Философия красоты - Демина Карина

– Значит, ты хочешь стать красивой?

– Да.

– Что такое красота? – Его вопрос поставил меня в тупик. Красота – это красота, либо есть, либо нет. Сама знаю, что желание невыполнимо, так зачем он мучает меня вопросами?

– Сядь. – Приказал Ник-Ник. – Ты должна знать, чего хочешь. Ты просишь красивое лицо, правильное, аккуратное, с математически выверенными чертами, с ровненьким носиком, пухлыми губами и ямочками на щеках? А глаза большие и удивленно распахнутые, так?

– Н-не знаю. – Попыталась представить себя такой, как он говорит, и не сумела.

– Не знаешь… Зато я знаю. Это – не красота, это так… иллюзия. Мода. Сегодня в моде блондинки, завтра брюнетки, послезавтра рыжие. И тысячи дурочек летят в парикмахерские, чтобы перекрасить, подстричь, нарастить, завить или же распрямить волосы. А зачем? Чтобы соответствовать моде. Не красоте, – голос Ник-Ника сотрясал стены моего жилища.

– Глупые бабочки, вылупившиеся из одного кокона, похожи друг на друга, словно отражения, они безлики, а красота, настоящая красота, не имеет права быть безликой. Настоящая красота не имеет границ, не имеет правил, она самодостаточна и недосягаема, мода – лишь бледное ее подобие, тень от тени… Ты вот хочешь стать красивой. Зачем?

– Люди… вернуться… – Слова, мысли, мои слова и мои мысли, которые я так старательно растила, выпалывая малейшие ростки сомнения, подбирала одна к одной, словно драгоценные камни для ожерелья, разбежались, оставив во рту горький привкус неуверенности.

– Люди, люди, люди! Люди ничего не понимают в красоте, люди только и умеют, что восторгаться, но восторгаются они тем, чем скажут, не решаясь на большее. Я не способен дать тебе новое лицо, к сожалению, я не бог, но…

– Понимаю. – Я и в самом деле все понимала, он не бог, и даже не ангел, впрочем, я бы согласилась и на беса, но Ник-Ник – человек, обыкновенный человек, а, значит, не способен сотворить чудо.

– Не понимаешь. – Ответил человек Ник-Ник. – Ни черта ты, девочка моя, не понимаешь. Не в моих силах дать тебе новое лицо, но… но можно сделать так, что люди увидят в тебе красоту, ту самую красоту, которой жаждут. На самом деле тебе же плевать на то, какое у тебя лицо, тебе хочется отнюдь не гладкой кожи и правильного разреза глаз. Ты жаждешь поклонения, восторга в глазах и завистливых вздохов за спиной, ты мечтаешь танцевать на чужих сердцах, сердцах самцов, что еще недавно и не поглядели бы в твою сторону. Ты душу продашь за их тупое вожделение и первое место в ряду самок, с которыми эти самые самцы хотели бы спариться. Ты ведь этого хочешь?

– А что, нельзя?

– Можно, девочка моя, нужно, без желаний нет стремлений, без стремлений нет движенья, без движенья нет жизни. Как видишь, все просто, очень просто. Одни хотят владеть миром, другие – купить новые сапоги, третьи… третьим достаточно увидеть себя на экране телевизора. Или, быть может, ты предпочитаешь журнал? Глянцевые страницы, заполоненные рекламой и полуобнаженными, а то и вовсе обнаженными, красотками. Мечта онаниста…

– Прекрати! – Жестокие слова Ник-Ника с точностью безумного хирурга уродовали мою мечту, в его исполнении она казалась… жалкой. Да, жалкой, несерьезной и пошлой.

– Нет, девочка, не прекращу. Я обещал исполнить любое твое желание, Ник-Ник умеет быть благодарным, но ты должна понимать, чего просишь.

– Уже ничего.

– Неправда. – В его голосе легкий упрек. Шоколадная крошка на белом айсберге мороженого, кусочек льда в бокале мартини и упрек в голосе Ник-Ника одинаково уместны. – Не надо стыдится, не надо лгать Ник-Нику. Итак, милая, давай проясним все до конца. Я способен дать тебе и любовь толпы, и поклонение. Ты станешь идолом, богиней этого мира, забывшего о существовании богов, недосягаемой мечтой. Тебя будут вожделеть, тебе будут подражать и тринадцатилетние глупышки, и старухи в домах престарелых, ты получишь эту страну, ибо тот, кто владеет толпой, владеет и страной, но есть одно условие.

– Какое? – Я спрашивала, заранее соглашаясь на все его условия, одно, десять, сто десять – не важно. Убить или быть убитым, украсть, предать или пройти босиком по стеклу – все, что угодно. Ник-Ник обещал чудо, ради которого я согласилась бы и душу продать.

– Ты меня слушаешься. Нет, прежде, чем согласишься, подумай. Послушание должно быть полным. Если я говорю смейся, ты смеешься, говорю плакать – рыдаешь в три ручья, говорю уйти – уходишь, говорю переспать с человеком – прыгаешь в койку, как бы отвратителен партнер не был. Понятно?

– Понятно.

– Итак?

– Я согласна.

Ник-Ник хмыкнул, он другого и не ожидал.

– А разрез глаз, – заметил он, – придется изменить, он у тебя чересчур стандартный. Запомни первое правило: красота не имеет стандарта.

Она была предсказуема, девочка-из-поздемелья, она так страстно мечтала стать красивой, что Ник-Ник ощутил себя Дьяволом, вымогающим душу в обмен на горькую конфету. Ксана пока не знает, что конфеты красоты очень горькие, а порой вообще опасны для жизни.

Главное сказано, она попросила, он согласился, формальности соблюдены. Ник-Ник и сам не знал, нужны ли ему эти формальности. С ними было… удобно. Привычно. Это как молчаливое свидетельство того, что удача останется с тобой вплоть до завершения проекта.

Этот будет девятым по счету. Милое число, незавершенное, округлое, скользкое и мистическое. Как далеко он зашел, разве пятнадцать лет назад, когда все только-только начиналось, мог он надеяться, что когда-нибудь начнет девятый проект?

Самый первый пришелся на год тысяча девятьсот девяносто третий: затянувшийся развал империи, беспредел и передел, агония утомленного перестройкой коммунизма и старые иномарки новых хозяев жизни. А еще чаровница-Элиз. Белые кудряшки – сладкая вата – румяные щеки, выдающийся бюст и карамельный ротик. Как раз то, что нужно, чтобы привлечь внимание. Она была капризной девочкой и продержалась недолго – через пару месяцев выскочила замуж за непонятного типа с золотой цепью и фирменными кроссовками «Адидас», которые весьма занятным образом сочетались с белой рубашкой и антикварными запонками. Тип мерил все на деньги, и отдал за Элиз внушительную сумму, которой хватило, чтобы начать следующий проект.

Анна, томная вызывающе-непохожая на других Анна. Черная кожа – подарок папочки-африканца – голубые глаза – спасибо маме-москвичке, короткая стрижка, широкое кольцо в нижней губе и серебряные браслеты на руках. Именно Анна стала первой звездой нового дома моды – насколько претенциозно это звучало – «л’Этуаль» – именно благодаря ей Аронова заметили, а Лехин убедился, что дикие проекты товарища приносят неплохой доход. Анна была совершенна, от макушки с ежиком жестких черных волос, до нежно-розовых пяток. Анну убили в подъезде собственного дома. Группа националистов, решивших, будто черная красавица попирает сами устои России. На суде подростки – старшему едва исполнилось семнадцать – разглагольствовали о великом русском народе, русской идее и русской красоте, а Ник-Ника называли моральным уродом и еврейской тварью. Дело замяли – на то время национализм был чем-то странным, но не слишком опасным. Единственный случай не в счет.

Коллекцию одежды, посвященную Анне – белый бархат, мех, серебро и шляпы с широкими полями – демонстрировала Виктория, хрупкая, как осенний лед, тщедушная Виктория, самым большим достоинством которой являлась невзрачная внешность. Рисуй, что хочешь. Своей серостью Виктория замечательно оттеняла модели Ник-Ника и стяг Аронова поднялся еще выше.

Потом была Мирта… Юкка… Варавва – в этот период Аронов здорово увлекся Библией. Бедняга-Летиция и Айша.

Что делать с Айшей? У девочки скандальный характер, появление конкурентки она воспримет как посягательство на свою карьеру, и будет, безусловно, права. Впрочем… Впрочем, отделаться от Айши не так сложно: вызвать ссору и уволить к чертовой матери. А еще лучше перепродать контракт.

Этим пусть займется Лехин.

Да и времени хватит: с Ксаной нужно хорошо потрудится, походка, жесты, поведение… Аронов аж зажмурился от удовольствия: он обожал начинать проект, расписывать план, продвигаться шаг за шагом и чувствовать себя Пигмалионом, который из никчемного куска плоти вот-вот вылепит нечто чудесное.