Канарис. Руководитель военной разведки вермахта. 1935-1945 - Карл Хайнц Абсхаген
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часть вторая
В тирании
Осмысление
Человек замирает на какое-то мгновение и осматривается, оглядываясь назад. За повседневной жизненной суетой он почти забыл спросить себя: в чем смысл всех его поступков? Внезапно ему становится ясно: столетие, треть которого уже прошла, еще не раскрыло перед ним своей главной цели. Пока не было и нет ни настоящего порядка, ни общепринятых правил поведения. Хотя каждую пару месяцев государственные мужи, представляющие добрую половину земного шара, собираются в Женеве, чтобы поупражняться в словопрениях, Лига Наций, которая должна была бы подарить миру новый, более разумный порядок, еще не вышла из пеленок – и уже смертельно больна. В межгосударственных отношениях все еще используются прежние, ныне устаревшие дипломатические приемы. Могущественным державам официальная дипломатия служит лишь внешним прикрытием, важнейшие международные дела они вершат, пользуясь тайными каналами. Внутренняя политика переплетается с внешней политикой. Новый, более глубокий и неприкрытый макиавеллизм становится нормой. В европейских государствах один за другим поднимают голову тираны, опираясь, как в древности, на бессловесные и покорные уличные толпы. Они могут враждовать между собой, с помощью послушного пропагандистского аппарата распространять по миру ложные спасительные идеи, для вида друг друга опровергать, но, по сути, цель у них одна – уничтожить остатки гуманного либерализма, доставшегося нам от предков, поработить человеческую личность. Для достижения поставленной цели тираны готовы пойти на любое нарушение законности и морали.
В зрелом возрасте человек вдруг начинает понимать, что через государственные границы и целые народы протянулись новые фронты, из-за чего у всякой осознающей свою ответственность личности возникают проблемы, которые невозможно решить, действуя по правилам, усвоенным в юные годы. И в этот момент человек ясно видит, что перед ним ситуация, не имеющая прецедента, и что ни прежний опыт, ни сложившиеся традиции, ни писаные законы не могут подсказать ему правильный образ действия. И становится очевидным, что теперь все его поступки будут оцениваться более высокими, божественными законами, диктуемыми в каждый данный момент его собственной совестью.
Глава 6
Начальник Абвера
Канарису уже исполнилось 47 лет, когда он принял руководство абвером. Несмотря на свежесть лица, он выглядел значительно старше своих лет из-за белых как снег волос. Поэтому у сотрудников он вскоре получил прозвище «седовласый старик». И на самом деле, своими зрелыми суждениями, которые он излагал короткими скупыми фразами, новый шеф разведки производил впечатление бывалого, умудренного жизнью старика. Канарис не был разговорчив, не любил откровенничать, стиль его речи был, как выразился один из соратников по движению Сопротивления, «эклептическим». У него были веские основания скрывать от внешнего мира свои подлинные взгляды и мнения. Как мы уже знаем, Канарис не принадлежал к тем, кто изначально отвергал национал-социализм. Нам неизвестно, когда он понял, то гитлеровцы – это не временное явление, которое можно преодолеть обычными политическими средствами, присущими парламентской системе управления, а чрезвычайно опасный феномен, угрожающий самому существованию Германии. Но к тому времени, когда он возглавил абвер, подобная точка зрения у него уже сложилась. Бойкот, объявленный евреям, и преследования любых «неарийцев», не имеющие ничего общего с законом, события 30 июня предшествующего года, сопровождавшиеся, как достоверно знал Канарис, многочисленными убийствами и другими жестокостями, – всего этого оказалось достаточно, чтобы загасить у него последние искры надежды на поворот Гитлера и его «паладинов» к лучшему. Но руководители НСДАП по-прежнему считали его своим и преданным их идее человеком, не в последнюю очередь из-за прошлых громких выпадов против него со стороны левых элементов, и Канарис не видел оснований преждевременно подрывать эту веру. Он с самого начала прекрасно понимал, какой мощный инструмент власти и влияния попал к нему в руки с получением под его начало такой организации, как абвер, и именно в авторитарном государстве, быстрыми темпами катящемся по наклонной к тоталитаризму.
