я, мыша жидовская, не понимаю. Отвлеченьем занимаетесь? Командир наша даже пану подполковнику голову закрутила. Вон как на нее смотрит.

– Ты еще погромче поори, – нахмурилась Катя. – И прекрати язык ломать. Можешь ведь и чисто говорить. С поручиком вон как щебетала, безо всяких «що». Иди, я тебе голову в порядок приведу. Прямо как из чащи вывалилась, йети чернявая.

– Я бы постриглась. Як вы. Оно красиво получается.

– Постригу. Под машинку, – пообещала Катя.

– А меня никто и постричь не хочет, – печально констатировал Прот. – И пуговица на рубашке меня душит.

Катя крутанула-оторвала пуговицу у горла мальчика и щелчком отправила в приоткрытое окно.

– Хватит капризничать. Два дня бока отлеживаете и уже распустились. Прокачиваем диспозицию на вечер. Мероприятие ответственное, повышенной опасности. Так что слушайте. Поскольку оружия у нас нет, перенимаем известную тактику. Заячью…

«Французская» коса Витке очень шла – открылись аккуратные ушки, линия тонкой шейки. Белоснежный фартук оттенял смуглую прелесть кожи. Прот косился задумчиво, тоскливо. Катя одернула на пророке новый пиджачок:

– Значит, будем ехать на авто, у поворота, э-э… улица Мещанская называется, выпрыгивайте и драпайте. Подполковника и милягу-поручика я придержу. Остальные пока еще разберутся. Ну вам не в первый раз под пулями шнырять. Готовы?

– Нет, Екатерина Георгиевна, не искушайте. Труслив я отчаянно, но разума стараюсь не терять. Судьба мне там быть. Ладно, хоть на Тигра революции, как Витка любит выражаться, гляну. Остальное в руках божьих, – Прот перекрестился. – От судьбы не уйдешь.

– Прошу спускаться, экипаж подан, – особого воодушевления на лице подполковника Макарова заметно не было. Выглядел он усталым – последние двое суток вовсе не спал. Но начищенные сапоги сияли. Одобрительно глянул на преобразившуюся Виту, оценивающе – на Прота. Неизвестно, воспринял ли давешнюю детскую истерию за чистую монету, но подобных сюрпризов явно опасался.

В коридоре топтался конвой, на сей раз в полном составе. Катя чуть замедлила шаг, Алексей Осипович глянул, предложил локоть.

– Насчет охраны, Екатерина Георгиевна, сделано все что возможно. Полагаю, за последнюю неделю в «Асторию» и мышь без пропуска не проскочила. Так что прошу не беспокоиться. Насчет остального… Знаете, я решил все забыть. Жизнь и так сумасшедшая штука, а если еще и пытаться учитывать…

– И правильно, Алексей Осипович. Извините, что наплела фантазий.

– Вовсе нет, Екатерина Георгиевна. Просто страшная сказка, рассказанная весьма своевременно. Спасибо.

Двор стал тесен, «паккард» окружал десяток всадников – казаки конвоя. Катя поморщилась – и от цветочков на креслах не заслонят, и драпануть не дадут. Прот прав – придется полюбоваться на тот мебельный гарнитур. Небось из мастерской мастера Гамбса, блин.

– Куда это ваша воспитанница рванулась? – встревоженно спросил подполковник.

Витка юркнула между лошадьми и быстро пошла к стене дома. Успокаивающе махнула рукой – сейчас. Нырнула за угол.

– Поручик, – встревоженно рыкнул Макаров.

Виктор рысцой кинулся за девчонкой. За ним двинулись стрелки.

Черт ее знает, куда ее понесло. Катя чуть расслабила правое плечо. Тесновато здесь двигаться. Двор закрытый. К воротам попробуй пробейся.

– Катя, попрошу без глупостей, – едва слышно пробормотал подполковник.

Из-за угла вынырнула процессия. Поручик осторожно поддерживал девчонку под локоток. Витка сияла:

– Пуговицу мы потеряли. Нехорошо. Затеряется вовсе.

– Ты, Яковлевна, совсем идиотка? – прошипела Катя.

– Спокойно, прошу садиться, – Макаров распахнул дверцу «паккарда». Вита сунула пуговицу растерянному мальчику и первой шмыгнула на широкое кожаное сиденье. Невинно улыбнулась.

Ехали в молчании. «Паккард» тяжело покачивался на выбоинах, на подножках и крыльях висели солдаты с карабинами в руках, заслоняли важных пассажиров. Примостившийся рядом с Катей поручик цеплялся за дверцу, держал «наган» наготове. Витой шнур норовил шлепнуть девушку по лицу. Вокруг машины цокали копытами казачьи скакуны, бряцали шашки и стремена. Кроме лошадиных крупов и напряженных солдатских физиономий, Катя ничего не видела.

– Лишние предосторожности не помешают, – небрежно заметил подполковник.

Прот поморщился. Нет, такое неверие в силу нарезного оружия пацана до добра не доведет. Ведь был у него случай убедиться, что девятиграммовые кусочки металла мигом могут судьбу в противоположную сторону развернуть. Кстати, что у милейшего Алексея Осиповича имеется? Штатный «наган» в кобуре держит – надо думать, под кителем что-то припас?