Чистильщик - Евгений Щепетнов

Прошла весна, прошло лето. Снова школа и новый сезон чемпионатов. Летом всякая активная жизнь замирает – люди разъезжаются в отпуска, на дачи, солнце плавит асфальт и вытапливает из людских голов остатки разума, если они там вообще были. В жару к рекам, речкам, прудам и озерам съезжаются те, кто хочет убежать из раскаленных каменных джунглей и вдохнуть хоть немного прохладного воздуха, пахнущего тиной, водорослями и дымом мангала, на котором жарят пресловутые шашлыки, так любимые дачниками и туристами.

Летом нет театрального кружка – до сентября, спортзал полупустой, и можно пропускать тренировки – Петрович не сердится, лето ведь, юность! Упустишь – никогда не вернешь.

Ну, я и наверстывал. Где мы только не побывали с «сестренками» – ночевали в палатке, на берегу реки, накрывшись одним одеялом, занимались любовью в воде, прямо на глазах ничего не подозревающих купальщиков. Гуляли по городу, заходя в кафе-мороженое и в кинотеатры – само собой, на последний ряд, и само собой – не без гнусных помыслов. Хотя – что может быть гнусного в молодых ребятах, которым хорошо друг с другом и которые счастливы – молодость, здоровье, свобода! Живи да радуйся!

Однажды «сестренки» напросились ко мне домой, и я как ни отбивался под разными предлогами, так и не смог им отказать.

Почему отбивался? Боялся реакции мамы. Моей прозорливой мамы. Стоит ей догадаться, что я завел себе что-то вроде гарема, и…

А что «и»? А я не знал, что – «и»! В моем представлении мама была совсем уж старой закваски и точно не сторонница исламизации, с их гаремами а-ля «Белое солнце пустыни». В конце концов, мы же не арабы!

Кроме того, за всю свою жизнь я ни разу не видел, чтобы мама с кем-нибудь из мужчин «встречалась». Не приводила в дом, не ходила на свидания. Почему? Я ее никогда об этом не спрашивал. Как-то даже и в голову не приходило. Ну как вот так взять и задать этот вопрос маме: «Мам, а почему у тебя нет мужчины?!» Какое мое дело? Захочет – сама скажет. Или не скажет. И это правильно.

Я шпану не боялся, я смерти не боялся, боль телесная для меня – как для другого – заусенец с ногтя оторвать. Но тут… представлю, как моя мама осматривает девиц своим зорким взглядом следователя, все понимает, и… у меня выскакивает нервный смешок и мурашки бегут по телу.

М-да… Чистильщик хренов! Мамы боится!

В общем – в конце концов девчонки меня все-таки уломали. Сам не знаю, как поддался. Глянули своими здоровенными глазищами, помуслявили пухлыми губками – я и потек, как горячий асфальт. Мол, заскочим на минутку!

Господи, если бы я знал, чем это все закончится! И сейчас смешно – вот же у меня судьба! И откуда, для чего я такой уродился? Зачем вообще на свете живу?

В общем – прямиком с пляжа, да к нам домой. Загорелые, в песке, волосы в стороны – как пакля. В глазах солнечные зайчики, пойманные от зеркальной поверхности воды, а жрать хочется – аж в животе бурчит!

Я брал с собой деньги, но мы все уже проели – мороженое, пирожки, газировка. Вот и договорились, что забежим, чаю попьем – с мамой познакомлю! А потом и поедем к Машке домой. Родаки ее на дачу свалили – как она нам радостно сообщила, – так что дома, кроме кота и попугайчика, никого нет. Устроим свальный грех, посмотрим чушь по папкиному видику, а потом… снова устроим свальный грех! Замечательная программа, о которой может мечтать любой половозрелый гражданин СССР, – так заявила Машка, отличавшаяся прекрасным литературным произношением и любившая ввернуть в разговор что-нибудь эдакое, заумное.

Она вообще была полной противоположностью Таньке, девчонке разбитной и довольно-таки хабалистой. Что их так сдружило, почему они друг за друга готовы были весь мир разорвать – совершенно непонятно. Вернее, я не понимал. Вначале.

Даже семьи у них из разных социальных слоев – у Машки отец ведущий инженер крупного оборонного завода, а у Таньки автослесарь – правда, тоже не бедствующий. И у той, и у другой родители махнули рукой на дочь – учится, не пьянствует, двойки домой не приносит, в милицию не забирают – и слава богу! Других проблем хватает. Семейных. (И у той, и у другой отцы погуливали, то сходились с матерью, то расходились, и этот вечный скандал, вечная борьба за мужика не способствовали контролю за дочерью. К ее, дочери, вящему удовлетворению. Во всех смыслах этого слова!)

Помню, как мама вытаращила глаза, увидев нашу честну́ю компанию. Я, в выцветших джинсах и закапанной соком из беляша безрукавке, и девчонки – русоволосые, коротко постриженные, сероглазые, в коротюсеньких платьях, едва прикрывающих тугие попки, натянутых спереди тугими, совсем уже не девчачьими грудями!

