Подружка №44 - Марк Барроклифф

Я тоже считаю метро отличным видом транспорта, непревзойденным в своей способности мгновенно переносить вас из конца в конец города – при условии, что вы не очень спешите. А если очень спешите, идите лучше пешком.

Большинство лондонцев к подземке привычны. Утрамбовываться в вагоны, как сельди в бочку, изматывать себе нервы тысячами минутных задержек для них составляет часть жизни. Кто действительно страдает, так это приезжие. Туристы истерически смеются над тем, как ужасно набиты вагоны, хотя еще день и до часа пик далеко. Не понимают они, что поезд метро не заполнен под завязку, если можно шевелить пальцами. Самое забавное, когда вдруг голос с американским акцентом начинает вопить: «Дальше нам не пройти», в то время как несколько тучных молодцов локтями пробивают себе дорогу в середину вагона. Такие у нас, окаянных, развлечения.

Итак, поскольку я никуда не спешил, до «Фулхэм-бродвей» метро домчало меня в мгновение ока, хотя в данном случае я предпочел бы, чтобы оно расстроило мои планы на вторую половину дня.

Когда я пришел домой, ключи в ярком пакете с рекламой проката парусных досок («Смешные цены, море удовольствия!») ждали меня у входа в общий коридор. Удивляться долго мне не пришлось: взяв пакет, я увидел на его обратной стороне только наш адрес, без марки. Рядом с ключами лежала записка на фирменном бланке Королевской почты: «Вас не было. Пожалуйста, оставьте здесь завтра 1 фунт 20 пенсов для почтальона Дэйва».

«Почтальон Дэйв, – подумал я. – Прямо как в деревне». Не могу сказать, что мне это понравилось.

Я машинально покормил собаку, как делаю всегда, когда возвращаюсь домой первым – сегодня на добрых четыре часа раньше обычного, так что пусть хоть собака порадуется, – и решил полчасика посмотреть телевизор, прежде чем приступать к мытью посуды. В шесть пришел Джерард и разбудил меня. Он, несмотря на свое хрупкое телосложение, единственный из моих знакомых хлопает дверью так, что она снова открывается от удара. К тому же он ворчал про «свинство и бардак».

Печально, но факт: я втайне злорадствовал, что он сетует на беспорядок в квартире, когда у меня для него такая убойная новость. Признаю, мысль нехорошая, но я все равно думал так.

Джерард вошел в гостиную и, не поздоровавшись, потребовал:

– Будь добр, вымой за собой кружки!

После ряда дискуссий мы договорились именно о такой форме выражения требований, потому что его любимое: «Ты вообще собираешься убирать за собой эту гнусную грязь в этом гребаном веке?» – меня уже достало.

Мне опять пришлось решать, как именно сообщить Джерарду печальную новость. Я еще размышлял над этим вопросом, когда вдруг услышал голос, отдаленно напоминавший мой:

– Мне сегодня Фарли звонил.

– Да? – отозвался Джерард. – И что сказал?

– Да так, – ответил голос, который действительно принадлежал мне.

– Ясно, – кивнул Джерард и пошел в кухню. В школе, когда мне случалось провиниться, со мной тоже такое бывало. Хотелось просто извиниться, но вместо того непонятно почему с языка срывалось что-нибудь умное. У моей няни на этот счет была особая фраза: прежде чем открыть рот, проверь, включены ли мозги, но ее совет я помнил далеко не всегда, и часто слова вылетали у меня изо рта безо всякой определенной цели.

Я прокрался на кухню вслед за Джерардом. Теперь я был во всеоружии. Джерард шинковал морковь. Что меня восхищает в Джерарде, так это его способность, придя с работы, сразу же включаться в хозяйственные дела. Мне, чтобы привести себя в чувство, требуется не менее двух часов пить чай перед телевизором.

– Джерард, – начал я, – мне надо с тобой поговорить.

Это значило, что разыгрывается версия «сядь, не то упадешь», но особого выбора у меня не было.

– Говори, – разрешил Джерард.

– Фарли умер, – брякнул я, переходя к стилю быка, атакующего ворота.

– И что с того? – хмыкнул Джерард.

– Нет, я серьезно. Он мертв. Покончил с собой.

– Я похож на дурака?

Наверное, по-настоящему его встревожило то, что я промолчал. Вопрос «Я похож на дурака?» близок к риторическому. В обычных обстоятельствах даже самый утонченно воспитанный человек не удержится от ответов: «да», «не напрашивайся» или просто пожмет плечами. Я же старался сохранять серьезность, хотя Джерард на самом деле выглядел очень глупо.

– Ты не шутишь?

– Нет.

Выражение лица у меня было невеселое, голос – подавленный. В конце концов, мне действительно было не до шуток.

– Боже, – сказал Джерард, – тогда понятно, почему он мне не позвонил!

– Это случилось только вчера, – заметил я.

– А-а, – с легким разочарованием протянул Джерард. – Но все равно, ему, должно быть, уже несколько недель было очень паршиво. О господи!

Он тяжко вздохнул, сел. Минуту-другую мы оба молчали. Я слышал, как за окном шумит дорога, как, грохоча, несутся неизвестно куда жестянки на колесах.

– Как он убил себя? Надеюсь, без особых выдумок? – с чисто медицинским интересом продолжал Джерард. Фельдшер всегда фельдшер. – Он сделал это намеренно?

Наверное, подчас люди интересуются подробностями особенно жутких самоубийств, чтобы оценить глубину чужого отчаяния. Передозировка наркотика? Вопль о помощи по неверному адресу. Бросок под поезд? Это ближе к настоящему самоубийству. Не могу сказать, что разделяю подобный образ мыслей. Если человек дошел до того, чтобы вопить о помощи, нетрудно предположить, что помощь действительно была ему нужна. Однако в защиту Джерарда замечу: на своей работе он повидал столько всего, что обычное «прощай, жестокий мир» его не очень впечатляет.

Я рассказал ему о телефонном звонке, полиции, Лидии и ключах.

Их я неосмотрительно оставил на кухонном столе. Джерард тут же схватил конверт и принялся вертеть так и эдак, будто археолог редкую и ценную находку.

Я показал ему записку почтальона. Он положил ключи обратно на стол, взял листок и чему-то гордо улыбнулся.

– Все-таки молодцы они там, на Королевской почте, – сказал он, читая. – Замечательно.

– Еще как замечательно, – сухо ответил я. – Намного замечательней, чем смерть нашего с тобой друга.

– Да, но доставить письмо без марки, с одним адресом… невероятно, правда?

Он шагнул к мусорной скульптуре в углу, отправил ее верхнюю часть в черный полиэтиленовый мешок. Аккуратно завязал тесемки, вышел из кухни в прихожую, открыл дверь, выставил мешок на улицу. Я видел, что он потрясен, иначе он ни под каким видом не стал бы выносить мусор, будучи уверен, что очередь моя.

Затем сел за стол.

– Так что же его подтолкнуло?

– Та девушка, наверное.

– Боже, – в который раз повторил Джерард, убежденный атеист, питающий, несмотря на свое условно еврейское воспитание, временное уважение к буддизму. – Просто не могу представить, чтобы Фарли из-за женщины наложил на себя руки. Он ведь всегда говорит – жизнь продолжается. Стал бы он об этом плакать! А ты веришь, что из-за такой малости он покончил с собой? Боже!