Российский колокол, 2015 № 1-2 - Журнал Российский колокол

– И совсем не поздно! – с жаром возразила моя воодушевившаяся собеседница. – Если даме чуть за сорок, а вам – пятьдесят с чем-нибудь, то прекрасно. Вы все еще хороши и, полагаю, долго еще будете в форме…

– Вы меня к чему склоняете, Бриги? – перебил я ее, улыбаясь. – Чтобы я жил за счет женщин? Ладно, погоню ее в шею и приду к вам. Примете пожилого альфонса?

– Ну… – протянула довольно она, касаясь моего плеча. – Пожалуй, приму, но с испытательным сроком.

Я резво поднялся и перед тем, как ретироваться, пожелал ей более молодого спутника жизни, который вот-вот объявится. Она со вздохом покачала головой и выбросила в песок так и не зажженную сигарету…

К тому моменту, когда я подошел, Аги уже закончила перестановку и, сидя на подстилке, мечтательно смотрела на волны.

– Почему бы тебе сразу не сказать, что ты увидел знакомую старушку, с которой вы познакомились в доме престарелых, и что тебе надо узнать, наладился ли у нее стул? – поинтересовалась моя невеста, не поворачивая головы. – Вы так мило беседовали, и она так нежно гладила тебя…

– Перестань, – остановил я ее. – Это Бригитта, она из Германии. У нее год назад погиб муж. Мы с ней познакомились только вчера.

– Очень хорошо, – одобрила ревнивица. – Интересно только, за сколько часов до встречи со мной? Ты теперь будешь лучшим другом всех вдов? Там у тебя на тумбочке авторучка с портретом еще какой-то дамочки – это кто? Тоже вдова?

– Это леди Памела, – ответил я. – У нее муж – миллиардер, доктор Сингх, индус.

Объяснившись, я тут же пожалел об этом. Проще и надежней было бы наврать, что купил ручку вместе портретом в магазине.

– Ясно. А ты тут при чем? – продолжила допрос моя следовательница.

– Все, собирайся, пойдем домой, – приказал я. – На нас уже смотрят.

– Ладно, – сказала она, поднимаясь. – А дома ты мне расскажешь про леди Камилу?

– Памелу, – поправил я ее, надевая майку.

– И про леди Памелу тоже, – согласилась Аги, глядя на меня с улыбкой.

У пляжа я взял такси, и через десять минут мы были дома. Я поинтересовался, не надо ли тут кому-нибудь помочь переодеться, на что пигалица фыркнула и ушла в ванную. На тумбочке лежал «паркер» с портретом леди Памелы. Я хотел пожаловаться ей на свою злючку-колючку, но передумал, потому что все равно любил ее сегодня даже больше, чем вчера.

Она вернулась из ванной с покрасневшим от горячей воды и первого загара лицом. Халат ее был распахнут. Я потянулся к ней, она же отстранилась от меня, села в кресло и, разглядывая свои руки, проговорила строго:

– Давай рассказывай, какое отношение имеют к тебе эти леди и их индусы?

– Да никакого, – сказал миролюбиво я, глядя исподволь на оголенные почти что до бедер ножки моей коварной соблазнительницы. – Мы случайно познакомились в ресторане в аэропорту Шереметьево…

– А у этого ее миллиардера, что, нет своего самолета? Он летает со всякими оборванцами вроде тебя?

– Есть, – кивнул я, – но его готовили к вылету, а они решили пообедать. Вот и сказочке конец, а кто слушал – молодец!

– Значит, ты из самой Москвы вез с собой драгоценный портрет леди… как ее там? – она снова взяла авторучку и стала изучать лицо леди Памелы. – Но эта хотя бы не старушка. Она англичанка?

– Да, – кивнул я. – И к тому же герцогиня. Ты не находишь, что вы с ней чем-то похожи?

– Ну-у… – протянула неопределенно она, продолжая осмотр. – Может быть, в ее годы я и буду похожа на нее. Особенно, если тоже стану герцогиней.

– Для этого тебе придется научиться некоторым пустякам, – сказал я. – Например, не сидеть с оголенными ногами перед малознакомым мужчиной.

– Ты же не индус, – сразу нашла чем оправдаться Агнешка и еще сильнее оголилась. – Перед индусом я бы тоже не сидела так.

Мне нечем было ответить ей, кроме как встать перед ней на колени и с головой уйти в этот чудный соблазн, источавший запах молодого луга и парного молока…

Потом мы уснули, и я проснулся минут через двадцать с ощущением того, что куда-то опаздываю. Агнешка лежала в своей обычной позе эмбриона, с той лишь разницей, что одна щека ее покоилась на ладони. Конечно, она была намного симпатичней эмбриона, и я какое-то время неотрывно смотрел на нее, будто решил писать ее впоследствии по памяти.

