Человек в витрине - Хьелль Даль

— Время смерти?

Сквенке обернулся.

— Гунарстранна, смерть — это процесс. Жизнь — не цифровой механизм, который прекращает работать за секунду.

— Но ведь ты наверняка можешь хотя бы предположить, когда…

— Иногда мозг умирает, а в стенке желудка и в белых кровяных тельцах продолжается жизнь, — перебил его Сквенке.

— Скажи хотя бы приблизительно, когда его ударили и он упал на пол, — невозмутимо попросил инспектор.

— Для этого надо выяснить, какова была температура его тела, когда наши сотрудники приехали на место происшествия, и сравнить ее с температурой воздуха у окна. Затем нам нужно будет изучить содержимое желудка, выяснить, когда он ел в последний раз и из чего состояла его трапеза. Трудность в том, что помещение, в котором находился покойный, насквозь промерзло. Если температура мозга такая же, как и воздуха в помещении, измерения нам не очень помогут. Кроме того, трупное окоченение еще не прошло. Насколько я понял, вашим криминалистам пришлось изрядно повозиться с его конечностями, когда его вытаскивали из витрины. Можешь сказать, что он ел перед смертью?

— Стейк из оленины, — ответил Гунарстранна. — Вчера вечером, между половиной восьмого и десятью.

Сквенке, изучавший желудок мертвеца, поднял голову и кивнул:

— Совершенно верно, он ел стейк из оленины под соусом из лисичек. И запивал еду красным вином. По-моему, вино было испанское… риоха нового урожая. — Заметив, как изменился в лице Фрёлик, Сквенке ухмыльнулся. — Да я шучу! — Посерьезнев, он задумчиво сказал: — Повторяю, неизвестно, сколько градусов было в помещении, где его нашли. Неизвестность затрудняет нам жизнь.

Глава 11

HELTER SKELTER [4]

После вскрытия они молча поехали в полицейское управление на Грёнланд и отправились к себе в кабинет. Фрёлик включил компьютер и стал составлять отчет. Гунарстранна переписал загадочную надпись на груди мертвеца на листок, потом встал и налил себе остатки кофе из термоса. Кофе успел остыть. Гунарстранна поморщился, подошел к раковине и вылил холодную жидкость. Затем посмотрелся в зеркало и состроил недовольную гримасу.

— Иногда меня ужасно раздражают собственные зубы, — признался он. — Отчетливо видны коронки. И чем старше становишься, тем они заметнее. Если я доживу до семидесяти, наверное, буду похож на огромную челюсть, к которой кто-то прикрепил тело.

Фрёлик выпрямился и сказал:

— Ну-ка, дай взглянуть.

Гунарстранна повернулся к нему и растянул губы; Фрёлик сделал вид, что вздрогнул от удивления.

— Ты в самом деле похож на челюсть с подвешенным телом, — кивнул он, но, заметив, какой свирепый взгляд бросил на него Гунарстранна, поспешил откреститься: — Да я пошутил!

Гунарстранна вернулся за стол и взял листок с написанным на нем шифром.

— Может, номер дороги? — предположил Фрёлик. — Какие у нас дороги начинаются с буквы «И»?

— Не обязательно с «И». Возможно, это половинка «Ш». А насчет букв… Например, в Англии федеральные трассы начинаются с «А»: А-один, А-два…

— Но «А» — не «Ш».

— Да, но должны ведь быть какие-нибудь второстепенные дороги, которые начинаются с буквы «Ш», как есть дороги, которые начинаются с «А» или «Э». Например, «Эуропавейен».

— Здесь «И», — парировал Гунарстранна. — А вовсе не «А» и не «Ш». Здесь написано: «И — сто девяносто пять». Если тебе кажется, что это номер дороги, выясни, существуют ли в природе магистрали, которые начинаются с букв «И» или «Ш». По-моему, все возможно. Вот только в Осло таких дорог нет, как и во всей Норвегии, а наши с тобой полномочия за пределами Осло заканчиваются.

— А может, так называются духи? — не сдавался Фрёлик. — Например, я точно знаю, есть духи, которые называются «Сорок семь одиннадцать».

Гунарстранна поднял листок бумаги повыше и ткнул в цифры указательным пальцем.

— Здесь разве написано «сорок семь одиннадцать»? — спросил он угрожающе вкрадчивым голосом.

— Нет, — нехотя ответил Фрёлик. — Но нам, если мы хотим в конце концов понять, что означает надпись, надо придумать несколько версий. Это называется «мозговой штурм». Ты предлагаешь версию, одно цепляется за другое…

— Ах вот как?

