Ричард Блейд, странник - Джеффри Лорд

Все же он не выдержал и повернул голову. Сестра Ханка и пара десятков молодых женщин из ее отряда сидели на своих плащах, прижавшись к фальшборту нагими спинами. Одни расчесывали волосы, другие неторопливо ужинали, прихлебывая разбавленное вино из резных деревянных чаш. Отдыхающие валькирии, мелькнуло в голове Блейда, когда он поймал взгляд Дионы. В царившем на палубе полумраке ее зрачки казались бездонными и манящими; поток густых волос падал на обнаженные груди, сквозь их невесомую пелену просвечивали темные острые соски. Диона чуть заметно улыбнулась, и странник отвел глаза.

Он уже многое знал об этой девушке — вернее, молодой женщине, успевшей познать мужскую любовь. Ей было лет двадцать пять или двадцать шесть, и два года, с семнадцати до девятнадцати, она принадлежала рирдотскому воину, другу Ханка и своему законному супругу. Она даже родила ему сына, и, вероятно, молодая чета была вполне счастлива в собственном уютном домике в небольшом поселке рода Киттала, что притулился на гранитных утесах неподалеку от Рирдо. Но в один черный день счастье кончилось — когда две тысячи карваров, поднявшись на своих пузырях к рирдотским скалам, разорили несколько деревень, вырезав и людей, и скотину. Тот набег был особенно жестоким: помощь из города запоздала, пришельцы же не щадили никого и не взяли в плен ни единого человека. Всех убитых, четыре или пять сотен, отправили на дно Римпады вместе с овцами и козами, и лишь дюжине человек удалось скрыться в развалинах или подвалах. Дионе посчастливилось; ее мужу и маленькому сыну — нет.

На память о том дне у нее остались шрам над левой ключицей да дикая, нерассуждающая ненависть к карварам. Она ушла к брату, в Арколу Байя, и скиталась с этим наемным воинством по просторам Таргала уже несколько лет. Стреляла Диона великолепно; да и секирой владела не хуже многих мужчин.

Пару дней назад странник захотел поглядеть на ее самострел. Арбалет оказался настоящим произведением искусства: полированное ложе темного дерева, двухфутовый стальной лук, ворот, которым натягивали тетиву, спусковой крючок и прорезь прицела — почти как у земного карабина. Грозное оружие, сделанное настоящим мастером, но, как показалось Блейду, тяжеловатое для женских рук. Диона, однако, обращалась с ним с завидной сноровкой. Этот смертоубийственный агрегат метал футовые металлические болты толщиной в палец, пробивавшие и кольчугу, и пластинчатые костяные доспехи карваров. На ложе его было десятка четыре зарубок; последние — совсем свежие.

Задумавшись, Блейд не заметил, как сияющая грива Коня поднялась над горизонтом; прихотливо извивавшиеся пряди сначала ослепили странника, а потом, хлынув сверху золотистым водопадом, стали щекотать его лицо. Он вздрогнул от неожиданности и поднял взгляд: над ним склонялась Диона.

— Ты думаешь? Мечтаешь? О чем? О женщине, оставшейся в твоей далекой стране?

Блейд, приподнявшись на локте, покачал головой.

— Нет, девочка. Я размышлял о том, что эти звездные лучи, — он вытянул руку к сияющему облаку, — напоминают твои волосы.

Она улыбнулась, запахнув на груди плащ, и придвинулась ближе.

— Наверно, ты многим девушкам говорил такие слова?

— Многим. Но они далеко, а ты — здесь.

Ладонь Дионы легла на его плечо; она была сильной, изящной формы, с длинными пальцами.

— Это так важно?

— Что именно?

— Ну, то, что я здесь, а они — далеко?

— Дале очи, дале сердце, — пробормотал Блейд. Одна его рука накрыла пальцы девушки, другая скользнула под накидку; ее грудь была твердой и прохладной, с напряженным соском.

— Нет! — Она вздрогнула, и странник поспешно убрал дерзкую руку.

— Боишься брата?

Диона чуть повела плечами.

— Почему же? Я — свободная женщина… и сплю, с кем хочу.

Рука Блейда снова двинулась вперед, проникла под плащ и легла на ее бедро.

— Но только не здесь, милый, — поспешно сказала девушка. — Слишком много людей… На корабле не принято делать такие вещи.

— Да, я понимаю. Если можно одному, почему же нельзя и другому, так?

— Так. У всех моих девушек есть приятели, но они ждут… ждут, когда окончится дорога и «Орни» встанет за воротами Сарпаты к причалам. И тогда… — она смолкла.

— Тогда?..

— Тогда посмотрим! — ее негромкий смех прозвенел хрустальным колокольчиком.