На террасе я закурил и с удивлением обнаружил, что вторая сигарета вызывает у меня меньше отвращения, чем первая. От дальнейших раздумий о своем нехорошем поступке меня отвлек Антип, шагавший лениво по площади. Я негромко окликнул его и сделал знак, что сейчас спущусь к нему. Он, прищурившись от улыбки, оглядел меня и сказал:

– Никак курить снова начали, Тимофей Бенедиктович? Понимаю, понимаю! В такие волнительные моменты не то что закуришь… Как себя чувствует Агнешка?

– Прекрасно, – ответил я. – Только вот плохому учит: закурил, женщинами опять же снова увлекся…

– А то вы будто прекращали ими увлекаться! – усмехнулся Антип. – Вон леди Памела опять вас требует. Звонил доктор Сингх, умолял нашего доставить вас к ней. Ну да ладно… Вы к нам когда зайдете?

– Завтра, – ответил я. – Завтра обо всем поговорим и бумаги заодно подпишем.

Я хотел подняться снова к себе, но передумал и уселся на скамейку напротив пруда. Лихорадочное состояние, в котором я пребывал с момента появления Агнешки, потихоньку уходило, не принося, однако, облегчения. Я чувствовал себя как с похмелья. Я что-то говорил, шутил, смеялся, любил Аги и даже иной раз пускал слезу умиления, и вместе с тем внутри меня была пугающая пустота.

Снова захотелось курить, и я понял, что вернулся туда, откуда, казалось бы, убежал безвозвратно еще десять лет назад – от этой унизительной зависимости от табака. «Нет-нет, – пытался убедить я себя, – все это кончится максимум через месяц. Я брошу сам и отучу от этого Агнешку. Мы будем ездить по белу свету, вести здоровый образ жизни, потому что нам нужны будут здоровые дети. Интересно, – подумалось неожиданно, – а не зародилось чего-нибудь уже в Агнешке? Мальчик и девочка – не важно, в какой последовательности…»

Я уносился в мечтах своих в неведомые дали, совершенно не сомневаясь в том, что Аги способна будет забеременеть и родить ребенка, да еще не одного. Как там сказала Бригитта – поздние дети бывают либо красивыми, либо талантливыми? У нас это будет безо всякого «либо»!

Вскоре я вернулся в номер. Агнешка едва слышно посапывала, и я прилег прямо в одежде, не в силах оторвать от нее взгляда. Впервые за все это время мне пришла в голову мысль, что я люблю ее одновременно и как дочь, и как нестерпимо желанную женщину. Нельзя сказать, что такое открытие меня так уж сильно смутило, но задуматься заставило: хорошо ли это? Хорошо, ответил я сам себе. Наверное, так и должно быть, когда сильно любишь. Вот родится крошечная Аги, и все переменится – большая Аги останется только возлюбленной…

Я откинул простыню и поцеловал ее в бедро. Она тут же открыла глаза, потянулась сладко и сказала:

– Тим, ты какой-то ненасытный. Побереги себя. Сделай так еще раз.

– Ты неправильно поняла меня, – ответил я, целуя ее снова. – Мне хотелось разбудить тебя и предложить поехать в город.

– Да, да! – вскричала она. – Мы едем в город! Но если ты уж так сильно хочешь…

– Это может подождать, – сказал я, вставая. – Профессор предупредил, что старичкам больше двух раз в день…

– Боже, как он мне надоел, этот твой профессор! – сморщилась Агнешка. – Все он знает, всем дает дурацкие советы. Принеси-ка мне халат, старая развалина!

Через полчаса такси мчало нас по приморской набережной. Как и в прошлый раз, я попросил остановиться у дельфинариума, и мы пошли дальше парком, который очень понравился моей непредсказуемой подруге.

Пожалуй, именно там, в парке, шагая в обнимку с Аги и слушая ее восторженную болтовню, я окончательно понял, что все ужасное позади, а впереди – долгая и счастливая жизнь, наполненная любовью и воспитанием детей. Одно огорчало: завтра мне предстояло подписать завещание в пользу Фонда и тем самым лишить себя, Агнешку и будущих наших малюток восьмисот тысяч долларов, из которых сто тысяч мне еще предстоит доложить на банковский счет. Сначала заработать, а потом доложить. Развить тему помешала совесть. Она пнула меня, сопроводив этот обидный жест выдержкой из эссе о неблагодарных свиньях, которые поначалу хрюкают, преданно глядя на вас, а получив свое, отворачивают от вас сытые рыла.

Уведя Агнешку с набережной, я повел ее в храм. Она притихла, перекрестилась на входе, а в самом храме долго стояла у иконы Божьей Матери, сложив ладони у груди и что-то тихо прося у Матки Боски. Я купил много свечек, и мы расставили их в нишах. Отца Георгия в храме не было, благословлял прихожан другой батюшка. Я положил в ящик для пожертвований пятисотку и полвечера молча ругал себя за то, что не добавил еще одну. Успокоился я лишь тогда, когда сказал себе, что мы еще придем сюда не раз.