Александр Васильевич Суворов. Его жизнь и военная деятельность - Матвей Песковский

– Матушка, я – прописной!..

– Как это? – спросила Екатерина.

– Меня нигде не поместили с прочими генералами и ни одного капральства не дали в команду.

Екатерина сразу поняла, что это – проделка Потемкина. Высоко ценя военные достоинства Суворова, императрица сама назначила его в армию Румянцева. Получив назначение 25 апреля, Суворов немедленно отправился к месту нового своего служения и вступил в командование дивизией, расположенной между Прутом и Серетом. Тут произошла перемена в начальствовании. По проискам Потемкина, ему, совместно с екатеринославскою армией, было предоставлено командование также и малороссийской, бывшей под начальством графа Румянцева, который остался не у дел.

Вскоре после прибытия Суворова на театр войны стало известно, что турецкий корпус под начальством Османа-паши предпринял наступление на Фокшаны, чтобы разбить сначала австрийцев (объявивших войну Турции еще в 1788 году, но почти ничего не сделавших в течение года), а потом – наброситься на русских. Командовавший левой частью австрийской армии принц Кобургский обратился к Суворову как ближайшему русскому военачальнику с настойчивой просьбой о подкреплении. Суворов ответил, что выступает немедленно (16 июля), и действительно почти через сутки русские войска были уже на новом месте, пройдя 50 верст (в 28 часов) по невообразимо дурной дороге. Эта быстрота изумила принца и австрийские войска. Но еще более был изумлен Кобургский, когда наступило время совещания о плане действия (18 июля). Три раза просил он у Суворова свидания и каждый раз получал отказ под разными предлогами. Кобургский был поражен этим и не знал, чем объяснить. Наконец в 11 часу вечера он получил от Суворова записку на французском языке следующего содержания:

“Войска выступают в 2 часа ночи, тремя колоннами; среднюю составляют русские. Неприятеля атаковать всеми силами, не занимаясь мелкими поисками вправо и влево, чтобы на заре прибыть к реке Прутке, которую и перейти, продолжая атаку. Говорят, что турок перед нами тысяч пятьдесят, а другие пятьдесят – дальше; жаль, что они не все вместе, лучше бы было покончить с ними разом”.

Кобург колебался в принятии этого к исполнению; но боевая репутация Суворова заставила уступить. Потом само собою разъяснилось, что Суворову не о чем было советоваться с Кобургским, так как он имел уже совершенно готовый план, оказавшийся в исполнении блистательным.

Те самые австрийцы, громадные армии которых турки победоносно разносили не далее, как в 1788 году, теперь, под указанием и руководством Суворова, сражались стойко, мужественно, победоносно. Вследствие дружного действия союзной армии (7 тысяч русских и 18 тысяч австрийцев), 10-часовой бой при Фокшанах имел самые печальные последствия для громадной турецкой армии, понесшей жестокое поражение. После боя Суворов и Кобургский, вовсе не видавшиеся раньше, съехались, сошли с лошадей, обнялись и крепко расцеловались. Примеру их последовала свита. Затем радушные взаимные поздравления и пожелания слышались при каждой встрече русских и австрийцев. Победа при Фокшанах произвела сильное впечатление при обоих дворах. Екатерина даже заплакала от удовольствия. Суворов был награжден бриллиантовым крестом и звездою к ордену Андрея Первозванного. От австрийского же императора он получил богатую табакерку с бриллиантовым шифром, при очень любезном рескрипте. И после фокшанской победы Суворов по обыкновению взывал о наступательных действиях. Вот что, например, писал он об этом в официальном порядке:

“Отвечаю за успех, если меры будут наступательные; оборонительные же – визирь придет. На что колоть тупым концом вместо острого?”

Оказалось даже, что руководители дела, Потемкин и Репнин, имели совершенно превратные понятия о движении армии великого визиря. Суворов же на свой страх и риск передвинул войска так, что они заняли среднее положение между Галацем и Фокшанами. Это оказалось вполне соответствующим движению великого визиря, который, собрав огромное количество войска, перешел Дунай у Браилова и двинулся к Рымнику.

Принц Кобургский был в ужасе от этого движения, так как великий визирь шел прямо на него. Он вторично взмолился к Суворову о помощи (6 сентября), – и Суворов опять-таки своевременно пришел на помощь (10 сентября). Совсем упавшие было духом австрийцы с восторгом встретили русских, как своих избавителей. И в Рымнике, как и в Фокшанах, наступательный переход был сделан в ночную пору, неожиданно для неприятеля. Неприятель был расположен в четырех укрепленных лагерях, занимавших сильные, выгодные позиции. Численность неприятельской армии (около 115 тысяч человек) более чем в четыре раза превосходила совокупность союзных войск (около 25 тысяч человек).

Бой начался с восходом солнца 11 сентября и упорно продолжался весь день, хотя победу можно было считать уже обеспеченной в 4 часа пополудни. Во время сражения великий визирь находился все время при деле. Страдая изнурительной лихорадкой, он разъезжал в коляске. Но когда бой разгорелся и начал принимать неблагоприятный оборот, визирь в сильном нервном возбуждении сел на коня. Он употреблял все усилия, чтобы собрать войска и направить их в бой, убеждал их священными для мусульман именами, поднимал и показывал Коран, даже прибег к силе, приказав артиллерии стрелять по беглецам. Было сделано 10 выстрелов, – и никакого результата, убедившись в безнадежном нравственном потрясении своих войск, визирь поспешно уехал.

Победа при Рымнике – одно из самых замечательных проявлений суворовского военного дарования во всем его объеме. Это – образцовейший и блестящий пример победы не числом, а духом армии. Это было так ясно, что войска Кобургского не могли даже скрыть своего изумления и восторга от смелости и верности наступательного принципа Суворова, дав ему симпатичную кличку: “генерал вперед”. И в глаза, и за глаза австрийцы с восхищением утверждали, что “русские войска непобедимы”, что “перед ними все должно пасть”.

Суворов придавал рымникской победе особенное значение и характерно оттенил перед всеми войсками выдающееся ее значение в качественном отношении. Он ознаменовал эту победу совершенно своеобразным торжеством. Войска были собраны на поле сражения для слушания молебна в одно большое каре, причем каждый воин, по приказанию Суворова, имел при себе зеленую ветвь. По окончании молебна Суворов сказал войскам речь о значении победы, чести, славы и лавров, приказав каждому из бывших в строе увенчать себя победной ветвью.

Потери турок 11 сентября простираются до 15 тысяч убитыми. Взято 108 знамен, 80 орудий, целые стада скота, несколько тысяч повозок с разного рода имуществом. Вообще добыча громадная, из четырех неприятельских лагерей, из которых один – собственно визиря, с его богатейшей ставкой, убранной золотой и серебряной парчой. В ответ на донесение Суворова о победе Потемкин писал ему: