Боец тишины (СИ) - Стас Северский

С неохотой потушил сигарету и стал рассматривать насекомых, среагировавших на вторжение

крайне слаженно и агрессивно.

– Наглядно.

– Не сопротивляйся Снегиреву. Старайся, Слава. Изо всех сил.

– Понял. Пусть хоть шкуру спустит. Я справлюсь, Игорь Иванович.

Поднял палку, насадил на нее березовый лист и воткнул в муравейник подобно победоносному

знамени.

– Снегирев – человек старой закалки. Он считает, что ты ему противишься всеми силами. А я

считаю, что ты над ним просто насмехаешься.

– Нет, что вы.

– Слава, ты ведь смеешься над ним. Ты и мне в глаза молча смеешься. Я все вижу.

– Виноват. Веселый я, Игорь Иванович.

– Я понимаю… На войне у всех нас в груди не сердце стучит, а часы тикают. А в голове все

другие думы одна сопровождает все время – о смерти, подстерегающей за углом или засевшей в

засаде… и поджидающей всех нас, военных. Одна грязь у всех нас под ногами, одна темень над

головой – находим мы на войне одно горе. Но мы не впадаем в отчаянье. Ведь, в итоге, – отчаянье

одной из воюющих сторон решает исход войны, стирая в порошок войска, вооруженные и

высокотехнологическим оружием. Ведь стоит воину потерять дух, – веру в своего предводителя,

уверенность в своих силах – он потеряет память, а следом и разум, и волю… и силу. Но мы не

поддадимся отчаянью.

– Так точно.

– Мы выдержим и выждем, когда и война, и время позволят нашим бойцам взять в руки отчаянье

как оружие и направить его против противника, – тогда, в решающем сражении, мы сокрушим

врага. Но не пришло еще наше время. Мы еще стоим на месте, – не сдавая прежних позиций, но и

не занимая новых высот, не продвигаясь вперед. Нашим бойцам еще приходится преодолевать

изнеможение и неизвестность, неопределенность и страх одной решимостью. Мы должны ждать и

стараться сохранить остатками всех своих сил воспоминания о чистоте и свете, стремиться найти

среди разрушений и смертей хоть осколок радости, хоть лучик веселья. Ты прав, Слава… Ты верно

поступаешь, не тоскуя в засадах и не унывая в ожидании приказа к наступлению, – ты всегда готов

к нападению… к защите своей страны или к захвату чужой.

– Вы, Игорь Иванович, конечно, мысли мудрые высказали, только вы, про меня рассуждая, маху

дали – вы в мою голову запихнули размышления умнее тех, что на деле. У меня в голове места,

может, и много, только всему не достает. Так что я, Игорь Иванович, и на войне, и так – всегда

веселый такой.

– Не ври мне, Слава.

– Не вру.

– Не дурак ты всегда веселым оставаться. Вижу я все. Тяжело воевать стало?

– Как вам… как всем нам. Только что с того? Не важно, – по нашей воле или по чужой все своим

чередом идет… война идет на нас, мы идем на войну. Война ничьего согласия не спросит, ничьего

протеста слушать не станет. Жестка она с нами. Но и мы с ней жестки – вопросы ей не задаем,

начищая оружие, ответы ее не ждем, начиная сражение, и на ее вопросы не отвечаем, вступая в

очередную схватку.

Начальник через силу поднял углы рта, стараясь рассмеяться.

– Верно все, Слава… Всем бы такими умными, как мы быть, не тратили бы мы столько времени

на войны… вернее, воин никаких и не было бы…

– Не было бы войн, не было бы и людей – мы друг другу, как лебеди, верны вовек, а в

одиночестве оставшись гибелью обречены.

– Вели бы войны умные люди, и людей никаких бы не было…

25

– Была бы одна война – настолько простая, что веселая, настолько короткая, что не скучная. Такая

война, что – всех и все одним ударом и к черту! Такая, что со всем и всеми покончила бы и, не

начинаясь, кончилась бы! Только не время мечтать и в отчаянье впадать! Время на нас,

подчиненных, как немец, четко рассчитанные планы строит – скупые отчеты про нас пишет, с

точностью наши растраченные секунды считает и отмечает их нашими промахами. Время над

нами, подчиненными, как англичанин, надзирает зорко – задачи задает сложные и их решения к

скорому сроку просит приказным порядком, кнутом махая, напоминая о наказании за

неисполнение. Тяжела у времени служба – требует оно все наши силы, всю скорость. Так что

останавливаться и отставать нам никак, Игорь Иванович.

– Верно, Слава, верно, но не кончил я еще про Снегирева нашего строгого… Не трогай ты его,

ему не только твое – ему все веселье в тягость.

– Не с сильной я злости, Игорь Иванович, над ним смеюсь. Подкалываю, просто, порой.

Напоминаю иногда ему, ездоку, что на ежа не сядешь и не поедешь.

Игорь Иванович напряженно растянул рот, пытаясь рассмеяться настойчивее прежнего, но

сосредоточенность все же взяла свое.

– Одни насмешки у тебя на уме.

– Никак нет, не одни. Они у меня только так – в нагрузку к запредельно серьезным мыслям о

наших сложных, опасных и секретных операциях… в разгрузку, вернее.

Глаза начальника сверкнули смехом, но отсветы потускнели, глаза его снова потухли. Сдает он,

Игорь Иванович. Сильно сдает.

– Пришло же тебе в голову такое решение… Ежом перед нашим строгим Снегиревым

предстать…

– Не мог я с ним серьезно задачи наши решить. Не обернулся бы я при нем ежом – мы бы с ним

еще раньше рассорились… а вскоре перессорились бы насмерть и расстались бы под конец,

ненавидя навек друг друга, как враг врага. Я моими насмешками ему хмурые мысли в голову вбил,

а мрачные – выбил. Согласитесь, веселая вражда, все ж не жестокая. Я ж его другом, а не недругом

стать собираюсь, пусть нам и не всегда просто дается общество друг друга терпеть. А что ежа

образ выбрал… Согласитесь, не худший же вариант – под колючками почти пушистый зверек.

– Слава, сколько же зверей ты в свою голову запустил?

– Столько, сколько для дела нужно. Я же у вас не простой “волк”, а – волшебный. “Оборотень” я

у вас, Игорь Иванович.

Начальник, наконец, запамятовал о наших невзгодах и рассмеялся, хоть краем рта, но радостно и

искренно. Я рад, что он смеется. Так всегда – когда грустен мой начальник, тогда и меня тоска

берет, а когда радостен Игорь Иванович, и я радость беру. Из одного мы с ним всегда кубка пьем –

что брагу горькую, что вино кислое, что мед сладкий – все… и всегда до дна. И не в одном старом

дело. Многим я ему обязан был, он мне немалым обязан стал. Только дело в другом. Он мне не