Шалости аристократов - Пэлем Вудхауз

У меня возникло такое ощущение, что меня все бросили. Мне стало так тоскливо и одиноко, что я не выдержал и постучал в дверь к Дживзу. Я редко так поступаю, но сейчас я решил, что мне необходима поддержка и Дживзу следует подбодрить своего молодого господина, даже если это нарушит его сладкий сон.

Дживз вышел ко мне в длинном коричневом халате.

— Сэр?

— Прости, что разбудил тебя, Дживз, но у меня куча неприятностей, и я не знаю, как выкрутиться.

— Я не спал, сэр. Перед сном я всегда читаю несколько страниц какой-нибудь познавательной книги.

— Прекрасно! Я имею в виду, если ты только что упражнял свои мозги, тебе легче будет решить всякие сложные проблемы. Дживз, мистер Бассингтон-Бассингтон записался в актёры!

— Вот как, сэр?

— Ах! Тебя не потрясло это известие? Ты просто не знаешь, в чём тут дело! Понимаешь, вся его семья категорически возражает против его выступлений на сцене. Я не оберусь неприятностей, если он станет актёром. И, что самое важное, тётя Агата обвинит меня во всём, что произошло. Ты понимаешь, о чём я говорю?

— Безусловно, сэр.

— Ну, ты можешь придумать какой-нибудь способ, чтобы остановить его?

— Должен признаться, в данный момент нет, сэр.

— Тогда думай, Дживз, думай!

— Я сделаю всё, что в моих силах, сэр. Я могу быть чем-нибудь ещё вам полезен?

— Надеюсь. Если ещё что-нибудь случится, а просто не выдержу. Это всё, Дживз.

— Слушаюсь, сэр.

И он удалился к себе.

ГЛАВА 10. Лифтёру неожиданно везёт

Роль, которую старина Джордж написал для придурка Сирила, умещалась на двух машинописных страницах, но безмозглый тупица, видимо, решил, что будет играть Гамлета, и зубрил её на разные лады с утра до вечера. Мне кажется, первые несколько дней он читал мне текст не менее двух десятков раз. Почему-то он вбил себе в голову, что я отношусь к нему с почтительным восхищением и готов поддержать его во всех начинаниях в любую минуту. Всё время думая о том, что скажет мне тётя Агата, и одновременно выслушивая по ночам излияния Сирила, я превратился в тень самого себя. Дживз продолжал держаться от меня, так сказать, на почтительно-вежливом расстоянии из-за лиловых носков. Такая обстановка кого угодно могла состарить в считанные дни, а о joie de vivre нечего было и думать.

Вскоре пришло письмо от тёти Агаты. Примерно на шести страницах она описывала чувства отца, когда тот узнал, что Сирил собирается стать актёром, и ещё на шести страницах вкратце излагала, что она скажет, подумает и сделает, если я не сберегу Сирила от дурного влияния театральных кругов, пока он находится в Америке. Письмо пришло днём, и, прочитав его, я ещё раз убедился, что послания тёти Агаты нельзя держать в секрете. Я находился в таком состоянии, что, не нажимая на кнопку звонка, бросился на кухню, хрипло призывая Дживза на помощь. Рывком открыв дверь, я неожиданно увидел, что попал на чаепитие. За столом сидели печальный тип, скорее всего камердинер, и мальчик в брюках и курточке.

Печальный камердинер пил виски с содовой, а мальчик уплетал джем.

— Э-э-э, послушай, Дживз, — сказал я. — Прости, что нарушил твой покой, и приятного аппетита, но…

В этот момент мальчик скосил на меня один глаз, и я почувствовал, что мне пронзили грудь. Это был холодный, тяжёлый, обвиняющий во всех смертных грехах взгляд, от которого хочется проверить, правильно ли завязан галстук. Он был довольно полным ребёнком с кучей веснушек на лице, измазанном джемом.

— Привет, привет, привет! — сказал я. — Что? — Ничего другого мне в голову не пришло.

Паренёк посмотрел на меня, как на ненужное пополнение, которое принесла кошка, нагулявшись по крышам. Может, я тайно понравился ему с первого взгляда, но он явно дал мне понять, что был обо мне самого невысокого мнения, которое не могло измениться после нашего знакомства. Видимо, я пользовался у него таким же успехом, как остывшее жаркое.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Меня? О, Вустер, знаете ли.

— Мой папка богаче, чем ты!

И, сказав обо мне всё, что хотел, он вновь уткнулся в джем, не обращая на меня ни малейшего внимания. Я повернулся к Дживзу.

— Послушай, Дживз, ты не мог бы уделить мне минутку? Я хочу кое-что тебе показать.

— Слушаюсь, сэр.

Мы прошли в гостиную.

— Кто твой маленький друг, Дживз?

— Молодой джентльмен, сэр?

— Довольно смелое высказывание, но я тебя понял.

— Надеюсь, я не позволил себе вольность, угостив его чаем, сэр?

— Конечно, нет. Если тебе нравится проводить время подобным образом, я ничего не имею против.

— Я случайно встретил молодого джентльмена вместе с камердинером его отца, которого когда-то близко знал в Лондоне, и поэтому осмелился пригласить их обоих на чай.