— Надпись может обозначать что угодно: торговую марку, сокращение, код…

— Да, действительно.

— А может быть, это просто обманка, — продолжал Фрёлик. — Набор ничего не значащих цифр и букв, призванный сбить нас с толку.

Гунарстранна с сомнением покачал головой:

— Убийца заколол старика штыком, терпеливо сидел с ним рядом в выстуженной комнате с огромной витриной, выходящей на улицу, дождался, пока жертва наконец умрет, раздел ее, написал что-то на теле, чтобы сбить нас с толку, а потом зачем-то втащил труп на витрину и усадил в кресло! Нет, все не просто так. Убийца, скорее всего, что-то хотел нам сказать… — Гунарстранна несколько минут пристально смотрел на Фрёлика, а затем продолжил: — Ты только представь, какому риску он себя подверг. Витрина, надпись… И потом, по словам Сквенке, убийца должен был весь перепачкаться кровью. Если он собирался сбить нас со следа, все можно было сделать по-другому, гораздо проще.

— Как, например?

— Вспомни хотя бы Чарлза Мэнсона. Это ведь он написал кровью слова «Helter Skelter» на стене квартиры, которая принадлежала этой… как ее…

Несколько секунд Фрёлик как зачарованный слушал, как Гунарстранна стучит пальцем по столу, пытаясь вспомнить фамилию. Наконец вспомнил:

— Шерон Тейт, жене режиссера Романа Полански!

— Ну да, что-то вроде.

Гунарстранна встал и начал расхаживать туда-сюда.

— Убийца мог нарисовать череп на старом гербе, помочиться на труп… У него была масса возможностей!

— Жена, — негромко сказал Фрёлик.

— Что?

— Жена живет в том же подъезде, в квартире на втором этаже. Она вполне могла успеть подняться к себе, принять душ, постирать одежду. А нам она пудрит мозги, что якобы не спала всю ночь…

— Она почти на тридцать лет моложе старика, — заметил Гунарстранна. — Скорее всего, она ему изменяет.

— По-твоему, у нее есть любовник?

Вместо ответа, Гунарстранна задумчиво продолжал:

— Непонятно, зачем она среди ночи звонила Карстену Есперсену. Если мужа убила она, то его сыну звонила по двум причинам: чтобы подтвердить историю со взломом и обеспечить себе своего рода алиби.

— Она у нас единственная подозреваемая? — уточнил Фрёлик.

— Других пока нет. Вот бы выяснить, с кем у нее интрижка…

— Если любовник существует, — с улыбкой возразил Фрёлик.

— Он существует. Точно тебе говорю.

— Откуда ты знаешь?

— Да это видно невооруженным глазом.

— Невооруженным глазом? Да ведь ей уже за пятьдесят!

— Хочешь сказать, что отказываешь в сексуальной жизни тем, кому за пятьдесят?

Фрёлик понял, что ступил на тонкий лед.

— Да нет, я вовсе не в том смысле…

— Ну да, конечно! — язвительно ответил Гунарстранна.

— Я хотел сказать, что… — Фрёлик замолчал и посмотрел на начальника, который стоял с невозмутимым выражением на лице.

— Что ты хотел сказать?

— Брось, перестань! — не выдержал Фрёлик, нервы которого и так были на пределе. — В конце концов, все сводится к гормонам! «Ты всегда так много работаешь, милый…» А потом измены… Такие дела хороши для тридцатилетних, разве нет?

— «Ты всегда так много работаешь, милый»? — нахмурился Гунарстранна. — Неужели я наконец-то выяснил, почему ты все не женишься?

— Брось, — поморщился Фрёлик.

— Да пойми же, стоило мне увидеть вдову, как я сразу подумал: у нее наверняка есть любовник. Интересно, почему тебе не пришла в голову такая же мысль?

— Понятия не имею… — протянул Фрёлик. — Она показалась мне немного… ну, не знаю… она производит впечатление утонченной.

— Утонченной?

— Да, — кивнул Фрёлик. — Утонченной и милой.

— Фрёлик, неужели ты в самом деле думаешь, будто восьмидесятилетний старик еще…

— Ты хочешь сказать, что отказываешь в сексуальной жизни тем, кому за семьдесят? — парировал Фрёлик.

— Спорим на сто крон… — заявил Гунарстранна, явно обиженный покровительственным тоном своего заместителя. — Хотя… нет. — Он помотал головой. — Лучше не так. Спорить я не буду. Я лично подарю тебе сто крон, если еще до конца следствия не выяснится, что у нашей вдовы имеется родственная душа.