24 часа - Грег Айлс

Схватив куклу, девочка прижала ее к груди.

– Мне страшно.

– Мне тоже, – сочувственно кивнул Хьюи.

– Правда? – недоверчиво спросила малышка.

Великан кивнул, и в его глазах заблестели слезы.

Нервно сглотнув, Эбби пожала мизинец Хьюи, словно пытаясь его успокоить.

В шестидесяти пяти километрах к юго-востоку от лачуги Джо Хики вывел «форд-экспедишн» на федеральное шоссе номер 55. Рядом с ним сидела Карен с сумкой-холодильником на коленях. Опустив руку в карман, Хики вытащил длинный шелковый шарф, который стянул из прачечной Дженнингсов.

– Завяжи глаза.

Женщина безропотно повиновалась.

– Мы уже близко?

– Меньше часа ехать. Вопросов больше не задавай, не то передумаю насчет инсулина.

– Вообще не буду разговаривать.

– Нет уж, разговаривай! – возразил Хики. – Мне нравится твой голос: в нем что-то есть, гордость или достоинство…

Если бы не шелковый шарф, в глазах его пленницы отразилось бы изумление.

В самом сердце Джексона, на окраине элитного жилого комплекса, белокаменный особняк с колоннами сверкал в лучах подсветки, установленной в ветвях величественных дубов. Перед домом на круговой подъездной аллее застыл желтый «дюзенберг» 1932 года – последнее напоминание о некогда роскошной коллекции старых машин, которую ее хозяин распродавал большую часть прошлого года.

В столовой за широким обеденным столом сидел доктор Джеймс Макдилл, хозяин особняка и «дюзенберга», вместе с женой Маргарет. Боль и тревога читались в глазах доктора: за последние двенадцать месяцев его супруга похудела на девять килограммов, и это при том, что и раньше весила не больше шестидесяти. Доктор сам был не в лучшей форме, но после долгих сомнений и колебаний наконец решил поднять больную тему. Чем ближе конференция, тем крепче становилась его решимость. Каждый божий день Макдилла терзали страшные воспоминания, особенно одна фраза, походя оброненная похитителями.

– Маргарет, – отложив вилку, решительно начал он, – знаю, тебе больно об этом говорить, но молчать больше невозможно.

Серебряная ложечка застучала по тонкому фарфоровому блюдцу.

– Почему? – спросила супруга голосом, который мог разрезать оконное стекло не хуже алмаза. – Почему не можешь молчать?

Макдилл вздохнул. Известный кардиохирург, он ни перед одной операцией не волновался так, как перед разговором с женой.

– Может, из-за того, что все случилось ровно год назад. Может, из-за того, что они нам сказали. Сегодня утром в операционной я только об этом и думал. Те события изменили нашу жизнь, отравили ее страшным ядом.

– Не нашу, а твою, только твою!

– Боже, Маргарет! Сегодня в Билокси началась конференция, а мы на ней не присутствуем по одной-единственной причине: события прошлого года до сих пор над нами тяготеют.

– Так ты жалеешь, что не поехал?! – не веря своим ушам, воскликнула она. – Боже мой! Боже мой…

– Нет, тут другое! Мы еще в прошлом году должны были пойти в полицию. Девушка сказала: это далеко не первый случай, и я ей верю. Они и других врачей терроризировали, воспользовались конференцией и тем, что мы оказались врозь… Маргарет, а если это происходит снова? Прямо сейчас?

– Прекрати! – придушенно зашептала она. – Забыл, что они сказали? Они убьют Питера! Ты хочешь пойти в полицию? Через год после похищения? Не понимаешь, что за этим последует? Как можно быть таким наивным?

Макдилл положил руки на стол.

– Придется. Нельзя допустить, чтобы другая семья пережила тот же кошмар, что и мы.

– "Мы"? С тобой-то что случилось? Со шлюхой в шикарном люксе просидел! Ты хоть о ком-нибудь, кроме себя, думаешь? Питер через такое прошел…

– Конечно, я думаю о Питере! Просто не хочу, чтобы из-за нашей трусости страдал другой ребенок.

Обхватив себя руками, Маргарет стала раскачиваться на стуле, как шизофреники, которых Макдилл видел в медицинской школе во время практики.

– Если бы только ты не оставил нас одних, – пробормотала она. – Одни-одинешеньки… Маргарет и Питер… совершенно беззащитные.

Чувствуя себя виноватым, доктор поморщился:

– Дорогая, пожалуйста…

– Какая, к черту, медицинская конференция! – презрительно сощурилась Маргарет. – Ты на автосалон сорвался!

– Дорогая… – Джеймс не договорил, потому что в столовой появился их одиннадцатилетний сын Питер, худой бледный мальчик с беспокойно бегающими глазами.