— Хватит об этом, Дживз. Лучше прочти письмо.

Он просмотрел его за несколько секунд.

— Весьма неприятно, сэр, — сказал он, как будто я сам этого не знал.

— Так что же делать?

— Возможно, со временем мы найдём ответ, сэр.

— А может, не найдём?

— Всё может быть, сэр.

На этом месте нас прервал звонок в дверь. Дживз мгновенно исчез, и через минуту в гостиной появился Сирил, как всегда весёлый и жизнерадостный.

— Послушайте, Вустер, старый пень, — сказал он. — Мне нужен ваш совет. Я имею в виду свою славную, добрую роль, знаете ли. Во что мне одеться? Я хочу сказать, действие происходит в своего рода отеле, примерно в три часа пополудни. Что мне надеть, как вы думаете?

Я не был расположен обсуждать костюмы, которые надлежит носить джентльменам.

— Посоветуйтесь с Дживзом, — предложил я.

— Что за славная, добрая мысль! Где он?

— Скорее всего на кухне.

— А где ваш славный, добрый звонок? Я нажму на кнопку, да? Нет?

— Действуйте.

Дживз вплыл в комнату.

— О, Дживз, послушай, — бодро произнёс Сирил. — Я хотел перекинуться с тобой парой слов. Понимаешь… Привет, это кто?

Только теперь я заметил, что полный ребёнок просочился в гостиную вслед за Дживзом. Он стоял на пороге, глядя на Сирила так, словно его худшие опасения подтвердились. Наступило молчание. Мальчик впился в Сирила взглядом и примерно через полминуты вынес вердикт:

— Рыбья Морда.

— А? Что? — растерянно спросил Сирил.

Ребёнок, которого, видимо, мама с детства научила говорить правду, пояснил:

— У тебя лицо, как у дохлой рыбины.

Он говорил таким тоном, словно ему было ужасно жалко Сирила, и, должен признаться, я счёл это благородным и великодушным с его стороны. Честно говоря, лично у меня при взгляде на придурка каждый раз возникало чувство, что он сам виноват в том, что таким уродился. Этот мальчик нравился мне всё больше и больше. Прекрасный ребёнок. Очень чётко выражал свои мысли.

Сирилу потребовалось несколько мгновений, чтобы разобраться в ситуации, а затем в нём вскипела кровь Бассингтон-Бассингтонов.

— Прах меня побери! — вскричал он. — Будь я проклят, пропади всё пропадом!

— Я бы не согласился иметь такую харю, — убеждённо заявил мальчик, — даже если б мне предложили миллион долларов. — На мгновение он задумался, потом исправился. — Два миллиона долларов!

Что произошло дальше, я не могу описать с точностью, но следующие несколько минут скучать мне не пришлось. По-моему, Сирил прыгнул на ребёнка, и в воздухе замелькали руки, ноги и прочие части тел. Я неожиданно получил удар в районе третьей пуговицы жилета, после чего свалился на кушетку и перестал воспринимать окружающий мир. Когда я пришёл в себя, Дживз уводил мальчика за руку, а Сирил стоял посреди комнаты и фыркал, как лошадь.

— Кто этот маленький наглый негодяй, Вустер?

— Понятия не имею. Первый раз вижу.

— Я всыпал ему по первое число. Кстати, Вустер, мальчик сказал жутко странную вещь. Представляете, он крикнул, что Дживз пообещал дать ему доллар, если он обзовёт меня… э-э-э… тем, кем обозвал.

Мне это показалось неправдоподобным.

— Зачем Дживзу заниматься подобными глупостями?

— Вот и я так подумал.

— С какой стати?

— Вот именно.

— Я имею в виду, не всё ли Дживзу равно, какое у вас лицо?

— Да, — сказал Сирил, как мне показалось, довольно холодно. — Непонятно. Ну, я пошёл. До свидания.

— Пока-пока!

Примерно через неделю после этого чудного эпизода Джордж Гаффин позвонил мне и пригласил на последнюю репетицию своей комедии «Попроси папу», которая должна была пойти в следующий понедельник в Шенектаде. Последняя репетиция, объяснил мне Джордж, ничем не отличалась от генеральной, но являлась куда более увлекательной, так как все, кому не лень, могли прерывать пьесу в любом месте и делать соответствующие замечания, таким образом давая выход своим чувствам.

Репетиция начиналась в восемь часов утра с просмотра костюмов, поэтому я приехал в десять пятнадцать и не опоздал. Джордж стоял на сцене, разговаривая с каким-то типом в рубашке с короткими рукавами и ещё одним деятелем, кругленьким лысым толстячком в огромных очках. Этого последнего я несколько раз видел с Джорджем в клубе, его звали Блуменфилд, и он был директором театра. Я помахал Джорджу рукой и уселся в заднем ряду, чтобы не оказаться в гуще событий, когда дело дойдёт до драки. Через несколько минут Джордж освободился и присоединился ко мне, а спустя некоторое время занавес опустился. Парень за пианино лихо ударил по клавишам, и занавес вновь поднялся.