Судьба моряка - Ханна Мина

В такие моменты Саиду чудилось, что море с ним говорит, — он хотел бы растолковать язык стихии, пересказать услышанное людям. Так спящий, которому снится волшебный сон, старается не проснуться, досмотреть свой сон, чтобы рассказать потом, что ему снилось. Но доносящихся с моря звуков нет ни в одном языке, их можно лишь чувствовать, понять сердцем, но невозможно пересказать, как невозможно пересказать улыбку моря, улыбку земли — этого не может выразить ни один художник.

Саид часто внимал голосу моря, его ночным песням, его былинам с их тысячью оттенков, поражался мелодичности и дикому реву штормовых вихрей. В таких случаях Саид был готов молиться морю и, бия себя в грудь, восклицать: «Отец наш! Милостивый Отец! Сжалься, соверши для нас чудо, соверши его вместе с Землей! Пусть у нас будет много рыбы и пшеницы».

Ужинали, примостившись кто где смог. Стол не умещал всех, не хватало посуды. Кто хотел похлебки, должен был встать, подойти со своей тарелкой к красивой хозяйке, чтобы она налила, сколько ему надо. Потом можно было выбрать себе что-нибудь из консервов, фруктов. Саид заметил, что женщина налила ему похлебки побольше. Она знала, что он не обедал и голоден. Мысленно поблагодарив женщину, Саид принялся за похлебку, поел с большим аппетитом, хотел было попросить добавки, но решил, что тогда не хватит остальным: котел небольшой, а все едят с удовольствием.

Тени растянулись на песке, с предельной точностью воспроизводя движения людей. Фонарь разбрасывал в разные стороны очень смешные силуэты, они пересекались, входили друг в друга, росли, сокращались, копировали движения рук, голов, ртов, волос. Палатки за пределами света казались окружающими их песчаными холмиками.

В ночной тишине был хорошо слышен даже слабый шум. Звон посуды, чавканье, обрывки фраз, шутки, отпускаемые по поводу какого-либо неловкого движения или забавного случая, смех. Даже Саид, обычно немногословный, когда его попросила хозяйка, а затем и другие ее поддержали, стал рассказывать о море, с каждой минутой он распалялся все больше и больше, и его слушали, не скрывая восхищения.

На левой руке Саид носил перстень с зеленым нефритом, переливающимся голубизной, со старинной резьбой, с головой сказочного животного, обрамленной серебряным орнаментом. Перстень привлекал всеобщее внимание своей необычностью и красотой.

Этот перстень — память об удивительном случае. Саид не решался его продать даже во время крайней нужды. И как бы ни упрашивали его уступить или подарить перстень, Саид отказывался, сохраняя его до того неизвестного дня, когда без просьбы и намека сам преподнесет его какой-нибудь женщине, если не русалке, то хотя бы той, что живет в его грезах.

Когда его спросили о перстне, Саид подумал немного и сказал тоном человека, которому не хочется повторять свой рассказ: «У этого перстня своя история. Случилось это со мной в одном из дальних плаваний, когда я был моряком». Эти слова возбудили любопытство женщин, им захотелось услышать эту историю, и Саиду пришлось рассказать о том, что с ним когда-то произошло.

IV

«Плавая на грузовом судне, я узнал многие порты мира. Наше океанское судно могло принять на борт очень большой груз, поэтому оно иногда неделями простаивало в порту, ожидая, когда завершится погрузка.

Дни, которые мы проводили на суше, были полны событий. Ведь корабли подолгу находятся в открытом море, и моряк месяцами ничего не видит, кроме неба и воды, он лишен возможности сойти на берег, оторван от жены и детей, день и ночь стоит у штурвала, драит палубу, красит проржавевшие, разъеденные сыростью и солью борта. Он постоянно видит одни и те же лица, слышит одни и те же разговоры, наблюдает одни и те же картины, а во время штормов и бурь подвергается суровым испытаниям.

Устав от такой жизни, моряк тоскует по суше, мечтает о женщине, жаждет побродить по базарам, поглазеть на все вокруг, восхищаться домами, кабачками, автомобилями, словно видит их впервые, заново открывать для себя человеческие лица, радоваться даже кошкам и собакам.

Если разлука с берегом затягивается, моряк чувствует себя оторванным от мира людей, покинутым всеми живыми существами, как будто он, не совершивший никакого преступления, приговорен к заключению на борту корабля, изгнан с суши в безбрежье океана. Он томится, страдает, бунтует. С неописуемой тоской смотрит он с палубы или из иллюминатора своей каюты за водный горизонт. Его обуревают мрачные мысли, забывается он только за картами или спиртным. Моряк становится злым, раздражительным, упрямым, легко идет на риск. Пьяный или вдребезги проигравшийся, он становится опасным, ищет утешения в драке, богохульствует, по поводу и без оного разражается омерзительной руганью. Тогда капитан приказывает окатить его забортной водой, протащить его голым по палубе, чтобы тот пришел в себя. Если проступок более серьезен, виновника запирают в трюм, если же он угрожает капитану, капитан приказывает бить его до изнеможения, держать на строгом режиме, пока он не повинится, не успокоится, не образумится. А тогда все возвращалось на круги своя: работа, азартные игры, спиртное.

Заболев, а такое случается часто, моряк остается в своей каюте или судовой санчасти. Тогда ему приходится выполнять предписания врача, лечиться, а подчас и подвергнуться первичной операции. Если болезнь серьезна, его ссаживают на берег в первом же порту, помещают в больницу, где он пробудет, пока не выздоровеет и не вернется на свое судно в том порту, где оно находится в данный момент. Если моряк умрет на борту судна внезапно, в результате несчастного случая или от смертельной болезни, труп помещают в мешок, отягченный железной болванкой, укладывают на деревянную доску, и корабельный священник или капитан произносит над ним обычное: «Мы созданы из праха и вернемся в прах». Экипаж прощается с умершим, затем труп бросают в море, разлетаются в стороны брызги и пена, поверхность моря снова успокаивается, а идущий ко дну труп становится добычей акул или других морских хищников. Судно продолжает свой путь, моряки расходятся, подавленные печальным зрелищем смерти, скорбя о товарище, брошенном в пучину подобно камню или ящику с мусором — без похорон, без колокольного звона, без прощальных слез любимой или родных и близких. Вскоре моряки забудут о нем. Суровая жизнь заставляет забыть обо всем, утешаться выпивкой и азартной игрой — такова привычная и однообразная жизнь моряка, которую разнообразят только драки, опасности и неожиданные происшествия.

Поэтому, когда рейс слишком долог, моряков подчас охватывает бешенство, возрастает число пьянствующих игроков, чаще происходят кровавые драки, так что к приходу в порт их терпенье иссякает, нервы напрягаются до предела, моряки приходят в ярость и едва удерживаются от диких, безрассудных поступков. Махнув на все рукой, некоторые из них идут к капитану, чтобы забрать свои сбережения, получить причитающееся им жалованье. Сойдя на берег, счастливые моряки соревнуются в посещении кабаков и публичных домов. Вино и женщины для них самое желанное. Насытившись сполна, утолив похоть, успокоив разыгравшиеся нервы, они отправляются на базар, чтобы купить какие-нибудь сувениры, если еще остались деньги, или просто шатаются по улицам, с детским любопытством глазея на прохожих.