Блейд сел и обнял девушку за талию — очень скромно, стараясь превозмочь возбуждение.

— Ну, если нельзя говорить о любви, побеседуем о войне, — заметил он.

— О войне… — протянула Диона, скорчив недовольную гримаску. — Не слишком интересная тема.

— Почему же? Наверно, ты можешь понять, что войны редко начинаются из-за одной страсти к кровопролитию. Нужны основания посерьезней! Вот я и пытаюсь разобраться…

Вздохнув, девушка положила головку ему на плечо.

— Ты странный, Блейд. Ты воин, но говоришь так, как мудрец Ирнот… Такие дела лучше обсуждать с ним или с нашим джанджаратом. Для меня война начинается на спусковом крючке моего арбалета… а кончается между глаз этих тварей… там, куда я посылаю стрелу.

— И все же, — Блейд погладил ее мягкие шелковистые локоны, — все же — что людям надо от карваров?

— Ничего. Мы не наступаем, мы обороняемся. Нам, бойцам Арколы, война приносит хлеб и вино, мясо и серебро, но всем остальным — только горе и муки.

— Тогда я спрошу иначе: что карварам нужно от людей?

— О! Слишком многое! Наша плоть и наши руки!

— Они нуждаются в рабах?

— Конечно. Там, в Римпаде, нельзя разжечь огонь, нельзя плавить железо и медь, нельзя ковать оружие. Кто же займется всем этим, если не люди? Подневольные люди?

— Значит, карвары не любят трудиться?

— Правильнее сказать — не могут. Они выходят в наш мир на короткое время, достаточное для набега, но работа — не война. За один день можно разрушить город, но строить его надо целый год, верно?

— Верно… — Блейд хмыкнул. — Твой брат сказал мне, что карвары могут жить в Раннаре четвертую часть дня. А что грозит тем, кто задержится дольше?

Он с интересом ждал ответа, но разговор уже наскучил Дионе, и она, взъерошив волосы странника, заявила:

— Может быть, все-таки лучше поговорим о любви? Скажи мне, сколько женщин живет в твоем доме? Там, на изнанке мира, где находится твой Бредонн?

Ирнот-акриец, скальд, лекарь и, по совместительству, казначей Арколы, поведал страннику легенду о сотворении Таргала.

Некогда в пространстве, бесконечном и безмерном, все было перемешано: твердое, жидкое и газообразное, вода и земля, жидкий и густой воздух, живое и неживое. Каждая частица несла в себе зародыши существования и гибели, слитые вместе и нерасторжимые, как олово и медь в бронзе; каждая являла сплав живого и мертвого, связанного друг с другом изначально, от предела времен. Живое не осознавало себя живым, оплетенное и пронизанное паутиной мертвого; все оставалось погруженным в Великое Забвение…

Ирнот говорил, аккомпанируя своим речам ударами в маленький барабан. Их ритм подчеркивал фразы — то рубленые, короткие, отрывистые, то текучие, плавные; иногда скальд начинал петь негромким приятным голосом. Он сидел у мачты, скрестив ноги и опираясь на нее спиной, прикрыв колени полами мантии. Вокруг столпилось десятка три воинов и мореходов; вероятно, они слышали это сказание не один десяток раз, но никто не прерывал певца. Блейд заметил, что головы у всех были обнажены — даже капитан Ронтар снял свою шляпу с задорно торчавшим пером….

Шло время, тянулись миллионолетия, которых некому было измерить и сосчитать. Живое постепенно становилось все более живым, мертвое — все более мертвым; связь их делалась все более зыбкой, неощутимой. Наконец жизнь осознала себя, воспрянула, сбросила узы забвения, и на свет явились боги. Каждая частица смеси, заполнявшей пространство, породила своего демиурга, и было их неисчислимое множество. Они парили среди мертвой материи, изучая устройство мира, породившего их, и мир этот им очень не нравился. Он был слишком скучным, однообразным, монотонным и серым — туман, в котором перемешаны все цвета, все вещества.

И тогда — Ирнот извлек из барабана серию громовых ударов — боги приняли великое решение: навести порядок во вселенной. У них под руками имелся подходящий материал — та самая серая субстанция; надо было лишь правильно рассортировать ее, сложив камни к камням, капли к каплям, воздух к воздуху, пустоту к пустоте. Долгие тысячелетия боги занимались этой тяжелой работой, нескончаемой и нудной; однако у них хватило и времени, и сил, чтобы завершить свой титанический труд. Ведь богов было много, куда больше, чем людей и карваров, и им не требовалось ни еда, ни питье, ни сон. Не заботились они и о воспроизводстве потомства: боги — бесполы и вечны, физическая любовь чужда им.