– В чем дело? – робко спросил он. – Что вы кричите?

– Небольшое недоразумение, сынок. Мы с мамой говорили о проблемах с налогами, и я вспылил. Устал, утром сложная операция была. Так что не волнуйся… Когда уезжаешь к Джимми?

– Его папа с минуты на минуту подъедет.

– Милый, ты точно хочешь пойти к Джимми с ночевкой? – пригубив вино, спросила Маргарет.

– Ну да… Если ты разрешаешь.

– Мне нравится, когда мой малыш спит со мной под одной крышей, – заворковала мать.

– Ерунда! – воскликнул Макдилл. – Езжай развлекаться, сынок, а то всю неделю над учебниками просидел.

За окном просигналила машина.

– Наверное, это Джимми, – неуверенно проговорил Питер.

– Давай беги. Утром увидимся.

Мальчик наклонился поцеловать маму, а та, прижав его к груди, свирепо взглянула на супруга.

– Если что понадобится, мы тут же приедем, – пообещала она. – Просто позвони, и мы уже тут как тут, в любое время суток!

Макдилл уныло посмотрел на тарелку. Есть совершенно расхотелось.

То и дело подскакивая, «форд-экспедишн» несся по ухабистой дороге. Хики будто прирос к рулю, а Карен, схватившись за ручку дверцы, сжимала ногами сумку-холодильник. Только бы Джо не разбил машину, прежде чем они доберутся до Эбби! Перед последним поворотом мучитель позволил развязать глаза, но разницы пленница не чувствовала. Фары дальнего света Хики включать отказался, так что одному Богу известно, как он пробирается по глухому лесу. Где бы ни находилось это место, Джо наверняка провел там немало времени.

– Хьюи будет ждать у дороги, – начал инструктаж он. – Мы с тобой выйдем и захватим сумку. Никаких сцен и истерик, поняла? Просто обнимешь малышку, чтобы побыстрее успокоилась. Проверишь сахар, сделаешь укол, потом оближешь ее еще раз, и мы уедем.

– Поняла…

– Очень на это надеюсь. Поняв, что ты уезжаешь без нее, девчонка начнет орать, но тут уж придется потерпеть. Совсем как в первый день в школе! Хьюи сказал, что вы с мужем наняли его нянькой, так что давай не подведи! Мол, ничего страшного, мы все друзья, и завтра утром ты ее заберешь. Если сорвешься… Если сорвешься, придется мучить тебя у нее на глазах. Представляешь, какие кошмары будут потом сниться!

Сверкнувшие из темноты фары на секунду ослепили Карен. Она закрыла лицо руками, а Хики остановил машину, дважды мигнул фарами и, оставив их включенными, создал тоннель яркого света, который тут же встретился с тусклыми огнями другой машины.

– Выходи, – велел Джо, заглушив мотор, – и вещи бери!

Подхватив сумку, Карен выбралась из «форда» и встала перед капотом.

– Пошли! – приказал Хики, схватив ее за руку.

В тоннелях яркого света клубилась ночная мгла, и, двигаясь по ним вместе с Джо, Карен чувствовала, как руки и лицо становятся влажными. Она тщетно пыталась разглядеть в темноте Эбби, когда фары второй машины загородила огромная фигура. До нее было метров тридцать, но даже на таком расстоянии она казалась исполинской. Карен так и застыла на месте, однако Хики нетерпеливо дернул ее за руку.

Внезапно ночную мглу прорезал жалобный крик:

– Мама! Мама!

Женщина метнулась во тьму, упала, споткнувшись о корень, снова поднялась, а потом рухнула на колени и обняла маленькую тень, которая появилась из-за исполина.

– Я здесь, милая! – прошептала она и, сдерживая слезы, крепко прижала к себе дочку. – Мама с тобой, солнышко!

Эбби плакала, кричала и визжала одновременно. Она хотела что-то сказать, но при каждой попытке грудь судорожно вздымалась, а с бледных губ слетало одно и то же:

– Что… что… что…

Карен целовала ее щеки, нос, лоб, волосы… Девочка едва не задыхалась, по лицу текли слезы вперемешку с соплями, в зеленых глазах – неприкрытый ужас.

– Все в порядке, милая. Не спеши. Мама с тобой, мама тебя слушает.

– За-за-зачем ты меня здесь оставила? Зачем, мама?

"Нужно говорить спокойно. Ни в коем случае нельзя показывать страх и слабость!"

– Детка, так получилось. У нас с папой важная встреча, о которой мы чуть не забыли. Она только для взрослых, но продлится совсем недолго, до завтрашнего утра.

– Ты что, опять уедешь? – Смятение малышки причиняло почти физическую боль. В детстве она сама нередко чувствовала себя всеми брошенной, но смотреть, как страдает дочь, просто невыносимо.