Слепень - Вадим Сухачевский

– Значит, с Парижем – никак? – спросил он.

– Пока никак, – тоже вздохнул король.

А император поспешил добавить:

– Но если там, к примеру, в Лондоне…

– Да за каким шишом ему Лондон?! – перебил его король. – Но если там, к примеру, в Брюсселе… или там в Копенгагене… варшавская братва, хоть и тяжко там, но покуда держится, даже денежки шлет. Оккупационными марками, правда, цена им не больше, чем какашкам, но показателен сам факт: уважают… Ну там еще в Белграде, в Бухаресте… Конечно, румынская братва тоже недавно начала фортели выкидывать… Ничего, как-нибудь угомоним… А вот насчет Рима, или там Мадрида, или там Лиссабона – то милости просим.

Разговаривая, они вели борьбу за банку с капусткой, стоявшую между ними, каждый норовил первым запустить в нее руку, но все их пять глаз по-прежнему смотрели на Юрия и Катю, выражая благонравие.

Главное для себя – про «варшавскую братву» – Юрий отметил, но при упоминании о ней даже глазом не моргнул и вид продолжал делать разочарованный.

– Ладно, – снова вздохнул он, – на всякий случай буду иметь в виду. Ну а если все же вдруг… то как выйти на эту вашу «братву»?

Монархи начали наперебой объяснять, как в каждом из этих городов выходить на их «ребяток». Если знать, то, в сущности, было не очень сложно. Впрочем, хорошенько запомнил он, Юрий, только про варшавскую связь, про остальное – так, в общих чертах.

– Но и ты, Васильцев, если все же, вдруг… ты про Слепня-то не забудь, – попросил император.

– Да уж, окажи такую любезность, – поддакнул король. Даже брюшной его глаз выражал мольбу. – Не забудешь, Васильцев?

– Не забуду, – вполне искренне пообещал он: поди-ка забудь такого монстра. И какое-то шестое чувство подсказывало ему, что со Слепнем они когда-нибудь еще встретятся.

На том высочайшая аудиенция была, в сущности, закончена. Напоследок монархи снова поблагодарили за капустку, затем король нажал кнопку под троном, и прямо в залу снова въехал увечный ЗИС с горбуном-водителем и с лжеслепцом, сидевшим рядом с ним.

– Уж прости, Васильцев… – развел руками король.

– И вы, барышня, простите, но уж так оно положено… – смущенно улыбнулся император.

С этими словами монархи сошли со своего двухместного трона и самолично завязали Юрию и Кате повязками глаза, что, надо полагать, было знаком особой монаршей милости.

Водитель завел машину.

– Слепня нам…

– Дайте нам Слепня, – под шум двигателя довольно кровожадно нашептывали монархи.

Глава 8

Расставание и «Майн кампф» на дорогу

Машина тронулась, и тут же свет перестал пробиваться сквозь повязку: они снова въехали в петляющий туннель.

– Старые стали папашки наши… – проговорил лжеслепец, – боюсь, скоро им уже…

– М-да… – согласился горбун-водитель. – Я-то уж грешным делом даже думал… – он не договорил.

Оба они со вздохом примолкли и больше друг с другом уже не разговаривали.

Юрий догадывался о причине их печали. В те оба раза, что он и Катя побывали здесь, в этом мире, которого не могло быть, их визит сопровождался обновлением престола, и хотя ни он, ни Катя не были к этому причастны лично, однако дофины, везя их сюда, вероятно, надеялись на что-то подобное и теперь с трудом скрывали свое разочарование.

Наконец сквозь повязку начал пробиваться солнечный свет, и в машину ворвался свежий воздух, такой сладостный после недавнего мышиного смрада, – стало быть, они уже вырвались из туннеля.

Их провожатые (видимо, от расстройства чувств) на сей раз весьма халтурно отнеслись к своим обязанностям: колымага почти не петляла по Москве и остановилась уже минут через десять.

– Приехали, – объявил водитель, а второй дофин стал развязывать им глаза.

Машина остановилась в километре от их дома.

– Извиняйте, – буркнул лжеслепец, – дальше уж вам придется – пёхом, а то ваш подъезд гэрэушники пасут.

Когда они с Катей вышли из машины, горбун бросил им напоследок:

– Наше вам! – и, не дожидаясь ответа, газанул.

После визита в подземелье оказалось не просто приятно «пёхом» пройтись по дневному городу, но и необходимо. Зима была уже на излете, с сосулек капало, на лицах людей заметно было предощущение весны. Если не обращать внимания на развешанные повсюду плакаты «Враг подслушивает!» и гигантский портрет вождя на здании Центрального телеграфа, если к тому же знать о том, подземном мире, воспоминания о котором все еще отзывались гадливостью, то здесь был мир, в котором можно существовать.

К тому времени, как вернулись домой, это ощущение гадливости тоже успело выветриться, и Катя, прильнув к Юрию, сказала на ухо:

– Генерал придет только к вечеру, у нас с тобой есть еще часов пять.

Да, вполне возможно, это могло быть у них в последний в жизни раз. Юрий взял ее на руки и отнес в спальню.