– Привет. Мам, это Таня. А это Маша. Мы вместе в кружке занимаемся! Можно мы у нас чаю попьем?

После слов «в кружке занимаемся» мама чуть дернула бровями, и я понял, что она точно, мгновенно поняла, в каком мы кружке и чем занимаемся. Тут еще сами девчонки выдали – смотрели на меня так, будто я мороженое и прямо сейчас хотят меня полизать! Хоть бы вид сделали, чертовы куклы!

Но все прошло очень хорошо, даже лучше, чем хорошо. Конечно, мама не преминула надо мной подшутить – она тут же загнала девок в ванную – вымывать из волос песок, приводить себя в порядок, а когда мы оказались на кухне вдвоем, ехидно улыбаясь, сказала:

– Черт подери, а почему не трое? Или четверо? А чего – гарем так уж гарем!

А когда я начал, конфузясь, отрицать очевидное, махнула рукой и сказала:

– Заткнись. Не ври матери. Что есть, то есть. Одно скажу – хорошо, что ты от Юльки отделался. Я знаю, кто она такая. Там темная история была – с ее папашей, с матерью Юльки, с самой Юлькой. Ты знал, что она забеременела в седьмом классе, от учителя? То-то же! Учителя закрыли, ей аборт сделали. История была громкая – не для всех громкая, конечно. Но я узнала. Она сказала, что учитель ее изнасиловал. Парня и закрыли, надолго закрыли. Только слухи такие, что она сама его и соблазнила. Понял теперь?

– Мам! – Я был ошеломлен и не находил, что сказать. – Ты почему мне сразу-то не сказала?! Про Юльку? Чего молчала-то?! Ни фига себе!

– Почему молчала? – Мама пожевала губами, посмотрела в окно: – А ты бы как воспринял тогда? Что мама хочет очернить твою девушку, лишь бы от тебя отбить?

– Мам! – Я был неприятно удивлен, обижен. – Неужели ты могла подумать, что я решу, будто ты мне врешь? Что ты нарочно льешь грязь на мою девушку? Что я не поверю тебе?! Ну как ты могла так подумать?!

Мама вдруг как-то обмякла, без сил опустилась на кухонный табурет. Ее лицо посерело, глаза закрылись, и я бросился к ней в испуге:

– Мам, что с тобой?! Мам!

Она вдруг схватила меня за руку, неожиданно сильно притянула к себе, прижалась лбом к предплечью. Посидела секунды три, потом отодвинулась, глядя вдруг заблестевшими глазами, сказала:

– Прости. Больше никогда так не буду. Буду всегда тебе доверять. Господи, как мне повезло с тобой, а? Как повезло! Взрослый совсем стал… мужчина!

Она вдруг хитро улыбнулась, погрозила мне пальцем:

– А предохраняться не забывай, мужчина! Надо тебя к врачу сводить, проверить… а то ты что-то разбушевался! Я вот слышала на днях, звонила подруге – одна девушка заразила весь пионерский лагерь! Представляешь?

– Ма-ам! – Я фыркнул и захохотал, на мой хохот из дверей ванны выглянули «сестренки», а потом появились и целиком, босоногие, с влажными волосами, молодые, красивые, пышущие здоровьем.

– Давайте за стол! – Мама тяжело поднялась, но «сестренки» кинулись к ней, защебетали, усаживая ее на место, и через минуту уже хлопотали по кухне, гоняя меня то за сахаром, то за чашками, то достать чаю. А потом мы все, отдуваясь, пили чай с лимоном – я всегда любил и люблю чай с лимоном. И лучше – зеленый чай.

Болтали обо всем и ни о чем – девчонки хохотали, мама шутила, но я видел, как ее внимательные глаза вроде как невзначай обшаривали наших гостий. Что она скажет после, когда будем наедине? Во что выльется это самое посещение?

Через пару дней, когда мы с ней вдвоем сидели на кухне и я вяло ковырял вилкой творожник, «очень полезный для костей растущего организма», мама вдруг усмехнулась и выдала мне такое, от чего я закашлялся так, что из носа у меня ползли белесые кусочки творога, пополам со сметаной, чаем и соплями.

– Ты знаешь, я тут подумала – а что, в гареме есть своя прелесть! (Кхе-кхе… уыы…) Одна готовит, другая стирает! Опять же – есть о чем поговорить, мужа обсудить! Кстати, девчонки мне понравились. Шустрые такие, как я в юности! Хорошо, что ты с ними, а не с Юлей… Ладно, ладно! Не хмурься! И чего глаза таращишь? Живи, пока живется, пока молодой! Потом некогда будет. Я вот тоже, всю жизнь свою спустила в унитаз – одна только радость мне – это ты! И за что на старости лет мне такое счастье привалило?! Может, все-таки заслужила, а? Да ладно, не улыбайся… правда – счастье. Я тобой горжусь. Сильный, красивый, добрый, и… девушки тебя любят! А значит, без внуков меня не оставишь! Хочу понянчить, прежде чем умру.