Охота на президента - Франсуа Бенароя

— Принести тебе попить?

— Да, если можно.

Олег принес ей сок и булочку.

— Я забегал на работу рано утром и заодно купил кое-что поесть.

— А что нового у тебя на работе?

— Да ничего особенного. Какие-то звонки в мое отсутствие. Надо было ответить… Через два дня я еду в Лондон… в понедельник. Вместо своего шефа я должен присутствовать на одном заседании, потом поговорить с одним «биг боссом». Но я вернусь уже во вторник.

— И ты часто встречаешься с «биг боссом»?

— Нет, я встречаюсь с ним в первый раз. И не знаю зачем. Может, меня хотят повысить…

— И часто ты ездишь в Лондон?

— Случается… не знаю… три-четыре раза в год.

— Если бы ты работал в МВД, то вряд ли…

— Ну конечно. Лучше гулять по Пикадилли, чем по улицам Грозного. Пресса все время говорит о Чечне, но что-то ничего не меняется…

— Вот здесь сегодняшние газеты. Хочешь посмотреть?

Надя согласилась и пробежала, как обычно, глазами по заголовкам. Олег принялся читать почту, которую достал из своего ящика. Один конверт упал на пол.

— Ага, сейчас я посмотрю, кто там тебе пишет, — с улыбкой в голосе сказала Надя и подняла письмо.

— Отдай, — попросил Олег. Он выхватил конверт у нее. — Я сам посмотрю. Тебя это не касается. Это письмо от моих родителей.

Надя так и застыла. Она вспомнила сцену в трейдинговом зале, когда она подняла один листочек с пола. Абсолютно с виду незначащий. Почему речь идет об участии Урабанка в продажах Казахстану? Кому предназначались комиссионные, отправленные в Англию? И вдруг её осенило:

— Олег. Я поняла! Это же так просто. Схема треугольного бартера. Ничего больше.

— Какая схема? Да нет же, я тебе говорю. Это письмо от моих родителей.

— Да я не об этом. Я говорю о туркменской сделке. Все части пазла сошлись. Листок, который я подняла в Урабанке, это как раз письмо, адресованное туркменскому президенту… Все теперь ясно.

— Я что-то не понимаю. Объясни.

Олег сел рядом с Надей и жадно следил за её оживленными глазами. Сейчас они казались зелеными.

— Ну вспомни об этой сделке в Алалабаде, которой Петр только что занимался.

— Да. Речь шла об экспорте газа на Украину.

— Точно, но подумай, какие там были официальные цифры: двадцать миллиардов кубометров газа по сорок пять долларов за каждую тысячу кубов, поставленных на туркменскую границу, то есть девятьсот миллионов долларов должно быть уплачено Украиной. Половина, четыреста пятьдесят миллионов долларов, должна быть выплачена налом, вторая половина на ту же сумму бартером, в виде оборудования. Вообще это нормально, как тебе кажется?

Олег помолчал, затем сказал колеблясь:

— Да… это хорошая цена, но…

— Но это совсем недостаточно для Туркменистана, которому нужно значительно больше, чем четыреста пятьдесят миллионов долларов, чтобы оплатить грандиозные проекты отца нации.

— Ну и что?

— А то, что это с виду кажется таким сложным. На самом же деле государственные дела столь же просты, как наши собственные. Представь, что тебе нужны деньги для строительства большого дома. Скажем, тебе отдают давно обещанный долг, но не всю сумму полностью, а в придачу вдруг навязывают… ну я не знаю, допустим, какую-то старую, разбитую машину. Что ты с ней будешь делать?

— Не знаю.

— Нужна тебе эта старая тачка?

— Мне точно не нужна. Мне достаточно той, что я имею. Однако гипотетически надо пытаться каким-то образом от этого старья избавляться.

— То же самое и с отцом нации. Ему нужны наличные. Это украинское оборудование он видал в гробу. У него же скважины хотя и старые, но работают. Прежде всего ему надо заплатить деньги западным поставщикам, для продолжения строительства его дворцов. Таким образом, ему нужен банк-посредник. Тут-то и возникает Урабанк.

— Каким образом?

— Вспомни, какое я видела письмо в присутствии рубоповцев. Вещдок! Урабанк сообщал о поставках газового и нефтяного оборудования в Казахстан на триста миллионов долларов. Ни Урабанк, никакая из других компаний не производят и не продают никакого оборудования. Я уверена, что в Казахстан будет поставляться украинское оборудование. Это может быть только так, а не иначе.