Когда Канарис в конце 1934 г. покинул военный флот, чтобы руководить абвером, он уже ощущал в себе достаточно сил для выполнения более сложных задач, чем взятое еще в 1920 г. обязательство: всеми силами помогать восстанавливать былую морскую мощь Германии. Но это нисколько не означало, что он, как позднее утверждали некоторые из его сослуживцев, «дезертировал» из ВМС. Скорее наоборот. Назначение Канариса осенью 1934 г. на должность коменданта крепости Свинемюнде могло свидетельствовать о том, что, по мнению высших руководителей флота, ведающих кадровыми вопросами, он уже достиг вершины своей карьеры, если и не перевалил через нее.
И лица, принимавшие кадровые решения, были в чем-то правы. Конечно, будучи старшим помощником на линкоре «Силезия», затем начальником штаба военно-морской базы «Нордзее» и, наконец, командиром «Силезии», Канарис везде отлично справлялся со своими обязанностями. Однако, если мы представим себе Канариса конца 1934 г., то не обнаружим у него особых качеств, которыми должен обладать командующий эскадрой или флотилией. В смелости ему отказать было нельзя. Его отличала не только личная храбрость, но он также обладал – что встречается значительно реже – высокой степенью гражданского мужества, проявленного им сотни раз на посту руководителя абвера. Однако у него не было той беспечности и непринужденности, быть может, необходимой доли безрассудства, которые необходимы и командующему флотилией, и командиру кавалерийской дивизии. По своей натуре Канарис был человеком, привыкшим все тщательно обдумывать и взвешивать, а его служебная деятельность в республике, в период ее становления находившейся в крайне неустойчивой политической ситуации, вынуждающей прибегать к разного рода маскировкам, отговоркам, уловкам и хитростям, только усилила эти прирожденные наклонности. Один из сотрудников Канариса, работавший с ним в тот период, рассказывал, что эти особенности его характера были заметны и в парусном спорте: «Канарис, как правило, следовал слишком близко за ветром с хлопающими парусами».
Ну и поле деятельности прежних лет было для Канариса чересчур ограниченным, принимая во внимание его природные дарования. Многочисленные прочитанные им книги и неоднократные поездки за рубеж существенно расширили его кругозор. Тяжелые и сложные переговоры с политическими деятелями и предпринимателями, с владельцами пароходных компаний и судоверфей в Германии и за границей научили Канариса избегать одностороннего подхода к вопросам и проблемам и рассматривать их во всех аспектах. Это развило в нем способность к объективному суждению. Быть может, именно пристрастие Гитлера и Геббельса объяснять немецкому народу международные дела, используя лишь черные и белые краски, заставило Канариса осознать в полной мере то, что давно сформировалось в его подсознании: он ясно понял, что оценивает различные события внутри страны и за рубежом не с сугубо немецких позиций, а как настоящий космополит. Разумеется, он был и остался прежде всего немцем и патриотом. Его любовь к родной земле и немецкому народу нисколько не уменьшилась, возможно, даже усилилась; он научился сопоставлять и сравнивать и убедился, что не всегда Германия права, а другая сторона всегда не права. Для нового Канариса – космополита – руководство абвером оказалось самым подходящим занятием, будто специально созданным для него.
На самом деле, если даже не принять во внимание специфику политической ситуации 1934–1935 гг., то и тогда вермахт не смог бы сделать более удачного выбора на должность шефа абвера. Это был действительно человек с богатым жизненным опытом, имеющий все предпосылки, чтобы успешно справиться со своими обязанностями. Он много поездил по свету и приобрел обширные знания о положении дел в целом ряде стран. Хотя Канарис не владел в совершенстве, как порой утверждают, полдюжиной иностранных языков, он превосходно говорил и писал на испанском языке, мог вести довольно непростые по содержанию беседы на английском, французском и итальянском языках, не претендуя на абсолютное их знание. И о других языках он имел по крайней мере хоть какое-то представление, чтобы в необходимых случаях запомнить несколько фраз и специфических выражений и выступить с короткой приветственной речью. Но важнее всего был талант налаживания контактов с людьми, умение найти правильный тон в разговоре с каждым человеком, будь то сам фюрер или кто-нибудь из национал-социалистских грандов, или же с такими совершенно не похожими друг на друга личностями, как испанский каудильо Франсиско Франко, финский глава государства Маннергейм, итальянцы Роатта и Аме, венгры Хорти и Хомлок, муфтий Иерусалима или индус Субхас Чандра Бозе. И со всеми этими разными по характеру людьми Канарис находил общий язык. С почти женской интуицией он выбирал для каждого нужный подход, располагая к себе и вызывая доверие.