И это было у них, словно в первый раз или словно в последний, неважно, главное, что – незабываемо…

К тому времени, как появился Н. Н. Николаев, они были уже готовы к отъезду. Генерал еще прежде сказал, что последний, главный инструктаж состоится в резиденции ГРУ и после этого сюда они больше не вернутся. Взять с собой разрешалось только французский одеколон, полученный Юрием, и выданную Кате косметику, тоже французскую, – негоже было бы эльзасскому графу пользоваться отечественным «Шипром», а жене английского капиталиста – духами «Красная Москва». Все остальное, вплоть до самых мелочей, они должны были получить из запасников Главного разведуправления.

Когда они снова приехали в тот двухэтажный особняк, разговор состоялся опять в присутствии только двух генералов, Николаева и Панфилова.

Первым делом они с Катей рассказали обо всем, что нынче происходило там, в преисподней.

– Что ж, – выслушав их, сказал Н. Н. Николаев, – это неплохо – то, что на всякий случай у вас имеется выход на варшавское подземелье, не исключено, что это может пригодиться. А вот касательно Слепня…

– Да, тут вы им вряд ли сможете помочь, – произнес генерал Панфилов. – По нашим проверенным сведениям… Что там у нас, Николай Николаевич?

Н. Н. Николаев объяснил:

– Нам точно известно, что этот самый Слепень, Слепченко, служит в витебской разведшколе абвера в должности старшего преподавателя, даже получил, сволочь, чин капитана абвера и лично от фюрера звание арийца.

– Как же это ему удалось? – заинтересовался Юрий. – Ведь он, как я понимаю, славянин.

– В виде исключения там это делают, – пояснил генерал Панфилов, – но в случае, если ты доказал, что ты виртуоз в своем деле. Считается, что лучшим может быть только ариец, сверхчеловек то есть. Подобные исключения делаются даже для евреев. Например, звание арийца было присвоено композитору Кальману, еврею по происхождению.

– Да, – подхватил генерал Николаев, – фюрер, как все мелкие буржуа, обожает оперетту, а Кальман в этом жанре непревзойденный мастер. Не может же фюрер Германии любить творения еврея. Вот арийца – пожалуйста. И физику Герцу, нобелевскому лауреату, тоже еврею, это звание было пожаловано: ну не может великий ученый быть недочеловеком! Они и Эйнштейну, без его, кстати, согласия, пожаловали это звание, но тут вышел конфуз: Эйнштейн удрал в Америку и, будучи жалованным арийцем, возглавляет теперь Всемирный еврейский антифашистский комитет… Ладно, тут мы немного отвлеклись. Впрочем, никакие знания о тамошних нравах не будут для вас лишними… Так вот, о Слепне. Он за первые же полгода, что находился там, вывел из наших детишек целую плеяду эдаких сверхчеловечков…

– «Невидимок»? – догадался Юрий.

Николаев кивнул:

– Вот-вот. Сильных, дерзких, бесстрашных, не дай бог даже с одним таким повстречаться, а уж каких дел они успели понаделать в нашем тылу! Мы, в конце концов, почти всех переловили – но чего это стоило! А сейчас он там, под Витебском, новую группу таких готовит… Это я так, к общему сведению, сейчас к нему пытаются подобраться другие наши люди, вы-то с ним, слава богу, там, в Варшаве, не пересечетесь, он-то вас еще по N-ску наверняка знает в лицо… Ну а теперь – главное…

Наконец начался собственно инструктаж. Два генерала говорили по очереди, на Юрия и Катю посыпались всяческие сведения, их было великое множество, инструктаж длился больше двух часов, записывать, понятно, ничего было нельзя.

Затем им устроили проверку. Генералы быстро бросали им вопросы, а они с Катей должны были, не задумываясь, на них отвечать.

– Отлично! – подытожил генерал Панфилов. – Николай Николаевич не ошибся в вас. Впрочем, сколь я знаю, он никогда не ошибается… Ну а сейчас позвольте вас оставить, у меня неотложные дела. Желаю удачи. – С этими словами он покинул кабинет, оставив их с генералом Николаевым.

– А теперь, – сказал Н. Н. Николаев, – о том, почему именно на вас пал мой выбор. Четко выполнять задание умеют многие, но существуют вещи, которые не в силах предусмотреть никакой инструктаж. Умение импровизировать, неординарное мышление – и, на мой взгляд, вы оба этими качествами обладаете в полной мере, ведь я все эти годы приглядывался к вам. Так вот, помимо напрямую поставленной задачи – в вашем случае это получение документов и переправка их сюда, – разведчику иногда, в случае везения и умения мыслить не только в рамках прямого задания, удается решить еще и другие задачи. Что касается вас, то я бы сформулировал эти задачи так. Выяснить, кто этот «крот», окопавшийся здесь, понять, почему все время проваливались те, кого мы посылали за этими документами до вас. Возможно, возникнет что-то еще. Тут можно полагаться только на собственную интуицию и на волю его величества случая, истинного бога для любого разведчика. Тут никакие инструкции вам не помогут, поскольку лишь там, на месте, может посчастливиться поймать этого бога – случай – за бороду. Возможно, вы поняли меня.