— Но ему цена четыреста пятьдесят миллионов долларов, ты же только что об этом сказала…

— Теоретически да. Но именно так случается в бартерных сделках. Тебе поставляется что-то весьма среднего качества по завышенной цене… Ты же понимаешь, что украинское оборудование — это не БМВ, у него нет тысяч потенциальных клиентов. И тут Урабанк играет роль бюро добрых услуг. Благодаря хорошим отношениям банка с казахскими властями, он поставляет это оборудование на сумму в триста миллионов долларов по значительно меньшей цене, чем официальная в четыреста пятьдесят миллионов!

— А сколько получает Туркменистан?

— Туркменистан получает шиш… А туркменский президент — на свой счет двести миллионов долларов, как мы это увидели на дискете. Вот и последняя деталька пазла. Двести миллионов долларов, пожалуй, слишком, если речь идет об обыкновенных комиссионных. Как следствие перепродажи оборудования это понятно. Урабанк при этом не стоял в стороне… Он принял непосредственное участие…

— Сто, четыреста пятьдесят, триста… Надя, я не могу рассуждать, как ты… У меня нет такой привычки, ведь я работаю не в Счетной палате. Давай повтори мне все снова…

Надя сделала глоток чаю и отодвинула чашку, глядя на Олега с чувством глубокой признательности и теплоты, которой за собой не замечала.

— Это только кажется сложным. На самом деле все крайне просто. — Она взяла листок бумаги, на котором записала:

«1. Туркменистан получает украинское нефтегазовое оборудовние на сумму 450 млн долл. в дополнение к оплате за экспорт газа. Туркменистан не нуждается в этом оборудовании.

2. Урабанк вносит на офшорный счет туркменского президента в Англии 200 млн долл. за что получает право на продажу украинского оборудования.

3. Он продает его Казахстану за 300 млн долл., забирая себе в кассу 100 млн долл. как вознаграждение».

— Ты видишь, это абсолютно классическая схема, по которой в современной России заключается масса сделок… Рабочие завода, производящего сантехнику, могут получить в качестве зарплаты один или несколько унитазов. По более низкой цене. Но то, что здесь оригинально, это международный масштаб. Понимаешь?

— Да. Теперь многое прояснилось для меня. Но в конечном счете то, что ты рассказала, кажется, больше компрометирует туркменов, чем Урабанк.

— Да, если хочешь… Это правда… Странно, но факт.

Надя чуть помолчала, глядя на узор восточного ковра на стене.

— Но чем больше я об этом думаю, тем больше себя спрашиваю, все ли мы ясно представляем в этой операции. Казахстан, по-моему, немного играет роль спонсора. Ведь он же мог напрямую связаться с Туркменистаном. И уж конечно он мог бы получить для себя более выгодные условия.

— Не исключено, что Петя кого-то подмазал и в Казахстане…

— Очень может быть. Ты прав, — продолжала она. — Мне представляется, что именно эта операция важнее, чем все остальное, вместе взятое… Интуиция мне подсказывает.

— Дальнейшие события, я думаю, все прояснят. А у нас в руках несколько козырей. Я не думаю, что те, кто убил Сергея и вашу дачную соседку, что-нибудь знали о существовании этой дискеты. Но они могли предположить, что ты в силах восстановить всю схему туркменских торговых соглашений. Тем более мы не знаем, связаны ли убийства с этим делом или с двумя другими документами, что мы нашли в папках Сергея. Во всяком случае, если нас ещё не выследили, я пока никак не засветился в этом деле. Это нам дает некоторое преимущество во времени.

— Но мы же не знаем, кто стоит за этими убийствами и кто хочет и меня тоже убрать. Что ты хочешь, чтобы я делала? Я не могу больше жить как загнанное животное.

— Я дам тебе совет и прошу тебя мне довериться. Лучшее, что ты можешь сделать, и я знаю, что ты способна это сделать, это продолжать распутывать это дело и жить дальше так, будто ничего не произошло. Это единственный в данный момент способ самозащиты.

— Тебе кажется, что я хочу что-то выяснить еще? Ты думаешь, мне этого хочется?

— Надя, я говорю тебе как специалист, занимавшийся вопросами безопасности. Государственной, конечно, в первую очередь. Но это дает возможность знать кое о чем, что грозит отдельной личности или не грозит. И о том, как себя вести, чтобы не вызывать подозрений. Не говоря уже о желании и необходимости тебя убрать. Будь как можно естественней, будто ничего не произошло.

— Ты знаешь, что я должна в понедельник ехать с Петром в Женеву и Цюрих для встречи с инвесторами… Кошмар! Снова ехать с ним… Боже, как это противно.

— Наоборот. Это прекрасно, что ты едешь. Поезжай!